Ритуал C-4 оживляет мертвецов, и жертва серийного убийцы начинает писать стихи: прядет тонкую нить букв, которая ползет по странице, точно пасьянс "мышиный хвост": у мертвого не хватает дыхания, он не может произнести полную строку. Жертва – Деннис Керр, пациент канадской психиатрической больницы. Злодей – Питер Вудкок, психопат, который в 1956 году убил троих детей, а в 1991-м в сумасшедшем доме влюбился в Керра и, не добившись взаимности, зарезал его. Голос Керру и Вудкоку подарила поэт Лида Юсупова в своей книге "Ритуал С-4". Ритуал С-4 проводит пособник Питера Вудкока, Брюс Хамиль: подробности в энциклопедии убийств.

Я прочитал книгу Лиды Юсуповой, и мне тут же досталось место С-4 в самолете. Опасная поэзия напоминает о себе невзначай, держится позади, как серийный убийца. Ритуал C-4 не только воскрешает мертвого отца безумного Брюса Хамиля, но и открывает новый путь для русской поэзии. Я бы осмелился сравнить этот маленький сборник с главной русской книгой стихов XX века, "Форелью" Михаила Кузмина, которая оказалась намного больше своего жалкого времени и намного сложнее сталинского СССР 1929 года. Стихи Лиды Юсуповой больше и сложнее страны, в которой они сейчас отпечатаны – где людям, как бедному Деннису Керру, не хватает дыхания на целую строку: только мычание и стоны доносятся из миллионов глоток.

Оглушенные этим воем, мы с Лидой Юсуповой поговорили о неизбежном Путине, но начали с самого интересного – руин, деревьев и божеств Белиза. Лида Юсупова живет в этой стране индейцев Майя, на острове Амбергрис, рядом с Большой голубой впадиной в Атлантическом океане. Перед записью нашего разговора – белизское стихотворение "Памяти Смитти" из сборника "Ритуал С-4".

– Лида, как вы очутились в Белизе и как выглядит ваш персональный Белиз?

– Я впервые увидела Белиз в 1998 году – того Белиза уже нет: в 2000 году случился ураган Keith – и изогнутые над морем кокосовые пальмы, и стоящие прямо на берегу маленькие старые домики местных жителей были снесены ветром и волнами. В тот Белиз я просто приехала как туристка, жила неделю на берегу моря. Но я его тогда не почувствовала, вернее, слишком сильно почувствовала, вернее, не так почувствовала – мне было очень жарко, мое тело было еще северным. Но я запомнила тогда много прекрасных картинок. Красивое прозрачное море. Сияющие неоновыми красками какие-то водные существа – во тьме у берега. Раста-музыкант, выходящий из своего домика на берегу рано утром и потягивающийся (я его почему-то часто вспоминаю – он играл в ресторане "Раста-паста", а потом, впав в депрессию, повесился). Еще тогда я впервые съела крысу, или, как ее называют в Белизе, королевскую крысу, гибната (королевскую – потому что ей угощали Елизавету Вторую, когда она посещала Белиз в 1994 году).

А когда через шесть лет я приехала в Белиз, чтобы там жить – тогда все было уже по-другому. Может быть, еще и потому что я стала лучше говорить по-английски. Белиз приблизился, но все равно казался – иногда – нереальным. Например, я шла однажды по тропинке, в зарослях, после купания в море, светило солнце, в синем небе летали великолепные фрегаты и пеликаны, громко пели разные птицы, кружились бабочки, и я, правда, подумала, вернее, поняла, что я так думаю, что я уже умерла и оказалась в каком-то другом мире. Еще и потому, что в этом мягком и теплом воздухе иногда не чувствуешь своего тела. Потому что красота не сопротивляется, а когда ее слишком много, то просто в ней исчезаешь. В Белизе я впервые почувствовала, поняла, что этот мир был бы намного лучше, если бы людей в нем вообще не было.

