Александр Генис: Надежнее демократов и республиканцев, Америку, как, впрочем, и остальные страны, делят надвое другие партии – любителей собак и поклонников кошек. Есть, конечно, как и в политике, те, кто относит себя к тем и другим. Но мы все знаем в глубине души, кому она принадлежит в первую очередь. Поэтому, какую бы симпатию у меня ни вызывал собачий род, я никогда не расскажу об этом своему ревнивому коту Геродоту. С замечательным автором журнала ''Нью Йоркер'' Адамом Гопником произошла противоположная история он влюбился в собак и написал о них столь интересный научно-популярный очерк, что я попросил Владимира Гандельсмана познакомить с этим материалом слушателей ''Американского часа''.

Владимир Гандельсман: Что ж, давайте прислушаемся к тому, что говорит разговоров Адам Гопник о собаках, и, может быть, добавим что-то от себя. Начнем с себя. Собакам посвящено множество славословий. Одно из стихотвореий Варлама Шаламова так и называется ''Славословие собакам'', вот его начало:

Много знаю я сoбак —
Романтических дворняг:
Пресловутая Муму
С детства спит в моем дому,
Сердобольная Каштанка
Меня будит спозаранку,
А излюбленная Жучка
У дверной танцует ручки,
И показывает удаль
Знаменитый белый пудель...

Много знаю я и прочих —
Сеттеров, борзых и гончих.
Их Тургенев и Толстой
Приводили в лес густой...

Я думаю, что если я Вас попрошу назвать какое-нибудь произведение о собаках, затруднений не будет. Собственно говоря, я уже попросил.

Александр Генис: Больше всего я люблю повесть ''Верный Руслан'' Владимова. Это страшный образ извращенного добра, когда верность становится преступлением. Но можно вспомнить Булгакова и его ''Собачье сердце'', в котором из милейшего пса Шарика получился человек-урод Шариков. Булгаков явно на стороне собаки: революции он предпочитал порядок, когда все, включая собак, остаются на своем месте.

Владимир Гандельсман: Булгаков мог бы взять эпиграфом слова, которые приписывают Сократу: ''Чем лучше я узнаю людей, тем больше уважаю собак''. Мы помним, конечно, и есенинское ''Дай, Джим, на счастье лапу мне…'', и бунинскую строку из стихотворения ''Одиночество'':

Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.

Александр Генис: Господи, сколько в моей молодости было выпито под эту строчку, но собаку я так и не купил. Однако давайте перейдем к Адаму Гопнику.

Владимир Гандельсман: Вот вы не купили, а Адам Гопник купил. И начинает он свой рассказ как раз с покупки. Его маленькой дочке приспичило обзавестись собакой. И не простой, а золотой. Из статьи Адама я узнал, что Нью-Йорк помешан на собаках породы гаванский бишон, или просто – в честь столицы Кубы – гавана. Бишоны – это что-то вроде болонок, не более 30 сантиметров вдоль и вверх, как правило, белая и очаровательная. Говорят, что в Америку гаванский бишон попал недавно – его привезли кубинские эмигранты во времена Кеннеди.

Александр Генис: Я знаю, почему пошла такая мода. Эта собака очень ласкова с детьми, а к посторонним недоверчива и потому хороший сторож. Помимо того, что она умна, привязчива и красива.

Владимир Гандельсман: Да, кто бы мог подумать, глядя на болонку, что она произошла от волка? Адам Гопник, описав покупку и прелесть совместного проживания с этой собачкой, устраивает длительный экскурс в историю и происхождение собак. Это довольно интересно, поэтому устремимся за ним. Дарвин описывает способы при помощи, которых те, кто разводит животных, могут путем отбора выводить маленьких собак из больших, и настаивает, что все собаки произошли от волков. ''Кто поверит, что все эти животные, похожие на борзых, гончие, бульдоги или спаниели – столь непохожие на диких животных той же породы – когда-либо были сами по себе в природе?'' - пишет Дарвин.

Александр Генис: Но, по-моему, многие простодушные люди, включая меня, так и думают.

Владимир Гандельсман: Потому что мы не читали старика Дарвина. Собаки действительно произошли от волков. Два эти вида могут и сейчас скрещиваться. Затруднительно сказать, как давно они разошлись и почему. Биологические и археологические свидетельства противоречат друг другу: анализ ДНК указывает на очень давний разрыв в происхождении между волками и собаками, не менее ста тысяч лет, в то время как археология указывает на появление собак всего 15 тысяч лет тому назад. Один из клочков доказательства – могила, найденная в нынешнем Израиле (ей 12 тысяч лет), в которой была захоронена собака в объятиях женщины. Ясно, что собака в то время - на самой заре появления сельского хозяйства - была объектом любви.

Александр Генис: Тем не менее, я читал, что ДНК у волков и собак почти идентичны. Это указывает на то, что биологически это единая семья, но в то же время и на то, что ДНК не определяет поведение этих животных. Ведь волка приручить невозможно, а собака – домашнее животное.

