Переполох в Мордовлаге

В самом сердце Мордовлага – в поселке Явас и в Зубовой поляне – работает "Штаб Толокно". К колонии ИК-14 приехали друзья и сторонники Надежды Толоконниковой, чтобы поддержать ее и рассказать о ее требованиях местным жителям.

Надежда Толоконникова находится в лагерной больнице, после девяти дней голодовки у нее развился тяжелый дерматит. Депутат Госдумы Илья Пономарев, которому разрешили свидание, сказал, что Надежда находится одна в палате на троих человек в бывшем родильном отделении, а возле палаты – круглосуточный пост охраны.

Постоянно наблюдают и за "Штабом Толокно". Сейчас в нем 10-15 человек, приехавших в основном из Москвы. Они стоят у здания УФСИН с палатами в одиночных пикетах и расклеивают листовки с призывами помочь Толоконниковой и изложением ее требований. Рисует листовки и плакаты художница из Краснодара Лусинэ Джанян.

– Если говорить просто, весь поселок Явас стоит на ушах, – рассказывает Лусинэ Джанян. – Сейчас я стою возле здания УФСИН в 30 метрах от пикетирующего. Если я смотрю прямо, я вижу одного человека в штатском с камерой, поворачиваюсь чуть левее: вижу по обеим сторонам от дороги двух человек в штатском, тоже с камерами, еще стояла машина УАЗ, там сидел майор и четыре сотрудника. Тут единственная доска объявлений, куда законно мы можем клеить листовки, мы приклеиваем и отходим, а гражданин в штатском их отклеивает. Мы подходим, снова приклеиваем. Больше нигде нам не разрешают. Мы пытались расклеивать на заборах, к нам сразу же подошли пять человек: двое в уфсиновской форме и трое – "искусствоведы в штатском", как я их называю. Они сказали, что мы нарушаем закон республики Мордовия и не имеем права ничего расклеивать. Шли за нами по пятам и отрывали то, что мы приклеили. Не будь это так страшно, выглядело бы смешно. Люди с камерами, машины на улице: куда мы ни пойдем, всюду они.


Персональные выставки Лусинэ Джанян проходили в Краснодаре, Сочи, Новороссийске, Москве, Перми. Ее работы выставлялись в Российской академии художеств, Московском музее современного искусства, в центрах "Винзавод" и "Артплей". Почти 10 лет Лусинэ работала преподавателем Краснодарского университета культуры и искусств. 24 сентября ее уволили из-за поддержки Pussy Riot и других политических акций.

– Каждую выставку или акцию я выкладывала в свой личный блог. Работы в поддержку Pussy Riot выставлялись в Музее современного искусства у Марата Гельмана. Был медийный резонанс. Естественно, это не могло не остаться незамеченным руководством вуза. Плюс еще были выложены работы в открытый доступ, был файл, каждый мог распечатать на майку и выходить поддерживать девушек. Дословно приведу слова декана: "Не надо нашего Путина так рисовать". Они распечатали все мои работы из всех моих страниц личных, распечатали работу "Белый круг", на которой я изобразила митингующих картонных человечков, она выставлялась в Киеве на международной медийной выставке. Вызывали меня на ковер, как при совке. Ректор собирал всех проректоров, университетского юриста, выставляли досье с распечатанными фотографиями. Пытались отчитывать, требовали удалить фотографии из ЖЖ. Я, разумеется, отказалась. Ректор выбегал из кабинета в истерике. Кричали, угрожали, рассказывали мне о том, что я занимаюсь экстремизмом, что это может пагубно отразиться на студентах, мое искусство тлетворно на них влияет. Отправили папку вице-губернатору с гневным письмом, некоторые педагоги подписались. Неоднократно меня вызывали к ректору, потом проректор несколько раз делал замечания лично, пытался повлиять на меня через заведующего кафедрой, через совет педагогов. На собраниях коллектива они пытались осудить мое творчество, рассказывали, что я некрасиво рисую Путина и что я враг православия, потому что пропагандирую Pussy Riot. Это все было очень неприятно, унизительно. 24 сентября состоялось заседание ученого совета, было тайное голосование, и 20 человек из 31, по моим данным, проголосовало против. Они сначала не давали комментариев, но потом сказали, что большая часть ученого совета решила, что моя деятельность несовместима с вузом. Меня непосредственно в день заседания несколько раза декан вызывала. Настолько была нервозная обстановка, они боялись рисунков и говорили, что это статья, папка на тебя лежит у вице-губернатора, это чревато, могут посадить и прочее. Очень неприятно, все-таки почти 10 лет я там работала, с 2004 года. С другой стороны, хочу сказать спасибо мракобесам из университета, потому что у меня появились время и энергия, которую я отдавала студентам, сейчас я могу находиться здесь, в Мордовии, и помогать. Я понимаю, что все, что мы делаем здесь, очень важно. Поэтому я рисую плакаты.
Помогает Лусинэ Джанян московский художник Алексей Кнедляковский:

