Александр Генис: История ГДР - самый, пожалуй, показательный пример того, куда могут завести социалистические принципы и как свобода позволяет избавиться от их последствий.
На Интернете легко найти серию снимков, разделенных 20 годами: одни и те же ведуты в бывшей ГДР и в нынешней Германии. Теперь даже трудно поверить, что в Дрездене и Веймаре были такие руины. Я сам тому свидетель. Еще в 1995 я, впервые попав в Берлин, мог - хотя Стены уже не было - с первого взгляда отличить черно-белую восточную часть города от цветной западной.
Навестив немецкую столицу этой весной, я обнаружил, что двадцать лет спустя Берлин по-прежнему не сросся, но значительно похорошел. Оказалось, что у него все-таки есть прошлое, скрывавшееся за социалистическим зодчеством всех оттенков цемента. Придя в себя, город восстановил не только дворцы и музеи, но и ту добротную многоэтажную застройку 19-го века, которая придает европейским столицам нескромное очарование буржуазии: лепнина, эркеры и другие архитектурные излишества.
Особенно повезло именно Восточному Берлину. Вроде Сохо в Нью-Йорке, он переживает отчаянный приступ джентрификации. Каждый старый дом выглядит новым. Галереи захватили фабрики, гаражи, пивоварни, амбары. Разноязыкая богема, фермерские рынки, смешные витрины, коммунальные кафе. Только названия остались прежними: Тельмана, Либкнехта, площадь Розы Люксембург. И памятники Марксу с Энгельсом - последняя дань тому прошлому, что связано с ГДР.
Об этом прошлом рассказывает книга Максима Лео «Красная любовь. История семьи из Восточной Германии». Нашим слушателям ее представит ведущая “Книжного обозрения” АЧ Марина Ефимова.

Марина Ефимова: Со времени развала Советской империи и Варшавского блока прошло не так много лет, но о них уже начали появляться воспоминания с привкусом ностальгии. Одно из таких воспоминаний – новая книга немецкого журналиста Максима Лео «Красная любовь. История семьи из Восточной Германии». Книга была удостоена «Европейской книжной премии».
Максим Лео вырос в Восточной Германии - в семье любящей, но терзаемой политическими разногласиями. Причем убеждения спорящих сторон были не результатом холодных размышлений, а страстью, оплаченной кровью – во всяком случае, кровью обоих дедов автора.
Дед с материнской стороны – Герхард – почти нереален, почти персонаж приключенческого романа. Его идиллическое детство в еврейской культурной элите провинциального Рейнсберга проходило под звуки мелодий Шуберта. Но в 20-х годах его отец – юрист - вел судебный процесс Йозефа Геббельса (будущего гитлеровского министра пропаганды) и представил суду доказательства того, что хромота Геббельса была врожденным дефектом, а не результатом пыток, которым его якобы подвергли во французском плену во время Первой мировой войны. Последствия этого судебного процесса сказались в 1933 г. Прадед был объявлен «еврейским предателем» и вынужден бежать с семьёй во Францию, где и вырос его сын Герхард – дед автора и один из главных героев книги «Красная любовь».

Диктор: «После падения Франции в начале Второй мировой войны молодой Герхард вступил во французское Сопротивление и попал в тяжелую ситуацию, воюя против «своих». В Сопротивлении Герхард, благодаря безукоризненному - родному - немецкому языку, выполнял чрезвычайно рискованные разведывательные и шпионские операции в районе Тулузы в течение всех военных лет. Он был схвачен эсесовцами за несколько дней до высадки союзников в Нормандии. Его пытали и полуживого повезли на поезде из Тулузы в Париж – на показательную казнь. Но партизаны-коммунисты (его товарищи по Сопротивлению) устроили отчаянно смелое нападение на поезд и похитили Герхарда. После войны он стал журналистом, работал в коммунистической газете в Западной Германии, а позже перебрался в Восточный Берлин».

