Дмитрий Волчек: В начале мая, в выпуске радиожурнала, посвященном столетию со дня рождения Юрия Домбровского, прозвучал отрывок из отзыва Георгия Адамовича о романе Домбровского “Хранитель древностей”. Эта рецензия была опубликована в парижской газете «Русская мысль» в 1967 году и с тех пор не переиздавалась. Отыскать ее мне помог литературовед Олег Коростелев – составитель собрания сочинений Адамовича, которое выходит в издательстве “Алетейя”. Я воспользовался случаем, чтобы расспросить Олега Коростелева о его работе с архивом замечательного русского поэта, критика и, кстати, бывшего сотрудника Радио Свобода.
Олег Анатольевич, здравствуйте. Собрание сочинений Адамовича - это сложнейшая работа, он жил во многих странах, публиковался в малотиражных изданиях, многое, наверное, существует только на пленках, в радиоархиве. Расскажите, пожалуйста, каков план собрания сочинений Адамовича, сколько томов запланировано, как группируются материалы, много ли будет неопубликованного?




Олег Коростелев: В собрании сочинений Адамовича пока что вышло семь книг, а сколько будет всего, загадывать трудно; может быть, на этом дело и остановится, все зависит от издателей. К сожалению, если раньше у нас с собраниями сочинений все решалось на уровне Совета министров, то теперь ни Совета министров в том составе нет, ни твердых планов строить невозможно. Пока что вышло семь томиков.
Материалы группируются по жанрово-хронологическому принципу. Издавать Адамовича строго по хронологии невозможно, он одновременно печатал в газетах материалы самых разных жанров, которые требуют разного подхода - одни надо опубликовать целиком, другие выборочно, третьи пока можно и вовсе не трогать. Но Адамович хорошо чувствовал жанр и сам довольно удачно распределил усилия. Переиздания требуют в первую очередь его авторские газетные колонки, которые он в разных изданиях называл по-разному. Первый цикл, составивший ему имя, “Литературные беседы” в парижском “Звене” 1923-1928 годов. Он уже издан двумя книгами в составе собрания. А в “Последних новостях”, куда Адамович перешел после того как “Звено” закрылось, его большие критические статьи чаще всего именовались “Литературные заметки”. В собрании это название получили все книги со статьями из “Последних новостей”. Там даже при тщательном отборе этих статей набирается книг на пять. Пока что вышли две. Это и есть те статьи, которые создали Адамовичу славу первого критика эмиграции, как его назвал Бунин.



Дмитрий Волчек: Адамович ведь сам выбрал статьи для публикации в сборниках. У него есть книги, которые он сам составил: это “Комментарии”, “Одиночество и свобода”. Есть ли среди того, что он не включил в прижизненные сборники, какие-то жемчужины, по-настоящему интересные вещи? Ведь литературные заметки и газетные рецензии - зачастую скоропортящиеся вещи.

