Александр Подрабинек: 2 сентября этого года премьер-министр России Дмитрий Медведев издал распоряжение N 1682-р. Он поручил Федеральной миграционной службе подписать от имени правительства России соглашение с КНДР «О передаче и приеме лиц, незаконно въехавших и незаконно пребывающих на территории Российской Федерации и Корейской Народно-Демократической Республики».

Пусть никто не обманывается насчет названия. Речь идет о северокорейских беженцах, ищущих убежище в России. О побегах из России в Северную Корею ничего неизвестно. Даже такие любители северокорейской диктатуры, как Александр Проханов или Геннадий Зюганов, за политическим убежищем в Пхеньян не спешат. А вот из социалистической Кореи бежать пытаются многие. Неудачников ждет концлагерь или смерть.

Мы еще вернемся к Северной Корее и Медведеву с его распоряжением, а сейчас попробуем посмотреть, что же представляло собой право убежища в человеческой истории. И к чему движется Россия: к новым высотам цивилизации или к варварству и беззаконию?

Право убежища всегда было спасением от дурных законов или произвола. С древнейших времен. Закон защищал сильных, слабые спасались бегством. Но куда бежать, чтоб недалеко и в то же время надежно? Единственный выход – под защиту высших сил, в храмы и культовые места. Тут закон и власть пасовали. С богами лучше не связываться.

В древнем Израиле существовали города-убежища. Там можно было укрыться от кровной мести. В древнем Риме и Греции укрывались в языческих храмах. В христианские времена – в монастырях и церквях. О праве убежища в античную эпоху рассказывает доктор культурологии Анна Шмаина-Великанова.

Анна Шмаина-Великанова: Человечеству всегда было присуще понятие, что должно быть такое место, откуда человека нельзя извлечь, он находится под покровительством Бога, высших сил. Это связано с самим понятием священного. Древний Израиль тоже с очень давних времен, с конца второго тысячелетия обещает убежище определенной категории лиц — это невольные убийцы. В Исходе, в том самом месте, где даются десять заповедей, в так называемом свитке говорится о том, что если человек убил другого человека нечаянно, он может убежать в специальное убежище, в город или место, ухватиться за рога жертвенника. Жертвенник четырехугольный, с четырех сторон – возвышения. Человек, ухватившийся за эти возвышения, за эти рога, находится под непосредственным покровительством Бога, трогать его нельзя. В Книге Царств, в книге Паралипоменон отмечают как самое страшное преступление убийство тех, кто доверился Богу, кто обратился за правом убежища в храм.

Александр Подрабинек: Перенесемся в ХХ век. В августе 1939 года Советский Союз и Германия заключили договоры о ненападении и об экономическом обмене. Новые союзнические отношения между режимами Сталина и Гитлера вдохновили НКВД и Гестапо на взаимное сотрудничество. Речь шла, прежде всего, о выдаче политэмигрантов. Вот всего лишь одна зарисовка. Это отрывок из книги воспоминаний Маргарет Бубер-Нойман «Узница Сталина и Гитлера». Советский Союз, граница с Германией. Декабрь 1939 года.

«Нас было двадцать восемь мужчин и три женщины... Все лица от страха казались застывшими. Мы стояли и смотрели на железнодорожный мост, который разделял занятую немцами Польшу и ее часть, оккупированную русскими. Через мост к нам медленным шагом направлялся военный. Когда он подошел ближе, я разглядела эсэсовскую фуражку. Офицер НКВД и эсэсовец приветствовали друг друга, приложив руку к козырьку. Из узкой светло-коричневой сумки офицер НКВД вытащил список и стал называть фамилии. В этот момент от нашей группы отделились трое, бросились к энкаведисту и стали что-то взволнованно ему объяснять. Рядом со мной кто-то прошептал: "Отказываются переходить мост!" Один из трех был еврей-эмигрант из Венгрии, двое других – немцы: учитель по фамилии Кениг и молодой рабочий из Дрездена, который участвовал в вооруженной стычке с нацистами, бежал в Советскую Россию и заочно в Германии был приговорен к смертной казни. Конечно же, всех троих погнали через мост...».

О тесном сотрудничестве НКВД и Гестапо рассказывает историк Игорь Кузнецов.

