Где-то в этом городе таится зловещий депортационный центр, в котором покончил с собой Александр Долматов, но я знаю в Роттердаме только благополучный район, оккупированный кинофестивалем, – пять кинотеатров (в центре и возле прекрасного отеля «Нью-Йорк», где останавливались пассажиры кораблей Голландско-американских линий), улицу музеев и Чайнатаун с суринамскими вкраплениями. Хотя у Роттердамского кинофестиваля все больше назойливых конкурентов, он остается лучшим в мире, так что я приезжаю сюда уже в восемнадцатый раз и буду приезжать, пока не пригласит в гости костлявая кума.

Фестиваль захватывает новые территории: много лет назад сеансы устраивались даже в заброшенном секс-клубе, а в эту субботу я оказался в бывшем Арминианском храме, переоборудованном после смерти Бога в культурно-дискуссионный центр (афиши призывают на диспут о педофилии). Седовласые братья Квей и их друг пианист Михаил Рудый долго искали площадку для показа «Превращения» и выбрали церковь ремонстрантов. Богослужебная акустика прекрасно подошла и для Кафки, и для Яначека, которого исполнял Рудый. Это он придумал объединить пражан К. и Я.: у писателя и композитора было много общих друзей (душеприказчик Кафки Макс Брод написал первую биографию Яначека), но они никогда не встречались. Фильм-концерт «Превращение» показывали этим летом в Париже (Cité de la musique), на закончившейся несколько дней назад ретроспективе братьев Квей в Нью-Йорке (MoMA), и теперь близнецы-режиссеры и бежавший 40 лет назад из СССР пианист приехали в Роттердам, чтобы рассказать историю Грегора Замзы, превратившегося в насекомое. В мутном диспропорциональном мире этого фильма горят только яблоки, которые швыряет в сына-таракана рассерженный отец: одно яблоко застряло в спине и выразительно гниет.



В тексте, написанном для нью-йоркского показа, Рудый говорит о страхе стать Замзой – предчувствии, что некая сила может внезапно и безвозвратно нас расчеловечить. В роттердамской программе есть поразительный во всех отношениях фильм об этом. Французская писательница Мануэла Морган девять лет без всякого внешнего финансирования (отчасти помог краудфандинг) снималачетырехчасовую картину о людях, выживших после удара молнии. Три года назад вышел фильм Дженнифер Бейчвол «Божий промысел» на ту же тему: среди его героев был писатель Пол Остер, рассказавший, как на его глазах молния убила одноклассника. «Божий промысел» – вполне традиционная вещь с говорящими головами и моралью (пути Господни неисповедимы, а ты знай свой шесток), а Мануэла Морган придумала такую невероятную архитектуру, что позавидовали бы мастера, реконструирующие пристань Вильгельмины, где стоит фестивальный кинотеатр Lantaren-Venster. "Молния" – фильм в четырех сезонах. «Осень» – о людях, сраженных молнией: рыбак, скотовод, сыровар и владелец гостиницы рассказывают о своем опыте громовержцу Баалу, по совместительству парижскому диджею. «В меня попало все электричество, которое вырабатывают электростанции Франции», – гордится фермер. Для всех это главный экзистенциальный опыт, то, что вспоминаешь каждый день (Пол Остер тоже говорил, что постоянно думает о божественном огне, испепелившем его друга). Последней исповедуется танцовщица, которую молния сразила на пляже. Теперь у нее парализованы ноги, но жизнь стала лучше: после катастрофы она чувствует себя счастливой и по-прежнему танцует – на инвалидной коляске. Второй сезон – «Зима» – посвящен страдающим от депрессии пациентам психиатрической клиники. Появлятеся отец Меланхолии – Сатурн, психиатр Уильям де Карвайо, который изучает целебные способы сконструированной молнии – электрошока. Его предки – из Гвинеи-Биссау, где люди впадают в транс и общаются с богами во время вудуистского танца: один из атрибутов церемонии – миниатюрные красные носилки, украшенные осколками зеркал. Древнеримский врач Гален рекомендовал лечить душевные расстройства, прикладывая к голове рыбу – электрического ската, и мы перемещаемся в «Весну»: на руины Пальмиры в Сирии. Здесь живет археолог-столпник, разыскивающий в пустыне загадочный трюфель Кама. Считается, что его грибница переплетается с корнями песчаной розы, а порождает его молния, огненным фаллосом втыкающаяся в песок. Трюфель Кама обладает свойствами афродизиака, и его привозят на остров Сутра. Камасутрой начинается «Лето»: пьеса Мариво «Диспут» (1744). Двух сирот Азора и Эгле растят порознь в полной изоляции, не открывая им тайны любви, и наконец подстраивают им встречу, чтобы определить, кто целомудренней – мужчина или женщина. Любовь с первого взгляда – coup de foudre, удар молнией. Напудренные марионетки совокупляются на пляже, а их историю комментирует астрофизик, заключающий, что черные дыры и депрессия – это одно и то же, а молния и сперма – сходные материи. Азора и Эгле настигает Сатурн – меланхолия, и все персонажи встречаются на дискотеке, которой управляет бог Баал. Нужно ли добавлять, что начинается танец на инвалидной коляске?

После премьеры я говорил с Мануэлой Морган, и она объяснила, что почти все ее родственники погибли в нацистских концлагерях, а сама она страдала кататонией, так и родилась идея снять фильм о молнии, которая способна убить и пощадить кого угодно и в то же время исцелить душевную болезнь.


«Молния» – один из самых впечатляющих дебютов последних лет. Фильм решительно ни на что не похож (я вспомнил только одну из последних постановок Ромео Кастеллуччи «The Four Seasons Restaurant», где отрезавшие себе языки девушки с флагами конфедератов исполняют «Смерть Эмпедокла» Гельдерлина) и заслуженно включен в конкурс Bright Future, в жюри которого заседает кинокритик Борис Нелепо. Полная противоположность – дебют, который похож сразу на все фильмы Гранрийе и Рейгадаса: «Ночь» Леонардо Бжежицкого.

В тропическом лесу бродят две пары (гетеро и гомо) и еще две девушки, в связи не состоящие. Блондин из второй пары то ли застрелился, то ли еще собирается: время скачет в разные стороны. Очень много звуков: главный инструмент общения – шипящие уоки-токи, Бетховен переходит в песню Party Girl группы Chinawoman и обратно. Аргентинская «Ночь» открывает фестивальный каталог, словно предупреждение: берегитесь подделок. Разумный способ их истребления придумал Дэн Браун (не тот, конечно, а молодой и безвестный канадец): он загрузил весь свой домашний архив любительских съемок и фотографий на восьмитерабайтный диск и смонтировал тридцатиминутный фильм, наложив все образы друг на друга, так что получилась прекрасная сияющая каша. Подозреваю, что как раз во время этого сеанса и отреклась от престола королева Беатрикс.