Но в то же время Белиз для меня, мой персональный Белиз – это люди, живущие в Белизе. Друзья. Люди, которых я люблю. И которых не люблю. И разные знакомые и незнакомые люди, постоянно попадающие в истории. И эти истории рассказываются и рассказываются, в Белизе все умеют рассказывать истории. Мне кажется, все меньше рассказывают истории про фантастических существ – Штабай, Тата Дуэндэ, Сисимитэ, но про них все знают, и их все боятся. Один юноша рассказал мне, что когда он шел через летное поле (а через летное поле ходить запрещено, конечно), в сумерках, – женщина в белом длинном платье, с черными распущенными волосами вдруг появилась перед ним, и ее ноги не касались земли, это была Штабай, которая своей красотой завлекает пьяных мужчин в дупла деревьев или еще куда-нибудь, и они там умирают, занимаясь с ней сексом. Увидев ее, юноша так испугался, что описался. Когда он мне рассказывал о встрече со Штабай, он сказал, что ему даже страшно сейчас рассказывать.

– Расскажите, пожалуйста, историю Смитти, героя вашего стихотворения.

– Я впервые увидела Смитти, когда я пошла на Фабрику Изображения – кажется, чтобы посмотреть выставку картин кубинского художника, сделанных из мертвых мух (Фабрика Изображения, Image Factory, – это художественная галерея в Белизе, принадлежащая сыновьям бывшего премьер-министра Саида Мусы). Там было у Смитти местечко, рядом с этой Фабрикой, на тротуаре, у заборчика, под самодельной вывеской "Змеиный человек!" – он стоял, обвитый огромным боа-питоном, улыбался. Боа-питона звали Шеба. За несколько месяцев до смерти Смитти питон Шеба родила ему 60 змеенышей, и это продлило ему жизнь – Смитти надо было ухаживать за детьми, а потом (наверное) выпускать на волю. Но я никогда не видела Смитти больным – я познакомилась с ним, когда он был еще вполне цветущий и не знал, что у него ВИЧ. Шеба и еще две-три змеи помогали Смитти зарабатывать на жизнь – туристы всегда останавливались, увидев этих прекрасных рептилий, а Смитти рассказывал туристам разные удивительные истории, большинство которых придумывал. Мне, например, он сказал, что у него сорок два крокодила, для которых он организовал приют, спонсируемый голландским правительством. Я поверила. Туристы фотографировались с питонами и платили Смитти деньги за это удовольствие.

Смитти был черным мужчиной, растаманом, с дредами, невысоким и тоненьким. У него было две жизни – прошлая, в которой он был преступником, сидел в тюрьме за убийство и драки, и та, в которой я его знала – добрым волшебником со змеями. Все звали его Смитти, а настоящее его имя было Рейнальдо Смит.


О происшествиях, случавшихся со Смитти, я иногда узнавала из выпусков белизских телевизионных новостей (нас разделяло море – Смитти жил на материке, в Белиз-сити, а я – на острове Амбергрис, находящемся в часе езды на моторной лодке или в пятнадцати минутах полета на самолетике-сессне). Однажды Пятый канал сообщил о том, что на Смитти напали осы. "Четыре дня назад мистер Спунер попросил меня подрезать ветви на сливовом дереве, чтобы по ним воры не имели возможности забраться в окно его фотолаборатории, а я и не заметил, что под карнизом висело осиное гнездо – и когда я отсек древесную конечность, она ударила гнездо и разрушила его, и тысячи ос – я бы точнее определил их как красных шершней – бросились на меня так внезапно, что я упал с дерева, сломав при этом очки и часы", – говорил Смитти журналистке Пятого канала. Потом он рассказал, как бежал по улицам Белиз-сити, прыгнул в Белиз-реку, но осы не оставляли его, а дышать под водой он не может, и ему пришлось снова бежать по улицам, он бился в стеклянную дверь аптеки, но люди с той стороны крепко держали дверь, потому что не хотели быть искусаны осами, и он их понимает и прощает им, а потом он снова прыгнул в реку и махал над головой рубашкой, и осы вдруг решили оставить его и улетели. Прохожие вызвали Смитти скорую помощь. В больнице имени Карла Хёстнера из тела Смитти вытащили 800 осиных жал. "Чудесным образом Рейнальдо Смит очень быстро поправился, и мы желаем ему никогда больше не сталкиваться с рассерженным роем ос, или, точнее, красных шершней", – закончила репортаж журналистка.