Игорь Кузнецов: 1933 год, приход нацистов к власти, репрессии по отношению к противникам нацистского режима, начало преследования евреев. В связи с этим, естественно, появилась значительная категория граждан Германии, именно граждан Германии - и евреев, и немцев по национальности, которые хотели уехать из страны в другие страны. А учитывая советскую пропаганду (особенно, когда мы говорим о Компартии Германии) о том, что СССР — это чуть ли не рай на земле, все стремились каким-то образом, легальным или нелегальным, уехать в СССР. И действительно, десятки тысяч граждан Германии в период после 1933 года оказались на территории СССР. Это были и ученые, и представители других творческих профессий: и художники, и поэты, и писатели, и актеры, которых потом нацистский режим начал поименно запрашивать по разным каналам, сначала по линии наркома иностранных дел Советского Союза, потом такие запросы пошли по НКВД - что германская сторона просит выдать такого-то или такого-то сотрудника. Они обвинялись в антигерманской деятельности, в участии в коммунистическом движении, в высказываниях против нацистского режима и так далее, то есть гестапо начинало сводить счеты со своими так называемыми идеологическими оппонентами.

Александр Подрабинек: Гестапо не всегда добивалось от Советского Союза выдачи антифашистов. Иногда его работу выполнял НКВД.

Игорь Кузнецов: Профессор Неттор в 1936 году нелегальным путем бежал из Германии, потому что был ярым противником нацистского режима и высказывался об этом, его ждала соответствующая судьба. Сначала он работает в Москве, потом переезжает в Томск, работает в Томском университете заведующим кафедрой баллистики (это, кстати, был один из крупных специалистов-баллистиков). Немецкая сторона запрашивает персонально Неттора. В 1938 году его арестовывают, в 1939 приговаривают к 25 годам заключения, не выдают немецкой стороне. Но не выдают не потому, что жалко, а потому, что специалист. Иногда получалось так, что Советам он был нужен как специалист. Если бы он был не нужен, то его бы выдали и вопросов не возникло. Его судьба завершается под Орлом в 1941 году, когда была расстреляна крупная партия наших политзаключенных и военачальников, в том числе Мария Спиридонова. Его расстреляли под Орлом в 1941 году, то есть его не выдали. В одних случаях выдавали, в других случаях, если человек становился носителем секретов СССР, не выдавали: под любым предлогом, вплоть до того, что переводили в Томск, в глубинку и старались, чтобы о нем не вспоминали. Можно привести очень много таких примеров. Но, конечно, целевым назначением, прежде всего, гестапо пыталось вернуть всех, кто обвинялся в противогерманской деятельности.

Александр Подрабинек: Естественно, сотрудничество было взаимовыгодным. Большевистская власть жаждала свести счеты со своими политическими противниками.

Игорь Кузнецов: Ряд так называемых представителей белого эмигрантского движения оказались на территории той же Германии после Октябрьского переворота 1917 года и вели активную антисоветскую деятельность. Таких лиц НКВД хотело нейтрализовать, не только путем убийств, но иногда и официально, - такие случаи были. Это совместное сотрудничество потому и зародилось, что существовал взаимный интерес: немцам надо было получить антифашистов и тех, с кем они должны были свести счеты, а Советы хотели расправиться с теми, кого они считали заклятыми врагами советской власти и кто в какой-то степени действительно вел борьбу против Советов. То есть здесь интересы и НКВД, и гестапо абсолютно совпадали.

Александр Подрабинек: В самом конце Второй мировой войны западные союзники выдали Советскому Союзу не только бывших советских граждан, воевавших под знаменами Русской освободительной армии генерала Власова, но и тех, кто эмигрировал еще в Гражданскую войну и никогда не имел советского гражданства.

Только из Австрии летом 1945 года англичане выдали СМЕРШУ и НКВД около 50 тысяч казаков, воевавших против Красной Армии. Значительную часть депортированных составляли женщины и дети, которые также разделили лагерную судьбу своих мужей и отцов. Всего же в 1944-1947 годах западные союзники передали сталинскому режиму более двух миллионов русских, среди которых были как коллаборационисты, так и обычные военнопленные, которых Сталин всех поголовно считал изменниками родины.

Игорь Кузнецов: Самая сложная тема (о ней уже много написано): это коснулось всех, кто находился в немецком плену - советских военнопленных, это коснулось отдельных категорий, допустим, таких, как казачество - мы знаем всю эту историю, знаем эти судьбы: потом и высылка из английской зоны оккупации, и так далее. Но дело в том, что согласно той статистике, которой мы располагаем, в немецкий плен попали пять с половиной миллионов советских военнослужащих, по разным оценкам, три — три с половиной погибли, а остальные, порядка двух миллионов, находились в лагерях. И потом, мы знаем эту схему, - фильтрационные лагеря; многие эту проверку, естественно, не проходили, потому что критерий был только один: если ты выжил, значит, ты сотрудничал с врагом. Таких людей ждал ГУЛАГ, и мы не знаем эти судьбы. А ведь еще были остарбайтеры: полтора миллиона человек с территории СССР оказались на принудительных работах в Германии. Возьмите их судьбы: они же тоже проходили фильтрацию, в более мягкой форме, но все равно это были люди второго сорта. Отметка о том, что «был»... В одних случаях люди ехали добровольно, поддавшись пропаганде, кто-то искренне верил, что в Германии лучше, но 90% были насильственно депортированы в Германию. Мы можем однозначно говорить о том, что под вал этих послевоенных репрессий попали во многом абсолютно невиновные люди, только в силу формальных обстоятельств, то есть того, что в период войны они находились на территории Германии: или как остарбайтеры, или как военнопленные.