Олег Коростелев: Выпустить книгу в эмиграции было исключительно сложно, а книгу критики почти невозможно, издательства прекрасно понимали, что это прямой убыток. Почти никому, даже из самых знаменитых критиков эмиграции, не удалось собрать свои статьи в книгу. Поэтому Адамович просто воспользовался теми возможностями, которые ему были предоставлены. Обе названные вами книги очень невелики по объему, и отбор во многом диктовался именно объемом и издательствами.
“Комментарии” – это книга эссеистики. В нее Адамович включил 83 фрагмента (а всего он их опубликовал 224, то есть почти втрое больше) и планировал выпустить второй том, но не успел. В то собрание сочинений включен как полный текст издания 1967 года, так и, в приложении, все 224 фрагмента в том виде и порядке, в каком они печатались в эмигрантской периодике.
А “Одиночество и свобода” – это собрание литературных портретов некоторых эмигрантских писателей старшего поколения. Во-первых, там почти не упоминается младшее поколение (Адамович утешал их, что когда-нибудь выпустит о них отдельный том), во-вторых, Адамович много писал в других жанрах и на другие темы, и все это осталось несобранным до сих пор. Проблемные статьи, статьи о русских классиках, об иностранных классиках, о советских писателях, о французских, отдельные рецензии, разборы произведений, статьи и заметки о театре, о кино, о балете, о музыке, мемуары…. Ничего это книгами не выходило, и даже не было попыток собирать.
Кроме того, критика – это такая вещь, что не всегда с полной уверенностью решаешься оставить что-то за бортом. Скажем, занимается кто-то Горьким, им, естественно, необходимы отзывы критиков о нем, и Адамовича в том числе, конечно. Какими бы эти отклики ни были, пусть самыми проходными. Все-таки отзывы о Горьком неминуемо добавляют какие-то акценты к характеристике если не самого Горького, то всей эпохи, литературной эмиграции или хотя бы самого критика. Стало быть, включать надо обязательно. Другие интересуются Газдановым, и эти отклики тоже обязательно. Булгаков, Платонов, наконец, Шаламов и Солженицын (Адамович и о них писал). А Пильняк, Шкловский или Ладинский, Поплавский? Где та грань, на которой можно остановиться и сказать: а это уже никому не интересно. Кроме того, Адамович был человек капризный, он вполне мог написать, например, о Бунине вполне дежурный и вялый отзыв, а о каком-то малоизвестном эмигрантском поэте развернуться во всем своем блеске и высказать очень существенные мысли и наблюдения о литературном процессе в целом. В общем, при составлении томов приходилось учитывать и известность авторов, о которых он писал, и качество самих текстов, и много еще чего.
Разумеется, нет смысла переиздавать все, что он написал, до последней строчки, все-таки Адамович был профессиональный газетчик, много писал для заработка, и в одних только милюковских “Последних новостях” с 1927 по 1940 год тиснул без малого 2400 статей и заметок. Но собрать и заново ввести в научный оборот основные статьи необходимо, без этого невозможна полноценная история литературы ХХ века. Далеко не каждый исследователь пойдет отыскивать нужные ему статьи в эмигрантских газетах, да и сами газеты эти, мягко говоря, далеко не в любой библиотеке можно найти. У нас в стране хранилища, располагающие крупными коллекциями эмигрантской периодики, легко пересчитать по пальцам одной руки, и все они в Москве, уже питерцам до них не так-то просто добраться, что уж там говорить об исследователях из регионов - это просто недоступно.


Дмитрий Волчек: Где находятся архивы Адамовича? Все ли открыты для исследователей? Все ли разобрано? Как он сам относился к своему архиву, собирал и хранил бумаги или был небрежен, разбрасывал?


Олег Коростелев: Строго говоря, архивов Адамовича почти не сохранилось. Не имея собственного жилья до преклонных лет и часто меняя съемные квартиры, он попросту не вел архива, а приходящие к нему письма по прочтении уничтожал. Исключения он делал лишь для нескольких адресатов – для Бунина, для Гиппиус, кого уже при жизни считал классиком и даже планировал на склоне лет напечатать выдержки из этих писем. В пятидесятые годы Адамович продал кое-какие бумаги библиотеке Йельского университета, но это лишь малая часть того, что могло бы сохраниться. Его ученица Лидия Червинская передала в Бахметьевский архив хранящиеся у нее бумаги, которые составили фонд Адамовича, это преимущественно письма Адамовича к ней самой. Ну и, разумеется, очень много его писем отложилось в архивах его адресатов, которые, к счастью, относились к архивам гораздо бережнее, чем он сам. Отдельные письма, подборки и целые корпусы писем Адамовича встречаются во многих государственных, университетских хранилищах, а также в частных собраниях разных стран и континентов. Больше всего в США, затем во Франции, в России, в Великобритании... Большинство государственных и университетских архивов разобраны, и официально доступны для исследователей. Что касается частных собраний, тут все зависит от конкретных людей - одни охотно откликаются и присылают копии, другие говорят, что хотели бы напечатать сами, хотя, как правило, до дела не доходит, третьи вообще не хотят обнародовать письма и имеют на это право.


Дмитрий Волчек: Вы уже подготовили несколько публикаций?