Еще был репортаж о том, как во дворе другого телеканала, Седьмого, ползала большая змея, и журналисты позвали "нашего легендарного змеиного человека" Смитти – они отважно поймали змею сами, но почему-то решили, что змеи ползают парами и поэтому хотели, чтобы Смитти поймал вторую змею. Когда Смитти приехал, один мачо-журналист держал страшно шипящую змею, а другой – включенную телекамеру. Смитти взял эту двухметровую змею из рук журналиста и засунул ее голову себе в рот. Наступила тишина, хотя в Белизе тишины никогда не бывает, всегда где-то поют птицы и стрекочут насекомые. Когда Смитти вынул змею изо рта, она уже не шипела и вообще ее настроение изменилось, она спокойно обвила плечи и шею Смитти, и так, обвитый змеей, он и ушел (искал ли он вторую змею, в репортаже не говорится – наверное, журналисты были так зачарованы змеиным поцелуем, что забыли, зачем позвали Смитти).

За год до смерти Смитти дал удивительное интервью (о котором я пишу в стихотворении "Памяти Смитти") – он позвал знакомую журналистку Пятого телеканала (ту, что делала репортаж про ос) и сказал ей и всему Белизу, что у него обнаружили ВИЧ и что он спал с мужчинами. Мне кажется, он не собирался говорить, что у него был секс с мужчинами, но, открывшись всем про ВИЧ, он почувствовал себя свободным и сильным, и открылся еще смелее. В Белизе анальный секс – уголовное преступление: до сих пор действует, слегка подправленный (раньше было повешение, теперь – тюрьма), закон 1533 года, порожденный Генрихом Восьмым, он составляет 53-ю статью Уголовного кодекса Белиза и читается так: Every person who has carnal intercourse against the order of nature with any person or animal shall be liable to imprisonment for ten years. – "Каждый человек, совершивший половое сношение, нарушающее природный порядок, с другим человеком или животным, должен быть заключен в тюрьму на десять лет". Против этого закона сейчас сражается в суде один (и он правда один – против государства и церковников) прекрасный герой по имени Кэйлеб Орозко.

Оставшаяся от колониальных времен 53-я статья противоречит белизской Конституции, гарантирующей гражданам неприкосновенность личной жизни. Конституция – высший закон, и поэтому, говорит Кэйлеб, 53-я статья должна быть выкинута из УК Белиза. Большинство белизцев не гомофобны: по последним опросам, толерантными называют себя 68 процентов. Но в Белиз в последнее время ринулись гомофобные проповедники, в основном из Америки – она рядом, и, вцепившись в мертвого Генриха Восьмого, они сейчас сражаются с бесстрашным нежным Кэйлебом – судебного решения еще нет.

– Знаю об острове Амбергрис, что он отделен от материка каналом, сотворенным индейцами Майя. Духи индейцев еще не покинули Белиз, вы слышите их разговоры?

– Когда вы задали этот вопрос, и я уже начала на него отвечать, из России пришло известие, что умер мой папа, и я снова полетела – туда, откуда только что вернулась; на пути обратно, в Канаду, самолет словно растягивал пружину и наконец сорвался с нее, и его колеса так резко ударились о землю, что экран моего компьютера разбился и на нем возникли вертикальные и горизонтальные красные и зеленые полосы, похожие на супрематические корни дерева сейба, уходящие в мир мертвых – Шибальбу. Когда у моего друга Дарио (белизца и майя) умерла бабушка, у него стало останавливаться сердце (так ему иногда казалось), и его мама сказала ему, что это бабушка хочет забрать его к себе. Бабушка была очень доброй и никогда не желала Дарио зла, но духи мертвых ведут себя иначе, чем живые: например, у майя было очень почетно умирать во время родов – мертвые роженицы попадали прямо в рай, так же как и самоубийцы, которых сопровождала туда сама богиня повешения Иштаб, но и роженицы, и самоубийцы, являющиеся в этот мир в виде духов, становятся очень опасны для живых: роженицы на распутьях похищают детей, а самоубийцы – как Штабай – похищают и убивают мужчин. Мама Дарио сказала ему, что бабушка не хочет его отпускать – может быть, и дух моего папы тоже не хотел меня отпускать, и поэтому маленький самолетик – Американский Орел – должен был рвануться вперед, порвать связь с мертвыми, вырваться из их власти.