Александр Подрабинек: Западная общественность старалась тогда не замечать этих депортаций. Николай Толстой в своей книге «Жертвы Ялты» пишет:

«В 1945 году самое большее несколько сот англичан знали о своем соучастии в преступлении. Один только Джордж Оруэлл обвинял прессу в попытке замолчать ужасающие факты. Но его обвинения были гласом вопиющего в пустыне. И сам Оруэлл полагал, что это отчасти объясняется «ядовитым влиянием советского мифа на интеллектуальную жизнь Англии», имея в виду распространенное среди английских левых мнение, что сталинская Россия - действительно свободное и справедливое государство».

Советская власть не могла смириться с тем, что кто-то из советских граждан избавился от ее надзора. Беглецов следовало или вернуть на родину, или лишить жизни. Рассказывает историк и писатель Юрий Фельштинский.

Юрий Фельштинский: Советское правительство со сталинских времен (а эти сталинские времена, к сожалению, были длинным периодом: с 1923 по 1953 год) не оставляло в покое ни одного советского гражданина, оказавшегося за границей без абсолютного ведома и согласия советской власти. Поэтому абсолютно все перебежчики (их было немного, но, тем не менее, они были), невозвращенцы, прежде всего, сотрудники НКВД, остававшиеся по политическим или по каким-то другим соображениям за границей и отказывавшиеся вернуться в Советский Союз, всю свою жизнь находились, безусловно, в очень серьезной зоне риска, многие из них были убиты. Я думаю, правильнее будет сказать, что почти все они были убиты.

Александр Подрабинек: После войны над Советским Союзом опустился «железный занавес». Бежать из страны стало труднее. Однако депортации продолжались. Осторожные соседи старались не ссориться с советским режимом. Хотя они и отступали от этого правила, когда была такая возможность.

Юрий Фельштинский: Со всеми государствами, с которыми граничил Советский Союз, в целом были подписаны соглашения о возвращении советских граждан, оказавшихся на территории этих государств без разрешения российского правительства и без соответствующих документов. Проблема, естественно, заключалась в том, что в случае Советского Союза мы имели дело с неким политическим фактором: очень часто люди, переходящие эти границы, считали себя (справедливо или нет) политическими беженцами. Выдавались ли они? Выдавались. Всегда ли они выдавались? Нет, не всегда. И мы знаем много случаев, когда финские власти (причем и на местном уровне, и на центральном), будем откровенны, попустительствовали - назовем это так - российским перебежчикам. То есть те беглецы из Советского Союза, которые оказывались более везучими, более энергичными, конечно же, не доводили до того, что их выдадут.

Александр Подрабинек: Нынешнее отношение российской власти к политическим беженцам из других стран наглядно характеризуется межправительственным соглашением, с которого мы начали нашу сегодняшнюю передачу. Как Россия собирается выдавать беженцев одной из самых жестоких диктатур на нашей планете?

Соглашение регулирует вопросы и процедуры, связанные с «незаконным въездом и незаконным пребыванием». Статья 5 соглашения устанавливает срок выдачи беженцев – в течение 30 дней с момента принятия решения.

В соглашении очень детально оговариваются вопросы транзита, сроки, протоколы, согласования. Ничего - о правах человека, судебной защите и международных обязательствах.

Практически ничто не сможет воспрепятствовать выдаче беженцев в Северную Корею. Общественность просто ничего не будет об этом знать. Судебное опротестование решения о выдаче соглашением не предусмотрено. Стало быть, никакого гласного судопроизводства, никакого участия в деле правозащитных организаций. Никаких адвокатов, независимых переводчиков и контроля общественности. Верховный комиссариат ООН по делам беженцев тоже никакой информации получить не сможет.

Беженцев, понадеявшихся на убежище в демократической России, будут вылавливать, интернировать во временные центры содержания и затем отправлять на родину, где их ждет, чаще всего, смертная казнь, а их семьи – бессрочное заключение в концентрационных лагерях.

