Человек тридцать заполнили узкий коридор Замоскворецкого суда. Они хотят попасть в комнату 219, но заседание по делу Михаила Косенко все время откладывается – судья Москаленко занята. Коридор то и дело расчищают от журналистов, адвокатов и людей из группы поддержки, чтобы провести по нему конвой с подсудимыми по другим делам. Люди снова стекаются к комнате 219, но тут конвой идет обратно – кого-то осудили и этот кто-то идет между конвоирами и плачет.

“Жена судьи спрашивает его утром, что он будет на завтрак, кашу или яичницу, а он уходит в спальню, чтобы посовещаться,” – рассказывает анекдот новый адвокат Михаила Косенко. У Косенко пять адвокатов, хотя на заседание пришли только трое. Наконец, всех запускают в зал, посетители со стажем быстро занимают места, мне и еще одному новичку приходится бежать в коридор за стулом. Охрана заботливо рассаживает зрителей, но они снова вскакивают и аплодируют: пришел конвой с Михаилом Косенко.

Косенко стал инвалидом второй группы после контузии, которую получил в армии в конце 1990-х годов. У него психическое заболевание, и он должен постоянно пить психотропные препараты. В СИЗО Михаил Косенко сидит уже полгода. Первое время он не получал медицинской помощи, но потом его перевели в психиатрическую больницу при изоляторе и самочувствие улучшилось. Косенко уже прошел через десяток заседаний, на которых отклонялись все его просьбы изменить меру пресечения на домашний арест.

Освободившись от наручников, Косенко первым делом протягивает адвокатам исписанный от руки листок. Один из конвоиров пресекает: “Только через меня”. Косенко возмущается, он хочет “конфиденциально передать адвокату бумагу с выражением своей позиции по поводу слушания дела”. Адвокат Валерий Шухардин, направленный к Косенко “Росузником”, спрашивает у конвоира, зачем ему бумага и хочет ли он ее прочитать. “Я хочу посмотреть,” – говорит конвоир. “Что значит “посмотреть”?” – спрашивает адвокат. “То и значит: посмотреть!” – отбивается конвоир и ссылается на приказ номер 140. “В этом приказе ничего не говорится о запрете подсудимого на передачу адвокату бумаг!” – переходит на крик адвокат. Так же внезапно все участники разборки успокаиваются. В зал входит судья Людмила Москаленко, зрители не встают, а едва заметно приподнимаются над стульями, и заседание начинается.

Михаил Косенко спрашивает судью, может ли он зачитать свое ходатайство. “Вы все можете... Присядьте пока,” – говорит судья. Я уже знаю, что судьи все время говорят слово “присядьте”, и не жду продолжения, но тут Михаилу Косенко все-таки разрешают говорить. Его ходатайство посвящено той самой бумаге, которую конвоиры не дали передать адвокатам конфиденциально. Судья выслушивает мнение троих адвокатов, законного представителя и прокурора (она против), отклоняет ходатайство. Адвокаты как по написанному тут же выступают с новым ходатайством: запрещая передавать бумаги, судья нарушает права подсудимого. Судья удаляется на совещание. То есть уходит в комнату, чтобы подумать, может ли Косенко передать бумагу адвокату. Возвращается. Не может. Судья не обнаружила нарушений в собственных действиях. Заседание продолжается.

Сыплются следующие ходатайства: от самого Косенко, который просит изменить меру пресечения на домашний арест, и от адвокатов, которые просят выпустить Косенко под подписку о невыезде, “в крайнем случае, под домашний арест”. Валерий Шухардин долго говорит о нарушении прав человека, судья слушает его, подперев голову, с выражением школьника на скучном уроке.

Между адвокатами и Косенко явно нет координации, и это прямо связано с конфликтом о передаче бумаг напрямую адвокатам. После заседания Валерий Шухардин говорит мне, что их с Косенко все время подслушивают конвоиры, а отсутствие конфиденциальности фактически лишает подсудимого помощи адвокатов – они просто не успели договориться. В приказе номер 140 по конвойным войскам речь идет о запрете на конфиденциальное общение подсудимого и третьих лиц, а не адвоката. Но, по словам адвоката Шухардина, ничего нового в поведении конвоиров нет, это системная проблема: “Я с ними все время воюю по этому поводу, они даже жалобы на меня писали”.

Следующая серия ходатайств: прокурор просит продлить меру пресечения еще на три месяца, потому что в изоляторе Косенко находится под медицинским присмотром, а преступление он совершил очень серьезное. Во всяком случае, так можно было понять ее бесцветный бубнеж. Судья, прокурор и адвокаты говорят какой-то специальной очень быстрой и трудно различимой речью, а те слова, которые можно разобрать, никак не помогают, потому что оказываются стопроцентной канцелярщиной: “осуществлено”, “преднамеренно препятствует”. Вдруг один из адвокатов, протестующих против ходатайства прокурора, отчетливо произносит фразу: “В своем ходатайстве обвинение предоставило не обоснование, а имитацию обоснования”. Судья снова уходит совещаться. Ходатайство защиты отклонено, а прокурора принято. Имитации не обнаружено. Публика реагирует, но едва заметно: люди со значками “Свободу узникам Болотной” и “Слава героям 6 мая” не ждут от судьи ничего хорошего, но все-таки еще три месяца – это заметное решение.

Наконец, сторона обвинения вызывает на допрос представителя потерпевших. Им оказывается молодая женщина, а потерпевшим – Главное управление МВД по Москве. Перед ней большая кипа бумаг, и, отвечая на вопросы прокурора (примерно такие: “Что вы нам можете рассказать о событиях на Болотной?”), она копается в бумагах и зачитывает список испорченного имущества МВД. “Утрачено 27 шлемов противоударных “Джетта”, 14 жилетов, 29 резиновых палок, 19 противогазов, 2 мегафона, 8 радиостанций...” Я смотрю на Косенко и пытаюсь представить, как он набивает большую клетчатую сумку шлемами, радиостанциями и резиновыми палками, пока остальные дерутся с омоновцами. Это могло бы быть логичным объяснением присутствия в Замоскворецком суде женщины из МВД с ее списком утерянного имущества. Но нет, женщина вообще ничего не говорит про Косенко, потому что МВД уже отозвало свой иск персонально к нему на сумму 16 с чем-то тысяч рублей (“и одну копейку” – добавляет женщина после паузы и зал облегченно смеется). Косенко узнал об этом только сейчас. Он пытается выяснить у женщины-представителя подробности плана безопасности мероприятия на Болотной 6 мая, который она упоминала в своей неразборчивой речи, но та ничего не знает о плане – она прислана, чтобы говорить только про резиновые палки и утерянные радиостанции.

Других представителей пострадавших в зале суда нет, и заседание быстро сворачивается. “15 мая?” – спрашивает судья у присутствующих. Один из адвокатов не может 15-го и просит перенести на 17-е. “Пятница – не конвойный день,” – говорит судья. В итоге мирно сошлись на 20-м, как будто не было никаких ходатайств, отклонений, нарушений прав человека. Аплодисменты: Михаила Косенко уводят.