Конечно, я не слышу голоса, разговоры духов древних майя, но не почувствовать их присутствие в Белизе невозможно: однажды прекрасный местный танцор и певец Каляка (он не майя, а гарифуна – у этой народности тоже интересная история, это потомки так и не ставших рабами гордых африканцев, убивших своих пленителей-работорговцев по пути на Ямайку и поселившихся на островах Карибского моря, а еще многие из них уверяют, что умеют летать) привел нас на раскопки затерянных в джунглях двухтысячелетних поселений и захоронений майя: там, кроме керамики и скелетов, были обнаружены и большие морские раковины, очень много раковин, таких, из которых добываются (и сейчас тоже) съедобные моллюски, называющиеся здесь "конк", – как и сейчас, древние майя делали дырочки, чтобы выманить моллюсков на волю. И вот эту гору ракушек с двухтысячелетними дырочками я вспомнила, когда читала "Сообщение о делах в Юкатане" Диего де Ланды: там Ланда описывает ритуал жертвоприношения майя, когда мужчины встают плечом к плечу – длинным строем – и пронзают свои половые члены, чтобы продеть сквозь дырочки множество длинных веревок, вернее, одну веревку, потом вторую, третью, четвертую – и так они стоят соединенные друг с другом, нанизываемые, как бусы, и те мужчины, которые смогут, преодолев боль, нанизаться на большее число веревок, объявляются самыми смелыми и сильными, их слава живет в поколениях. Мне кажется, сейчас, когда герои майя (и гаринагу, и ацтеков) уже далеко, эти кровавые веревочки продолжают продеваться сквозь дырки времени или дырки раковин и ран и пулевых отверстий, или – неизвестности, в которой иногда исчезают целые семьи, жертвы современных демонов смерти, колумбийских наркоторговцев.

– В Белизе – точнее, у его берегов – есть Большая голубая дыра – я знаю ее только по фотографиям, а вы, может быть, видели наяву? Это ведь недалеко от вашего острова?
– К сожалению, я никогда не видела Большую голубую дыру – я еще не научилась подводному плаванию с аквалангом, а туда надо приплывать, по-моему, исключительно для погружения на глубину. Но я знаю, что всегда, когда оказываешься в мире всех этих морских существ, начинаешь чувствовать великую общую любовь: рыбы подплывают и начинают играть с тобой, некоторые пытаются притвориться невидимыми, любопытные доверчивые омары вылезают из своих нор, а совсем недавно появившиеся в Атлантическом океане японские рыбы-львы (кажется, по-русски они называются зебрами), потомки пяти выпущенных из аквариума где-то у берегов Майами рыбок (может быть, даже потомками российских коррупционеров), так самоуверенны и бесстрашны, что их можно просто накалывать на спицу, но я, конечно, этого не делаю. Однажды, ныряя у берега, я увидела совершенно невозможную рыбу – с длинным курносым носом, яркими красными губами и четырьмя лапами-крыльями. Она смотрела на меня очень строго и внимательно, ей недоставало пенсне. Оказалось (потом я нашла ее на ютьюбе) эта рыба называется Ogcocephalus nasutus, а по-русски – морской черт.

– Многие тексты книги “Ритуал С-4” вдохновлены подлинными историями убийств. И сам Ритуал С-4 тоже связан с душегубством. Как криминальная хроника становится поэзией?

– Мне кажется, это не хроника – что-то отдаленное, а истории людей, рассказанные не репортерами или полицейскими, а преступниками и жертвами или их соседями и близкими, или уже пересказанные, может быть, тысячу раз, превратившиеся в сплетни... Наверное, это белизское влияние. Тот же Диего де Ланда писал про майя: эти люди не знают, что такое секреты. Он прав. Даже в современном Белизе люди не научились хранить секреты. Все говорят обо всех и обо всем. Все рассказывают о себе всё. Криминальная хроника не становится новостью, а всего лишь подтверждением, что все эти разговоры – правда. Люди вокруг всегда знают больше, чем полиция, преступники всегда на ладони – здесь никто ни на кого долго не обижается, это невозможно, жизнь бежит слишком быстро; преступления из мести случаются, но заряд ненависти недолговечен, потому что все или быстро кончается убийством или по каким-то причинам теряет смысл.

