2 марта над украинским писателем Сергеем Жаданом устроили самосуд противники Евромайдана в Харькове. Жадан, автор книги "Месопотамия" об истории и культуре Харькова, неоднократно призывал участников противостояния к диалогу и примирению. Он считает, что украинское общество нельзя делить по лингвистическому или географическому принципу, как это произошло после событий в Крыму, когда стали говорить о том, что существуют две Украины – говорящая на украинском и русскоязычная.

Сергей Жадан ответил на наши вопросы письменно, потому что после избиения ему тяжело говорить.

– Как вы себя чувствуете? 1 марта в социальных сетях появился страшный снимок, на котором видно, как вас с окровавленной головой куда-то тащат два милиционера... Они вели вас к врачу или собирались арестовать?

– Все хорошо, лечусь, спасибо. У меня обнаружили трещину в черепе, ее придется тоже лечить. Милиционеры подвели меня к скорой.

– Что происходило в Харькове 1 марта? Вы принимали участие в штурме областной администрации? Против кого и за что вы боролись?

– Нет, участия в штурме, я, конечно, не принимал. Это делали участники пророссийского митинга. Всю неделю до этого в Харькове происходило довольно жесткое противостояние: участники Евромайдана находились в помещении областной госадминистрации (занимая там первый этаж), а на площади вокруг памятника Ленину стояли их оппоненты. Целую неделю была напряженная ситуация, с постоянными нападениями и угрозами в адрес участников харьковского Майдана. На самом деле я был противником того, чтобы оставаться в помещении, и призывал наших выйти оттуда, поскольку понимал, что готовятся провокации. Меня, к сожалению, не послушали. Пророссийский митинг в субботу закончился тем, что несколько тысяч его участников (среди которых было много граждан России из соседних с Украиной областей) пошли на штурм. Они начали драться с самообороной Майдана и представителями харьковского “Правого сектора”, которых было очень немного. А затем нападающие стали бить вообще всех, кто находился в помещении, – волонтеров, журналистов, студентов. Били девушек. Устроили над ними на площади самосуд. Били раненых, заставляли становиться на колени, целовать георгиевскую ленточку, флаг России. Потом нападающие говорили, что якобы в помещении находились в основном жители Западной Украины, что было неправдой. Очень жаль, но по сути одни харьковчане били других. Думаю, что это стало печальной страницей в истории города. А относительно вашего вопроса – за кого я стоял и за что боролся – наш Майдан был против власти, против коррупции, против насилия и несправедливости. Все эти три месяца мы выступали против режима Виктора Януковича. Против харьковчан мы не выступали. В этом и заключается парадокс, что, имея общие проблемы, харьковчане сегодня воюют друг с другом.

– Откуда у украинцев столько ненависти друг к другу?

– Человек не чувствует ненависть постоянно, ее легко разжигать и несложно подогревать. Для этого достаточно создать лишь образ врага и убедить самого себя, что этот враг тебе угрожает. Что-то подобное происходит сегодня на востоке Украины. Кукловоды довольно умело используют риторику о "фашистах и экстремистах", стравливая украинцев. За всем этим легко узнается российский след, плюс действия таких персонажей, как мэр Харькова. Я понимаю, что часть харьковчан разделяет пророссийские настроения, однако я уверен, что если бы кто-то не подстрекал толпу, она бы не вела себя таким образом. Теперь нам придется искать понимания, начинать общение друг с другом. Харьковчане на самом деле унижали не каких-то мифических бандеровцев – они унижали таких, как они, харьковчан. И всем нам придется жить дальше в одном городе.

– Чего хотят украинцы в восточной и юго-восточной Украине – возвращения старой власти, то есть Януковича, или присоединения к России?

– Думаю, что большинство все-таки хотят и в дальнейшем жить в Украине. Восток не является монолитным, здесь присутствуют разные настроения и разные взгляды. Кто-то действительно хотел бы, чтобы эта территория вошла в состав России, кто-то полностью поддерживает те изменения, которые происходят сегодня в стране, кто-то еще не определился. Но в целом, я уверен, идея сепаратизма не имеет здесь значительной поддержки, думаю, эта идея не имеет будущего.

– Изменило ли мировоззрение украинцев вторжение России в Крым? Есть мнение, что украинцы никогда не забудут россиянам оккупацию Крыма и Россия навсегда "потеряла" Украину. Это действительно так? Или, может, это вторжение только усилило внутренний конфликт среди украинцев и теперь стране грозит неизбежный раскол?