Федеральная миграционная служба и другие компетентные российские органы будут выполнять соглашение тихо, не привлекая общего внимания. Даже этапировать беженцев сопровождающим лицам предписано непременно в гражданской одежде. Это специально оговаривается статьей 8 Исполнительного протокола.

Значит ли все это, что беженцы из Северной Кореи перестанут искать убежище в России? Не значит. Надежда прорваться через административные барьеры, переиграть иммиграционные службы и легализоваться в России или сопредельных с ней государствах остается очень заманчивой. Беженцам, спасающимся от голода и террора, рисковать уже почти нечем. Жизнь в Северной Корее для них невыносима.

Особую категорию северокорейских беженцев составляют беглецы из лагерей лесозаготовок на Дальнем Востоке. Советские, а затем и российские власти разрешали устраивать на своей территории трудовые лагеря, в которых рабочие трудились, жили и умирали по северокорейским законам. Рассказывает председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина.

Светлана Ганнушкина: Дело в том, что еще с советских времен в России существуют лагеря, где представители разных стран покупают лес на корню, и они привозят своих рабочих, рабочие работают и заготавливают этот лес. Для болгар, например, это был способ заработать деньги на квартиру и машину, они очень хорошо жили, оставляли здесь своих детишек, очень свободно здесь существовали. А корейцы работали за гроши и жили на оцепленных территориях. Если они куда-то выходили и оказывались снаружи, их отлавливали, передавали корейским властям. По моим воспоминаниям уже постсоветского времени, эта система все еще сохранялась, их пытали и убивали. Поэтому некоторые из них, когда стоял вопрос о передаче их корейским спецслужбам, просто пытались покончить с собой и делали это. То есть то, что ждет там, - чудовищно: как это было, так и осталось.

Александр Подрабинек: Историю этого человека можно положить в основу нового голливудского боевика. Он не просто бежал из Северной Кореи: он бежал оттуда дважды. Первый раз, в 1997 году – от голода, который сгубил сотни тысяч его соотечественников. Ким был сиротой. Колледж, где он учился, закрыли. Студентов распустили, так как власти больше не могли обеспечивать им питание. 17-летний юноша оказался на улице без работы, без средств к существованию. Он бежал в Китай, где прожил нелегально около десяти лет. Получить там статус беженца Ким не мог, так как Китай беженцев не принимает.

В конце концов, Ким решил перебраться в Россию. По ошибке он воспользовался картой времен Советского Союза и попытался перейти границу Китая с Казахстаном, а не с Россией. На границе его поймали китайские пограничники и депортировали в КНДР.

Так Ким оказался в тюрьме – без предъявления обвинений, без приговора, без суда. Только позже, попав в лагерь, он узнал от других заключенных, что выйдет оттуда не раньше, чем через 10 лет.

Заключенные в лагере занимались тяжелым ручным трудом по 20 часов в сутки. Они получали крайне скудное питание, за малейшую провинность их жестоко избивали. Как-то на трудовых работах заключенные, заранее сговорившись, воспользовались ошибкой конвоя и бежали. Ким слышал, что большинство из них были вскоре пойманы и казнены, а ему с двумя товарищами удалось спрятаться у знакомых. Дождавшись, когда активные поиски беглецов прекратятся, Ким уже известной ему тайной тропой ушел в Китай.

Весной прошлого года он перешел границу с Россией в Амурской области. Ким где-то прочитал, что в Сибири есть лагерь для беженцев, и попросил российских пограничников проводить его в убежище. Вместо этого Кима арестовали за незаконное пересечение границы. Что с ним было дальше?