Про героя Ритуала С-4, Питера Вудкока, я тоже узнала не из криминальной хроники – он возник, неясно явился, как привидение, когда я ехала по “Долине роз”, красивой и пугающей, – и узнать его мне было интересно не как преступника, а как человека, и я до сих пор стараюсь понять его – почувствовать его хотя бы так, как понимала и чувствовала его приемная мать Сюзанна Мейнард.


Недавно, рассматривая – опять-таки не криминальную хронику, а видео с инаугурации Путина на ютьюбе, я была очень удивлена сходством и его походки, и его движений, и даже выражения лица с походкой, движениями, лицом Питера Вудкока. Я не знаю, что это значит, но я знаю, что это должно что-то значить. Интересно это понять. Мне кажется, поэзия дает возможность приближения к пониманию. Наверное, само понимание, окончательное понимание не так и важно, как приближение к нему. Поэзия дает свободу говорить и думать так, как будто ничего и никого не было, как будто ничего еще не известно или, наоборот, уже известно то, что на самом деле неизвестно. Это совершенно пустое пространство, где нет никаких правил – и когда в это пространство помещаешь какое-то событие и людей, они начинают свободно устанавливать свои связи и свои правила, мне остается только наблюдать и пытаться понять. Если эти события и люди загадочны – они могут раскрыться и раскрыть загадки, это очень интересно.


– После разговора об индейских божествах и рыбах-львах прыгнем в наши сугробы. Читатель вашей книги вряд ли догадается, что вас интересует политика и тревожит утверждение несвободы в России. Страна сейчас все больше расходится с современностью, разворачивается и убегает в прошлое. Это ее естественный путь?

– Несколько последних месяцев я провела в России – и не заметила, что она изменилась. Я вижу Россию по телевизору – который показывает путинскую пропаганду или западные новости – и я вижу Россию вне телевизора, и это два разных мира. Россия в телевизоре – это мир лжи, даже в самых свободных медиа представления о ней (о россиянах, о Russians) создаются из путинской пропаганды: вот, например, по "Евроньюс" недавно показывали сюжет о ликующих местных жителях украинского Славянска – которых плохо сыграли какие-то актеры (возможно, даже российские,) – фотографирующихся вместе с зелеными человечками в черных масках, потом показали интервью с зеленым человечком в черной маске, сказавшим по-русски, что он не скажет, кто он и откуда приехал, а потом был сюжет о прямой линии Путина, где он сказал про зеленых человечков в черных масках, что на них нет никаких масок, потому что им не надо скрывать, кто они и откуда.

Россия из телевизора пытается заслонить для людей настоящую Россию, хочет заставить их верить, что она и есть настоящая, что Россия изменилась, превратилась в ту, что телевизор показывает, сама власть и ее пропагандисты начинают верить, что, да, это так и есть, и не те люди, которые вокруг них – народ, а те, что в телевизоре; и настоящий народ начинает верить, что он не настоящий народ, а только тот, который им показывают по телевизору, настоящий. Друг говорит: "Ты только послушай, что говорит простой народ! Как они теперь после Крыма любят Путина", спрашиваю: "Где говорит? Кто говорит? Я слышала только, как люди произносят слово “Крым” или с усмешкой, будто это что-то неприличное, о котором стыдно говорить, или с болью и возмущением. Ты слышал своими ушами, ты видел людей, которые говорят, что они из-за Крыма любят Путина?" – "Да! Видел!" – "Где?" – "В передаче 'Пусть говорят'" – иллюзия прикидывается реальностью; западные политики и журналисты удивляются, как можно ТАК врать, а никто не врет: когда человек верит в то, что он говорит, верит, что ложь не ложь, он не врет. Путин не врет – он бредит. Путин все больше и больше сходит с ума, и для него реальность меняется – в его голове, Россия меняется в голове Путина, но не на самом деле. У него не так много власти – при всех его личных миллиардах, у него не так много экономической власти (как у диктаторов, вроде Гитлера или Ким Чен Ына), чтобы превратить свое безумие в реальность. Безумие и реальность не смешиваются: нефть и кровь. Убрать голову Путина – убрать его власть – и все эти мнимые изменения тут же исчезнут.