Олег Коростелев: Да, публиковалось достаточно много. Переписка с Буниным, Гиппиус, Кантором, письма к Георгию Иванову и Одоевцевой, Гринбергу, Игорю Чиннову, Бурову, Прегель, Лихоносову… Появляется и до сих пор, и сейчас кое-что в печати, а еще больше готовится, скажем, письма Вишняку, Варшавскому. Но все попытки выпустить письма отдельным изданием, пока что ни к какому результату не привели по все тем же финансовым причинам.


Дмитрий Волчек: То есть из-за косности издателей? А вы готовы подготовить полное издание писем?


Олег Коростелев: У меня собрано почти 2000 писем Адамовича, и я с удовольствием подготовлю их к печати, если найдется издательство, которое возьмется такой многотомник выпустить.


Дмитрий Волчек: Вел ли Адамович дневники, сохранились ли какие-то приватные его записи?



Олег Коростелев: Нет, ни дневников не вел, ни каких-либо записей регулярно не делал. У него на это и времени-то особо не было, он достаточно выкладывался в статьях, заметках и письмах. Все, что он хотел написать, там есть. А пристального внимания к частной жизни он не понимал. Во всяком случае, облегчить задачу исследователям не собирался, скорее наоборот, не прочь был многие нюансы вычеркнуть из памяти и истории. Он к слабостям человеческим относился именно как к слабостям, не намереваясь ими гордиться и выставлять на всеобщее обозрение. Поэтому то, что известно о его частной жизни, это, скорее, из бесед. Скажем, Юрий Иваск опубликовал беседы с Адамовичем, первая часть вышла еще при жизни, а вторую часть опубликовал Николай Богомолов, она более интимного характера и там все есть. Но при жизни это не предназначалось для печати, это из личных бесед.




Дмитрий Волчек: Сейчас появились две биографии Хармса - собственно говоря, писателя без биографии. Возможно, появится и биография Адамовича в “Жизни Замечательных Людей”, есть надежда?


Олег Коростелев: Я готов ее написать. Во-первых, биография Адамовича есть. Был такой американский славист-исследователь Роджер Хаггланд, который получил в свое время грант на написание диссертации об Адамовиче – ездил к нему в Париж и все за ним записывал. Но он все это писал со слов Адамовича, а ведь Адамович даже дату своего рождения указывал неверно и, соответственно, в этой биографии все - точка зрения именно Адамовича, а не то, как было на самом деле. Вот после архивных исследований и публикаций всех писем можно было бы написать биографию. Жизнь-то у него была интересная. Но пока это все только в проектах.



Дмитрий Волчек: Олег Анатольевич, почему вы решили заниматься Адамовичем и собрать все, что он написал? Как возник интерес к нему? Удалось ли вам найти в его архивах что-то потрясающее; может быть, неизвестное великое стихотворение? Вы ведь подготовили собрание его стихов для “Библиотеки поэта”.

Олег Коростелев: Когда я защищал диссертацию о поэзии Адамовича и выпускал первое собрание его стихов, считалось, что он за всю жизнь не написал и сотни стихотворений (об этом уверенно писали самые маститые литературоведы в самых авторитетных изданиях). Но я, в результате, собрал почти вдвое больше – 165, не считая переводов. Один из присутствовавших на защите, древнист, у которого каждый текст был уникален, был потрясен и к говорил: “Как же это можно!”. В ХХ веке это дело не удивительное.

Почему я решил собрать всего Адамовича? Ну, вообще-то я собираю и выпускаю не только его, из полусотни выпущенных мной томов только десять с текстами Адамовича, остальные – самые разные, хотя преимущественно из русской эмиграции: Мережковский, Бунин, Набоков, Роман Гуль, Василий Яновский, Нина Берберова, Антонин Ладинский. Я бы хотел еще много чего выпустить. Я бы с удовольствием подготовил бы собрания Святополка-Мирского, Павла Муратова, Альфреда Бема, Ходасевича, сборники статей Глеба Струве, Владимира Маркова, Дмитрия Философова. Да много чего. Были бы возможности.