Светлана Ганнушкина: В Благовещенске работает прекрасный адвокат Любовь Михайловна Татарец, которая уже легализовала больше десятка этих корейцев. Все это проходит очень тяжело, потому что даже в отделение Федеральной миграционной службы, где она была с этими корейцами, приходили представители консульства и требовали отдать им этих людей. И там тоже были совершенно детективные истории: человек просился выйти ненадолго, она выводила его через черный ход и просто на взятой машине увозила от преследований. Все это идет тяжело. Тем не менее, эта легализация началась, и в общем, миграционная служба дала людям убежище, учитывая ситуацию, которая описана в множестве докладов по Северной Корее (известно, что ситуация катастрофическая, тоталитарный режим очень жестокий: восточный тиранический режим). Одним из таких спасенных Любовью Михайловной был наш Ким. Его освободили, и он попал к Любови Михайловне Татарец. Она занималась его делом по подаче документов на временное убежище. Она, наверное, легализовала бы его и там (он ей доверяет как родной матери), продолжала бы работать с ним там, но в это время случилось, как вы знаете, наводнение, и дачный домик, в котором он жил, буквально снесло. Она была вынуждена его передать нам сюда, в Москву. А в Москве мы продолжили процедуру определения статуса, мы его поместили в снимаемую нами квартиру (тогда у нас была такая квартира). Его из этой квартиры забрали, причем это тоже была такая операция, там были все: и ФСБ, и Федеральная миграционная служба, и НТВ, конечно, - без него такие вещи не обходятся. Они показали, как будто все это происходит в моей собственной квартире, что у нас тут нелегал. Они предполагали, что у нас много нелегалов. Но все люди, которые жили в этой квартире, были в основном гражданами России или находились в процедуре определения статуса, то есть законно находились на территории России, точно так же, как и он. Его отвезли его в суд, продержали, если не ошибаюсь, сутки (или даже меньше), появился наш адвокат, судья его отпустил, потому что это был человек, который находится в процедуре. А дальше ему здесь отказала миграционная служба, несмотря ни на что. И потом была вот эта вторая история, когда его задержали, и снова пришлось отбивать его в суде. В суде его освободили, суд принял решение, что выдворять его в Северную Корею нельзя.

Александр Подрабинек: Выдача беженцев людоедским режимам была и остается для России обычной практикой. Да и странно было бы, если бы российские власти, так откровенно пренебрегающие правами собственных граждан, вдруг оказались щепетильными в вопросах соблюдения прав граждан, бежавших от диктаторских режимов.

Подготовленное правительством России соглашение с Северной Кореей легализует практику систематического нарушения прав человека.

Светлана Ганнушкина: И вот сейчас возникает новая ситуация, когда, возможно, мы подпишем с Северной Кореей соглашение о том, что таких людей, нелегально находящихся на территории России (я хочу подчеркнуть — не совершивших уголовное преступление, а просто нелегально находящихся на территории России), мы будем отдавать Северной Корее. Причем решение будет приниматься очень быстро: я думаю, как правило, у них не будет ни информации, ни времени, ни возможности обратиться за убежищем. Это на самом деле чудовищно!

Александр Подрабинек: Отказ российских государственных органов от защиты прав человека развязывает руки дружественным Кремлю диктатурам. Зачем заботится о соблюдении российских законов, если их не соблюдает даже российская правоохранительная система? Иностранные спецслужбы чувствуют себя в России очень вольготно и не останавливаются перед прямыми криминальными действиями.

Светлана Ганнушкина: У нас есть, к сожалению, и другие, случаи, весьма прискорбные. Например, элементарное похищение на улице. Не так давно, в июне этого года у нас похитили гражданина Узбекистана, и прямо сейчас его судят в Узбекистане. Похитили человека, в выдаче которого прокуратура отказала (мы победили один раз). Потом, когда пытались заменить это выдворением, суд отказал и в выдворении. Дальше ему, конечно, как и всем, отказали в статусе беженца. У нас есть уникальное решение, где сказано: удовлетворить жалобу на отказ в предоставлении статуса беженца и обязать миграционную службу предоставить статус. То есть в случае с этим человеком мы победили все инстанции, ему должны были дать статус беженца, он должен был находиться в России в абсолютной безопасности. И вот он сидел в машине, его жена вышла из машины в аптеку, вернулась — машины нет.

Александр Подрабинек: Похитить человека на улице, конечно, не так уж трудно. Но перевезти его через государственную границу в Узбекистан без помощи российских государственных органов едва ли возможно. Не означает ли это, что российские спецслужбы сотрудничают в противозаконной деятельности со своими узбекскими коллегами?

Светлана Ганнушкина: Это совершенно очевидно. Они, может быть, и должны были сотрудничать со спецслужбами других стран, но дело в том, что они выполняют заказы на незаконную деятельность. Они не просто сотрудничают, они фактически совершают уголовное преступление, оказывая услуги, противоречащие российскому законодательству и российским обязательствам по международному праву, спецслужбам этих стран, где режимы хуже нашего.

Александр Подрабинек: Конвенция ООН «О статусе беженца», к которой присоединилась и Россия, защищает людей, бежавших от политических репрессий. Статья 31 конвенции запрещает государствам налагать взыскания за незаконный въезд или незаконное пребывание на их территории беженцев, если на родине их жизни или свободе угрожала опасность. Но чего стоят законы в России? Двусторонние договоренности с диктатурами в России сильнее международного законодательства.

Видеоверсия доступна на нашем канале в Yotube