Владимир Гандельсман: Действительно, одомашнивание почти полностью исключило волчье поведение у собак. Это происходило в течение 10 000 лет, возможно дольше. Уже 5 000 лет назад у собак были сформированы их отличительные черты и выведены их основные типы: для охоты, пастьбы, охраны, розыска по следу.

Александр Генис: Проблема в том, как на практике это одомашнивание происходило?

Владимир Гандельсман: В этом и состоит вопрос. Историк науки Эдмунд Рассел в своей новой книге ''История эволюции'' пишет: ''Некоторые отважные люди выкрадывали детенышей из волчьего логова, приручали и дрессировали, то есть заставляли выполнять определенные команды''. Затем спаривали и выводили то, что им требовалось. Если вам надо избавиться от барсуков, вы разводите собак, используя длинных и тонких, пока не получится такса, которая может влезть в барсучью нору. Проблема, возникающая при таком взгляде на это дело, в том, что это требует от людей очень большой дальновидности. Рассел пишет: ''Волки не подчиняются командам людей, и трудно себе представить, что люди настаивали на опасных экспериментах ради сомнительного будущего''.

Александр Генис: Действительно, увидеть таксу в волке требует магического предвидения, как если бы наши палеолитические предки пытались из обычных мышей вывести летучих.

Владимир Гандельсман: Потому появился новый взгляд на историю собаки. Собаки одомашнивались сами, без человеческой помощи. Этот взгляд идет от биологов Раймонда и Лорны Коппингеров (их шедевр - ''Собаки'' - вышел в 2001 году). Собаки выбрали нас, а не наоборот. Те, что поспокойнее, жались к человеческому теплу – и, что более важно, - к человеческому съедобному мусору. Затем эти ''мусорные'' волки размножались, скрещиваясь с такими же и т.д. Прото-собаки говорили так своим собратьям-волкам: ''Будьте свирепыми и кормитесь людьми, если сможете их поймать. Мы же будем вести себя так, как им нравится, а они будут нас кормить сами. Потеря достоинства? Это небольшая плата за бесплатную кормежку. А через 10 000 лет посмотрим, кого из нас больше…''. На сегодня собак – миллиард, а волков – всего триста тысяч.

Александр Генис: По этой версии происходило само-одомашнивание собак, так? То есть бывшие волки становились бродячими собаками, прибивались к стоянкам людей и постепенно привыкали.

Владимир Гандельсман: С одной стороны, теория о бродячих собаках находит живое подтверждение. Английский зоолог Джон Брэдшоу указывает на то, что и сейчас большинство собак – бродячие, и они не союзники и не друзья, но беспризорники. В городах третьего мира деревенские собаки часто болтаются где попало, бесхозны, едят отбросы, а нарываются на неприятности только тогда, когда слишком досаждают людям. Вот откуда, кстати, выражение ''собачья жизнь''.
С другой стороны, представить себе сценарий само-одомашнивания трудно, поскольку сами люди тогда вели полукочевой образ жизни, они были охотниками и собирателями, и собаки существовали еще до оседлого образа жизни и появления сельского хозяйства. Много разных идей и теорий. Есть миф, что не собаки, а люди были подбирателями и отбирателями, что именно люди следовали за стаями волков и диких собак, чтобы срезать или сгрызть остатки мяса с добычи хищников…

Александр Генис: И все-таки интересно, почему прародителями друзей человека стали не лисы, не гиены, почему – волки?

Владимир Гандельсман: Одно из объяснений английского ученого Брэдшоу, предполагает классическую – по Дарвину – мутацию, то есть полноценный ''спорт'' природы. Появляется волк-мутант, случайно, который оказывается более послушным, податливым, чем другие. Способность собак мирно жить с нами не результат укрощения, но некое изменение, которое сделало это возможным. Здесь поставлено на карту нечто большее, чем история собачьего вида. Если собаки сами выбрали судьбу - стать собаками, тогда грань между искусственным и естественным отбором, по-видимому, менее жесткая и роль человека не так уж велика. Возможно, бессознательный отбор сыграл большую роль, чем методический и осмысленный.

Александр Генис: Давайте вернемся к статье Адама Гопника, а то мы рискуем заблудиться в идеях и теориях. Подзаголовок его статьи таков: ''как случилось, что собака стала нашим хозяином?''

Владимир Гандельсман: И впрямь, собака вроде бы унижена до призвания быть просто привлекательной игрушкой, особенно декоративные красавицы, вроде этой самой ''гаваны''. Собаки начинались как союзники, а не домашние животные, как друзья, а не иждивенцы, и, тем не менее, именно своей податливостью, дружелюбностью и красотой покорили человека. Раз уж мы начали сегодня со стихов, то можно закончить подходящим стишком Бориса Заходера, объясняющим, как это случилось. Вот о такой маленькой собачке, как болонка:

У одной собачки – носик,
у другой собачки – хвостик,
а у маленькой собачки
нет ни носа, ни хвоста,
нету лапок, нету глазок,
нету шерстки, нету ушек…
Всё у маленькой собачки,
всё – сплошная красота!