Сцены нет, вместо нее ринг, он же – караоке-клуб, он же – заброшенный дом на окраине Москвы. Из декораций – больничная каталка да три стакана.

Алексей Мизгирев, автор фильмов "Кремень", "Бубен-барабан", "Конвой", – первый раз ставит спектакль. Его фильмы называют жесткими и беспросветными, надоевшей "чернухой", но именно их нужно смотреть, если хочешь понять современную Россию.

Его спектакль "Братья" – это мыльная опера, телесериал. "Братья" – первая часть проекта, которым открывается большая сцена "Гоголь-центра", придуманного Кириллом Серебренниковым. Берется классика кинематографа, и драматурги переделывают сценарий в пьесу о современной жизни. В основе "Братьев" – "Рокко и его братья" Лукино Висконти, только сюжет о покорении Милана перенесен в Москву, мама так и остается в провинции, а бокс заменен на бои без правил.



Драматург Михаил Дурненков рассказывает историю четырех братьев из города Семеновска, сохраняя все взаимоотношения между героями Висконти. Старший брат приехал раньше и становится проводником младших, а потом и первой жертвой большой Москвы, средний быстро взлетает и падает на самое дно, третий – нежный и слишком доверчивый – завоевывает миры, но мечтает вернуться к простой жизни, и лишь самый младший, не хватая звезд с неба, твердо встает на ноги и становится москвичом с рабочей профессией. Здесь такие же женщины, как и в "Рокко...". Жена старшего, которую играла Клаудиа Кардинале, из "спортсменки, комсомолки, москвички" становится несчастной, утратившей иллюзии домохозяйкой. Надя (у Висконти – фантастическая, может быть лучшая роль Анни Жирардо) так же распутна и трагична. Четырех братьев последовательно перемалывает многомиллионная Москва, за два часа несколько серий сменяют друг друга, надежды заканчиваются разочарованиями и преступлениями, влюбленности – расставаниями, страсти гаснут, мечты разбиваются, жизнь превращается в обыденность.



В "Братьях" вообще нет ничего новаторского. Этот театр не строит новые миры, а внятно рассказывает истории. Истории людей, которых мы встречаем, если вместо "Перекрестка" заходим в супермаркет "Дикси" или в ближайшую круглосуточную палатку. Людей, которых предпочитаем не замечать. В самом начале, когда братья пытаются освоить правила поведения в новом месте, один из них произносит: "Мы русские – за это здесь уже дают 10 баллов". И "Братья" именно что не про гастарбайтеров, а про обычных "понаехавших", которых раньше называли лимитой. Об этих людях мы думаем даже меньше, чем про гостей из соседних республик. К приехавшим из Азербайджана или Киргизии у всех здесь есть какое-то отношение, они присутствуют в разговорах, новостях, во "взбесившемся принтере" Госдумы. Людей из Семеновска нет нигде. Вернее, теперь они есть в "Гоголь-центре".

И они здесь действительно есть. Потому что Мизгирев поставил спектакль не про социальное явление, а про людей, связанных кровными узами и одним планом на будущее. И вместе с драматургом Дурненковым сделал узнаваемым всё, от бытовых мелочей, вроде спортивных штанов, постепенно сменяющихся узкими брюками со стрелками и искрой, до языка и манеры разговора. Вообразите, что вы зачем-то включаете телевизор, там идет многосерийный фильм "Братья" – и вдруг вместо олигарха, рекламщика и менеджера видите электрика, борца и прораба, приглядывающего за гастарбайтерами. А они еще и разговаривают не очень гладко, и отдыхают в караоке-клубе под "Рюмку водки на столе"… И вот вы уже не выключили, вам интересно, и вдруг выясняется, что их переживания немногим отличаются от ваших. Вот, собственно, и все, что сделал Мизгирев, – и этого достаточно.

И еще актеры. Если бы споры и скандалы вокруг "Гоголь-центра" имели под собой какую-либо внятную почву, а не были лишь истерикой ретроградов, в день премьеры "Братьев" они должны были бы прекратиться. Потому что в этом спектакле играют и молодые артисты "Седьмой студии" Кирилла Серебренникова из "Платформы", и приглашенная Виктория Исакова, и актеры старой труппы Театра им. Гоголя, которые остались в штате. И получается отличный ансамбль, который не распадается ни на какие атомы, – просто все хороши. Никто не переигрывает, никто не недоигрывает, никто не изображает советскую версию системы Станиславского или "новаторское" отсутствие актерской подачи.

Два часа без антракта бывают мучительны, но здесь они пролетают быстро, и во время аплодисментов понимаешь, что спектакль мог бы продолжаться еще.