– Я думаю, эти действия со стороны России действительно изменят нашу страну, превратят ее, собственно, в страну, а не просто территорию, населенную какими-то людьми. Очень жаль, что Украина становится целостной именно при таких обстоятельствах, но что поделаешь, эту проблему нам навязали, мы этот конфликт не начинали. Остается надеяться, что все закончится бескровно. Относительно отношений с Россией, здесь трудно что-то загадывать. Мне хочется верить, что большинство россиян тоже не хотят войны.

– Какую роль в нынешнем конфликте играет языковая проблема? Насколько существенно для жителей Восточной Украины, чтобы использование русского языка как "регионального" было гарантировано законом?

– На самом деле языковой вопрос никогда не был столь принципиальным для отношений между жителями Восточной Украины. Я, например, живу в Харькове и всегда говорю по-украински. Никаких проблем в связи с этим у меня не было. Другое дело, что новая украинская власть совершила откровенную глупость, начав свою деятельность именно с языкового вопроса. Очевидно, что сейчас не лучшее время для языковых войн (да и в целом – зачем их начинать?). Но также очевидно, что этот вопрос был подхвачен "пророссийской" стороной для нагнетания ситуации. Я не думаю, что нас разделяет язык. Скорее нас разделяет то, для каких высказываний мы этот язык используем.

– Каким языком для вас является русский – родным или чужим? На каком языке вы говорили со своими родителями в детстве?

– В детстве я говорил с родителями на суржике. Я говорю и пишу по-украински, но многие друзья говорят со мной по-русски. Но – хочу повторить – проблемы с языком в действительности нет. Проблемы появляются тогда, когда языковой вопрос переводится в политическую плоскость.

– Почему вы, человек, рожденный на востоке Украины в русскоязычной среде, захотели стать украиноязычным писателем?

– Я – украинский филолог. Украинский язык для меня является более естественным. Плюс Восточная Украина – это, в первую очередь, Украина, хотя она и восточная.

– Возможно, этот вопрос вам покажется не совсем уместным, но я его задам: насколько адекватно можно описать на украинском языке реальность, которая существует вокруг вас на русском языке? Нет ли у вас ощущения дискомфорта, говоря иными словами, фальши, когда нужно в уста ваших героев, в реальной жизни говорящих, естественно, по-русски, вкладывать украинские фразы?

– Для меня это скорее вопрос стилистики. Действительно, мои персонажи в реальной жизни говорят по-русски, то есть я занимаюсь своего рода переводом. Определенный дискомфорт, это, конечно, вызывает, но в этом есть и писательский вызов.

– Мне в руки когда-то попался словарь украинского сленга авторства, если не ошибаюсь, Леси Ставицкой. Не знаю, можно ли назвать точными мои ощущения после знакомства с этой книгой, но сленг, который существует и создается в Украине, опирается, прежде всего, на русский язык. Хотя, естественно, там, где украинский употребляется широко, то есть на западе страны, существует и свой, украинский сленг. Для меня сленг, арго, различные жаргоны – показатели живучести языка... В этом смысле в белорусском почти безнадежная ситуация – сленг почти не существует, все импортируется из русского. В Харькове вы не чувствуете дефицита сленга и жаргона в украинском языке?

– Нет, не чувствую. Новый украинский сленг действительно основан на российском, но ничего страшного в этом я не вижу: английский сленг тоже присутствует во множестве языков. Мне кажется, что этот разговор о сленге не совсем актуален в нынешней ситуации.

– Что вы думаете о живущих в Украине писателях, пишущих на русском языке? Принадлежат ли они украинской литературе или русской? Например, Андрей Курков – украинский писатель или русский? Или, может, такие национальные этикетки в литературе для вас не имеют значения?

– Андрей Курков говорит, что он украинский писатель. Не думаю, что кто-то может лишить его такого права. В прошлом году у нас была довольно динамичная дискуссия о том, что именно считать украинской литературой и кого именно – украинским литератором. Я говорил, что украинской литературой является все, написанное гражданами Украины или на территории Украины. То есть что литература, написанная по-русски (на крымско-татарском, румынском или венгерском) на этой территории является частью украинской литературы. Многие со мной не соглашались. Может быть, сегодняшние события кого-то переубедят в справедливости моих слов.

Перевод Александры Вагнер