Елена Бахметьева (первая жена): «Было такое впечатление, что романс создан именно для него. Чувство передавал потрясающе. Выглядел не интересно, потому что был плохо одет. Мне пришлось сделать всё, чтоб купить ему фрак... В садике, когда делили детей на поющих и непоющих, он оказался в группе непоющих. Он поднял руку и сказал, что хочет спеть. И он спел песню о несчастной судьбе Льва Николаевича Толстого, которую можно было услышать в общественном транспорте в первые послевоенные годы».


«Наши современники». Вспоминают ветераны НКВД

Александра Васильевна Тераева (91 год): «Да вот нужно подходить к каждому человеку, вот. Ну чего они сделают со мной? Насиловать они меня не будут, отберут ключи (от камеры), ну по башке дадут. Как-то раз сказал один: «Тебя хотят убить». Я говорю: «За что меня убивать?». Умела разговаривать с ними».

Василий Васильевич Блинов (95 лет): «Село Вятское на Амуре. Женский лагерь. 500 женщин. Были и уголовницы. Одна сидела 10 лет: бочку спирта продала на сторону. Там был указ - за булку хлеба, за кусок мыла. Две сестры удмуртки картошку копать ездили. По ведру картошки несли домой, и всё: по четыре года дали».

«Родной язык». Разговор с литовским поэтом, американским профессором Томасом Венцловой:

«Литовские поэты, как бы они не отталкивались от русского языка, как бы они не проклинали русских оккупантов, которых я тоже, кстати, проклинал, но я старался всё-таки проклинать не русских, а советских оккупантов, потому что считал, что Россия в определённом смысле тоже оккупирована, да, как бы они не проклинали русских оккупантов, они читали того же Мандельштама, Пастернака, Бродского».