Марина Ефимова: Второй дед автора книги – Вернер - был противоположностью первому. Чистокровный немец, он с самого начала охотно поддерживал нацизм и мучил соседей требованием вывешивать на окнах свастику. Его жена – бабушка автора – вспоминала, что время перед войной было самым счастливым в ее замужестве: танцы, занятия плаванием и увлечение массовыми гимнастическими упражнениями, с которыми они выступали на парадах. «Нацизм, - говорил тогда Вернер, - это коммунизм, только шикарный». Но началась война, Вернер был мобилизован, воевал на Западном фронте и зимой 45-го попал в чудовищную мясорубку контрнаступления немцев в Арденнах. После провала этого наступления Вернер оказался во французском лагере для военнопленных, где провел два года.

Диктор: «Вернер вернулся с войны сломленным человеком, разочарованным в нацизме. Семья оказалась в Восточной части Берлина и вела полуголодное существование. Пытаясь найти работу учителя, Вернер изучал, как того требовалось, Маркса и Энгельса – сперва по необходимости, потом всё с большим интересом. Он вступил в коммунистическую партию и поверил в неё с тем же энтузиазмом, как когда-то в национал-социалистическую. При этом нельзя сказать, что Вернер просто служил любой власти, но в нём жила потребность непременно принадлежать к чему-то бОльшему, чем он сам, к чему-то обще-му, могучему и грандиозному. И ГДР предложила ему свой вариант».

Марина Ефимова: И вот, оба деда с противоположных концов истории пришли к одному и тому же – к советско-социалистической идеологии и морали, к яростной лояльности советскому строю. Совсем по-другому относилось к этому строю следующее поколение семьи – отец и мать Максима, берлинская богема послесталинской эпохи.
Все рецензенты книги справедливо отмечают две главные черты мемуаров Максима Лео. Первая – глубоко трогающая комбинация любви и объективности в отношении автора к своим родным, которые вынуждены были участвовать сначала в одном кровавом балагане, потом в другом; сначала в одной, потом в другой неправдоподобной исторической аномалии. Вторая черта этих мемуаров – пронзительная достоверность в описании атмосферы и реалий Восточной Германии - мира, который напрочь исчез, хотя еще вчера был огромен и довлел над миллионами людей, мира, который невозможно было игнорировать или забыть. Как говаривал отец Максима: «ГДР всегда была с нами в постели». И все же это был дом, и, как всякий родной дом, мир ГДР не мог вызывать у своих граждан только ненависть, только презрение и осуждение.

Диктор: «Отец Максима – Вольф, который мальчишкой играл на развалинах послевоенного Берлина, - с ранней юности восстал против режима своей родины с ее полунацистским-полукоммунистическим наследием. Он был художником, и открыто дерзил властям, выступая в Союзе художников. Но мать Максима - Анни – дочь героического коммуниста Герхарда, не могла предать идеалы любимого отца, и в семье то и дело разгорались споры. Во время одного из них Герхард обвинил зятя в предательских намерениях: «Если дойдет до драки, ты будешь по другую сторону баррикады!». Однако Вольф и сам не был уверен в необходимости кардинальных перемен. В его досье в Штази говорилось: «критичен, но не враждебен». Вольфу казалось, что послесталинский режим - как властный отец: вызывает в народе страх, протест, но он не разъединяет людей, а объединяет, придает им уверенность в себе. Вольф прожил жизнь, так и не встав ни по ту, ни по другую сторону баррикад».

Марина Ефимова: Сам автор мемуаров Максим Лео – представитель третьего поколения, ставшего свидетелем триумфального и символического падения Берлинской стены в 1989 году. Он смотрел на это разрушение с двойственным чувством - облегчения и опустошения. Падение стены было разрушением тюрьмы и одновременно разрушением дома. «Смерть ГДР, - пишет рецензент Кит Лоу, - похожа на смерть близкого родственника, которого стыдишься, – одновременно освобождение и трагедия. Как ясно и болезненно демонстрирует книга Максима Лео, - тот, кто вырос в неблагополучной семье (или в неблагополучной стране), до конца дней будет ненавидеть и любить ее до боли в сердце».