Украинских военнослужащих, защищающих донецкий аэропорт, журналисты называют "киборгами". Девять дней в аэропорту сражался с сепаратистами 22-летний студент-переводчик из Черкасс Сергей Галян. О том, что сын находится в аэропорту, мама Сергея узнала из интернета. Отец, полковник российской армии, знал, где находится его сын.

Вернувшись в Черкассы, Сергей Галян рассказал корреспонденту Украинской службы Радио Свобода о том, что происходит в аэропорту Донецка.

– Я туда приехал необстрелянный. Там я увидел, как по тебе стреляют из всех вида оружия – из гранатометов, из СКСов, пулеметов, минометов. И "Грады" были, и самое страшное – это танки. Страшно было туда приехать на технике, потому что дорога полностью простреливается. Там ребята в полном окружении. Когда я приехал, в новом терминале первый этаж был наш, второй был наш, на третьем были сепаратисты. И когда мы узнали, были в шоке. И от обстановки в целом были в шоке, и когда узнали, что сверху враг, в подвалах тоже враг, вокруг – у них позиции, здание простреливают снайперы... У нас у каждого были свои позиции – держали оборону. Чтобы не сойти с ума, был хороший совет: "Ребята, вы не сидите, а живите этим. Пусть у вас будет быт. Сходите, сделайте чай. Прошли, что-то узнали". Этим надо жить. Потому что в другом случае, когда ты будешь просто сидеть и эти мысли накручивать, страх тебя полностью возьмет и это добром не закончится. Так постарались нормально влиться в атмосферу – просто держали позиции, выполняли задачи, поддерживали друг друга. Но это, конечно, не передать: ту атмосферу, руины, которые простреливаются. Когда по тебе бьют танковые снаряды, ты просто прижимаешься к полу. Нет даже укрытия. Вокруг гипсокартон. Там эти конвейеры, на которых передвигаются сумки, конвейер размером по пояс. Такая металлическая конструкция, и под ней можно прятаться. Это единственное, что тебя спасает – вот эти 3 миллиметра металла. Вдоль него мы спим, несем службу, отдыхаем – все на этом промежутке. Было такое – резко взрыв, осколки. Постоянно надо быть в тонусе, быть внимательным и понимать, что от тебя зависит жизнь твоих товарищей. И моя жизнь зависит от них. Все как единое целое. Понятно, что всем плохо, всем страшно, но задачу надо выполнять.

Я вообще не думал, что могу попасть в аэропорт. Мы тоже за парней переживали, новости смотрели. Я тогда услышал впервые слово "киборги". Потом, когда я уже был там, я понял, что ты живешь на адреналине... Я питался, наверное, раз в сутки, и не потому, что часто обстрелы. Просто мы настолько на адреналине, что есть не хочется. Поел, попил чай, побольше сахара, чтобы была энергия. Там все на адреналине, постоянно бомбят из разного вида оружия. Психологически это тяжело, когда осколки постоянно над головой пролетают, и организм просто на износе. Я похудел на 6 кг за эти девять дней. Сна там практически нет. Стоишь свою смену, хочешь поспать, и начинаются бои ночью. Ты просыпаешься, стоишь опять на посту. Сна как такового нет. Ты при этом нормально соображаешь, воюешь, перетаскиваешь ящики со снарядами. Потом я уже понял, почему "киборги".

Мама не знала. Она думала, что я в Житомире. Я сказал, что нас мобилизовали, что мы сидим в части. Как доехал до аэропорта, сказал, что еду на полигон, ответить не могу, без телефона. Потом, буквально за 3 дня до отпуска, она узнала по фотографии: корреспондент Сергей Лойко приезжал. Она увидела фотографию, где я в аэропорту, где все разбомблено. Она, конечно, была в шоке. Слава Богу, через 3 дня резко дают отпуск. Я приехал с большим букетом: "Мама я живой, я целый". Мне тяжело поверить, что я сейчас нахожусь в Черкассах, что я свободен. Я еще не пришел в себя после этого. Понятно, что в любом случае ты прислушиваешься – это уже привычка: идешь, где-то какой-то шорох, ты оборачиваешься. Настолько привыкаешь за 3 месяца постоянно быть начеку.

Там было очень страшно, когда наступает темнота. Я помню свою первую ночь внутри терминала. Мы приехали. У нас была смена, еще было светло. Я ложусь спать, закрываю глаза, и тут начинается обстрел. Просыпаюсь от взрывов. Я открываю глаза, и я понимаю, что ничего не вижу. Что их открыл, что их закрыл – просто ничего не видишь. Тут обстрел, и ты не знаешь, что дальше делать. Я нащупал автомат. Автомат под себя, ползу к посту, потому что пули над головой. И вот от вспышек взрывов ты уже что-то видишь в эти секунды бликов. А когда дежуришь, ты в этой темноте сидишь, наблюдаешь. Они постоянно прорываются, постоянно разведывают территорию. Тогда они еще наверху были, т. е. это еще тяжелее, потому что когда ты понимаешь, что сверху у тебя через этаж сидят эти товарищи… Потом они начали, спустя 5 дней, кидать гранаты сверху. У нас просто не было приказа на зачистку. Потом нас поменяли, мы приехали в Славянск, и уже при них дали приказ. Теперь зачистили тот третий этаж. Как правильно Сергей Лойко говорил: когда ты там находишься, такое ощущение, что снимают какой-то фильм, что сейчас выйдут и скажут – стоп, снято! Потому что кажется, что это нереально, это не может происходить тут, в Украине, где буквально год назад было все мирно и спокойно. Ты мог приехать в Донецк к друзьям. Тебя встретят, отдохнешь, все дружно. И вдруг это все происходит сейчас.