– В течение дня мы пикетируем здание УФСИН в поселке Явас. Мы пытались согласовать массовый пикет, чтобы хотя бы человек пять было с плакатами и какие-то лозунги провозглашать, но нам отказывает администрация, совершенно немыслимые причины выдвигают, что здание УФСИН находится в федеральной собственности, они, мол, не могут согласовывать возле этого здания массовые мероприятия. Предлагают пойти в парк. Такая история, чуть-чуть напоминающая "Стратегию-31". Так что активисты ходят по улицам, раздают листовки в поддержку Нади, кидают их в почтовые ящики, общаются с местным населением, разъясняют им. Есть здесь и люди, которые разделяют наши требования, поддерживают. Некоторые автомобилисты проезжают, сигналят. Но многие люди, верящие телевизору, не понимают, что происходит, зачем мы тратим время на что-то непонятное. Местные жители нам рассказывали про начальника этой колонии ИК-14, характеризуя его словом "бухарик".

– И на ваших глазах человек умер у входа в колонию…

– Да, дичайшая сцена. Пожилой мужчина упал, ему стало плохо, и умер на глазах у всех. Он был с женой. До этого двое суток ему отказывали в свидании с сыном, не пускали, они приехали из Геленджика, длинная дорога, все эти сумки тяжелые. Видимо, сердечник. Плюс еще в помещении для посетителей отключился свет, было очень холодно, переохлаждение. Все это в совокупности привело к тому, что, когда он поднял тяжелые сумки и пытался донести до входа, у него случился сердечный приступ. Сейчас ребята из нашего штаба помогают его жене организовать отправку тела в Геленджик.

– Как долго еще просуществует ваш штаб?

– Присутствовать здесь имеет смысл до тех пор, пока ситуация с Надей не войдет в какой-то штатный режим, то есть пока не разрешат, как это положено по закону, чтобы защитники могли иметь к ней доступ, телефонные звонки, передачи, свидания. Пока не начнутся какие-то действия по исполнению ее требований. Главное – это проведение расследования всех случаев, о которых говорится в ее письме. Все кстати подтвердила комиссия Президентского совета по правам человека, несмотря на то что они сейчас пытаются переключить общественное внимание с проблем в зоне на надуманную проблему организации кем-то голодовки извне. Совершенно высосанная из пальца идея, что голодовку Нади мог кто-то организовать. Скорее она могла изнутри организовать кого-то извне, чтобы ее поддерживали таким образом. В любом случае, глупо думать, что голодовка объявляется в тишине, чтобы никто об этом не знал. Конечно, это делается для привлечения внимания к проблеме. Но сейчас переключается внимание, чтобы люди меньше придавали значения тому, что происходит в самой колонии, где по-прежнему один только общий туалет, их туда водят по 5-10 человек. Там сейчас в экстренном порядке прокладывают канализацию, пластиковые трубы, меняют старое гнилье на новый пластик и пытаются привести что-то хотя бы в минимальное соответствие. Второе: зэчкам, которые готовы давать показания, готовы подтверждать слова Нади, должна быть обеспечена безопасность, руководство колонии должно быть отстранено до окончания проверки от должности, этих женщин нужно перевести куда-нибудь в другую колонию временно, перевести в безопасное место, чтобы они могли рассказать, что там на самом деле происходит. Это основные требования Нади.

– А вы не требуете перевода самой Нади в другую колонию?

– Если не произойдет ничего, то ее надо переводить в любом случае. Потому что в Мордовии ей не дадут спокойно досидеть свой срок. Но сейчас основное требование на наших плакатах: "Прекратить рабский труд в ИК-14".