В Белизе я однажды стояла на берегу крокодильей лагуны и вдруг увидела мертвую крокодилью голову, полузатонувшую в гладкой, отражающей драматично-закатное небо воде. Я подошла очень близко, нагнулась над ней и сфотографировала. Мертвые провалы глаз. Внезапно голова вздрогнула, над водой взлетел зубчатый хвост, ударил по воде, брызги вокруг, крокодил развернулся и исчез. Я засмеялась: "Дурак! Я думала, что ты мертвый!"

Американка Brenda L. Connors, специалист по движениям тела и бывшая госдеповка, проанализировала движения Путина, изучив телевизионные записи его инаугураций (игуанизаций), и сделала несколько интересных замечаний о его рептильном поведении. Когда я прочитала об этом в интервью с ней (2005 года), я решила тоже посмотреть видео из Большого Кремлевского дворца, три игуанизации подряд – без звука, сосредоточившись только на телодвижениях. Увиденное оказалось неожиданно впечатляющим! Речь околдовывает нас – пропаганда одета в речь, убрать речь – и обнажится реальность, которая всегда и была перед нашими глазами, но мы ее не замечали. Я увидела маленького человека, все три раза сосредоточенно переступающего порог правой ногой (он суеверен!), напряженное тело с выученной небрежностью движений поднималось по лестнице – и, как и заметила Бренда Коннорс, правая сторона этого тела жила отдельно от его левой стороны: правая рука неподвижно висела вдоль тела, тогда как левая двигалась вполне комфортно, правая нога неуверенно касалась красной дорожки, тогда как левая ступала на нее без всяких сомнений, правая рука, вспомнив о своей неподвижности, иногда, чтобы оправдать ее, цеплялась за борт пиджака – медики, которым Бренда Коннорс показала эти видеозаписи, предположили, что чувствительность в правой стороне тела сильно понижена; Бренда Коннорс пишет, что поражается выживаемости Путина, всю жизнь построившего на преодолении своих физических ограничений (я читала, что в его кагэбэшной характеристике было написано: "Пониженное чувство опасности") – у него толстая кожа, он мало чувствует. Специалисты, к которым обращалась Бренда Коннорс, поставили Путину несколько возможных диагнозов: внутриутробный инсульт, полиомиелит, перенесенный в раннем детстве, паралич Эрба (родовая травма). Маленький Путин не мог бегать на четвереньках – он ползал, извиваясь всем телом – как рептилия – и эта рептильная сторона осталась с ним на всю жизнь, он не эволюционировал из своего крокодильего детства, его рептильный мозг продолжает определять его поведение; рептильный мозг – эта та часть мозга, которая ответственна за агрессию, территориальность, стремление к доминированию, – определяет сегодняшнюю внутреннюю и внешнюю политику России.

Мне кажется еще очень важным – помнить, что льды тают! К 2100 году уровень моря может подняться на 7 метров – от Крыма (и не только) останутся рожки да ножки. Люди из будущего, плавая в плавучих городах, будут иногда вспоминать странного российского (была здесь когда-то такая страна, Россия) президента и посредством бреин-нета (мозг-нета) делиться своими чувствами о нем – я думаю, главным там будет чувство презрения.

– Вы тоже никогда не встречали человека, восхищающегося этим королем игуан?

– Одна бабушка рассказала, что видела в детстве, в 1941-м, как советские солдаты (уплывая на барже от финских оккупантов) вонзали ножи в спины боевых товарищей, решивших сдаться в плен, и товарищи шли по воде, по озеру, к берегу, оставляя кровавые дорожки. У этой бабушки были самые светлые воспоминания о финской оккупации, временном избавления от сталинизма, и сейчас она всей душой поддерживала оккупацию Крыма, говорила: "Путин – молодец! Отобрал Крым у Обамы! А Обама так хотел Крым, так хотел!" Она была единственным человеком, встретившимся мне в России, кто восхищался Путиным.