Правозащитник Ольга Пишкова – о запросе общества на достоинство

Ссылки для упрощенного доступа

Правозащитник Ольга Пишкова – о запросе общества на достоинство


Кампания давления на неправительственный сектор в России, с одной стороны, приобрела общенациональный характер, с другой стороны, основной удар власти адресуют нескольким общественным организациям, деятельность которых, очевидно, представляется им вредной. Как работают некоммерческие организации в провинции? Как меняется или не меняется отношение граждан к негосударственному сектору? Об этом РС беседует с членом совета ижевской городской организации "Центр социальных и образовательных инициатив" Ольгой Пишковой.

– Наша организация не ощущает каких-то изменений после вступления в силу так называемого закона об иностранных агентах, потому что мы – организация по сути просветительская, область нашей деятельности – просвещение в области прав ребенка, защита прав ребенка. Мы приняли решение прекратить подавать заявки на международные конкурсы. С того времени, как вступил в силу закон, мы не имели никакого иностранного финансирования и работаем исключительно по российским грантам. Вообще я не согласна с тем, что нужно уменьшать выбор для общественных организаций, которые работают на то, чтобы в России гражданам жилось хорошо. Я считаю, что не должно быть никаких запретительных законов, которые снижают возможности общественных организаций. Есть, конечно, конкурсы на получение средств и в Российской Федерации: есть конкурс субсидий Минэкономразвития, есть конкурс господдержки по указу президента Российской Федерации, есть Фонд помощи детям в трудной жизненной ситуации (я перечисляю возможности по нашей теме). Казалось бы, выбор есть, но возможности стали гораздо меньше. Безусловно, мы бы хотели участвовать в разных других конкурсах, но вот не участвуем, потому что это наш принципиальный выбор: иностранными агентами мы принципиально называться не желаем.

– Может быть, давлению подвергаются несколько НКО, которых власти, очевидно, подозревают в том, что они занимаются политикой, до вас эта волна как-то не дошла? Или вы не чувствуете, что эти волны подозрительности распространяются по стране?

– У нас тоже проходили проверки, у нас была проверка прокуратуры. Мы толком результаты этой проверки не знаем, но нас не заставил никто зарегистрироваться "агентами". Я считаю, что запретительные законы для нашего общества, где не сильно понимают, что такое общественные организации, губительны. У многих осталось представление об общественных организациях как о неких советских организациях, это сам по себе очень вредный закон. Давление на правозащитников – это большой вред стране, потому что ценность прав человека совершенно уникальна в нашем мире, и я не думаю, что она должна подвергаться каким-то ущемлениям.

– С чем вы связываете такое вот особенное отношение граждан к некоммерческим организациям?

– Это сложный вопрос. Мне кажется, что общественные организации достаточно мало рассказывали – или не умели рассказывать – про свою деятельность. Вы, наверное, знаете, что недавно санкт-петербургские организации устроили день открытых дверей для граждан, и мне очень понравилась эта акция. Я считаю, что прежде общественные организации, может быть, упускали такую возможность. Нужно показать гражданам, что мы открыты, что мы готовы оказывать услуги. Я уже много лет работаю в области защиты прав ребенка, и наша организация не устает подчеркивать, что это очень важно: чтобы граждане вообще понимали, что такое права человека, что такое права ребенка. У нас нет этого понимания. У нас путаются очень многие понятия. И безусловно, когда начинаются какие-то запретительные действия, большая часть граждан поддерживает их, это факт. В целом недоверие к некоммерческим организациям присутствует, хотя на своем опыте я его не ощущаю: мы давно работаем и известны в Удмуртской республике. Кроме того, у России очень тяжелая история, которая не позволяет быстро изменить представления об отношениях граждан и власти. Каждые 20 лет наступает возврат в одну и ту же точку – это, конечно, очень сильно удручает. Значит, не произошло изменения в головах, не произошло изменения жизненных ценностей. И это печально.

– Верно я понимаю тональность того, что вы сейчас говорите: то, что не связано напрямую с государством, не освящено государственной поддержкой и благословением, воспринимается большинством населения с недоверием, как потенциально антигосударственное проявление?

– Мне кажется, да. У нас граждане больше идут за поддержкой к государству, привыкли к этому. Не то что они больше доверяют государству, но государство больше может помочь, у него все ресурсы в руках. Свобода гражданина в России не расценивается как возможность гражданина еще кому-то помогать. Но, мне кажется, в этой области еще больше сумбура сейчас, чем раньше, как будто снова всплыла какая-то пена. С одной стороны, это модно – гражданские инициативы, а с другой стороны, существуют старые, достаточно сильные организации, женские, ветеранские, давно встроенные в систему деятельности государства. Не знаю, проводятся ли социологические исследования относительно общего понимания гражданами того, что делают общественные организации. Кто-то считает, что некоммерческий сектор должен оказывать конкретную помощь, должен быть виден конкретный результат: пожары потушили, мусор убрали. Кто-то считает, что общественные организации должны работать на изменение социальной политики. Мы не разобрались с этим. И вот то, что ограничения происходят именно в этот момент, печально.

– Это как-то связано с ощущением людьми уровня личной свободы в обществе? Мне кажется, на это большого запроса нет, если говорить в целом о громадной России, а политика власти становится все более, назову это так, патерналистской. Все больше эта политика приобретает такие черты, которые не приучают граждан к жизненной позиции, связанной со свободным личным выбором.

– Еще восемь-десять лет тому назад понятие "патернализм" применительно к государственной политике упоминали часто, говорили о том, что такое отношение к гражданам нужно менять. А в последнее время это понятие исчезло из обихода. Как кажется, оказалось проще накормить своих граждан, одеть, обуть, чем заставить их думать и решиться на свободный выбор – раз таковы ваши потребности, мы их удовлетворим, раз вам ничего больше не надо. Не знаю, мне иногда кажется, что государство даже провоцирует своими действиями. Словно, вводя эти запретительные законы, говорит гражданам: ну, что же вы, давайте, хоть возмутитесь, почувствуйте свою свободу! Но ничего не происходит. Вы совершенно правильно сказали: запроса на свободу, на личную свободу, на достоинство в обществе нет.

Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
XS
SM
MD
LG