Понедельник, 23 марта, – день уплаты штрафа в 400 тысяч рублей, наложенного на петербургский Институт региональной прессы за отказ зарегистрироваться иностранным агентом.

Институт региональной прессы, основанный больше 20 лет назад, помогает журналистам в их работе. Он начинал свою деятельность в первые годы гласности, когда российские журналисты еще не очень хорошо представляли свою собственную профессию в условиях отмены цензуры. Институт региональной прессы стал той организацией, которая заботилась о том, чтобы сотрудники российских средств массовой информации почувствовали себя частью мировой свободной прессы, неподцензурной и неангажированной. ИРП стал площадкой, куда приходили самые разные политики, правозащитники, экологи, сотрудники НКО, где обсуждались самые острые и злободневные темы, а кроме того, он стал выпускать учебные пособия для журналистов и студентов факультетов журналистики, проводить семинары для повышения квалификации журналистов и заниматься серьезным мониторингом и анализом тенденций развития российских СМИ.

Весной 2014 года в ИРП прошли прокурорские проверки, как и во многих других НКО, занимавшихся правозащитной деятельностью и активным строительством гражданского общества. В конце прошлого года Минюст внес ИРП в список НКО – иностранных агентов. Оспорить действия Минюста в суде не удалось. 23 марта петербургский Институт региональной прессы должен заплатить штраф в размере 400 тысяч рублей за отказ регистрироваться в качестве НКО – иностранного агента. Это очень большие деньги для организации, живущей на гранты и не занимающейся коммерческой деятельностью. Попав в подобную ситуацию, многие НКО, внесенные в списки иностранных агентов, предпочли начать процедуру ликвидации. Директор Института региональной прессы Анна Шароградская решила продолжать борьбу.

– Анна Аркадьевна, итак, понедельник – "час расплаты"?

– Я бы сказала, скорее, "час икс", когда нужно подкормить нашу судебную власть.

– И настал он из-за того, что вы отказались регистрироваться в качестве иностранного агента?

– Так было сформулировано. На самом деле, даже не из-за того, что мы отказались, а из-за того, что я не побежала регистрироваться, предвосхищая приглашение на подписание протокола, которое пришло дней на шесть позже того срока, когда я должна была явиться. Именно поэтому я могу гордиться самой высокой суммой штрафа, которую нам предъявили, – 400 тысяч рублей.

​– И что теперь будет?

– С самого начала всем было известно, что деньги, которые мы получаем, даются нам исключительно на наши программы. Это несколько грантов самого разного свойства из разных стран, они не могут быть потрачены ни на что, кроме программ. Никаких накоплений у нас не может быть по определению, ведь, чтобы их иметь, надо что-то зарабатывать, а мы ничего не зарабатываем, а только отрабатываем наши целевые гранты, полученные на просветительскую и информационную деятельность.

– То есть эти гранты можно сравнить с материнским капиталом, который тоже нельзя потратить просто так.

– Материнский капитал все же можно потратить на квартиру, на образование детей, мы же можем потратить деньги наших грантов исключительно на программную деятельность. Я не сразу поняла, что платить придется – была какая-то слабая надежда, что когда мы подадим апелляцию, одну и вторую, то эту сумму хоть как-то сократят. Этого не произошло, и поэтому я приняла решение внести в качестве штрафа свои личные накопления. Это я делаю не в первый раз, хотя десять лет назад ситуация была не столь драматичной, тогда мы отпочковались от основной организации, и тоже потребовалось внести деньги. Конечно, это жест – я бы сказала, такой мелодраматический жест: это ведь не лишние деньги, а те, которые дают некую уверенность, что в случае чего у тебя есть что-то, что ты можешь потратить на свои личные нужды. Но я решила их заплатить и ни у кого ничего не просить. Но когда об этом прослышали журналисты, они решили по-своему: посчитали, что будет справедливым, если те, от кого они в свое время получали поддержку, теперь получат поддержку от них. Буквально в последнюю неделю они активизировались и стали для нас собирать эти деньги, и к утру понедельника собранная сумма немного превысила половину того, что необходимо. Остальное я добавила из своих сбережений.

– А как обстоят дела с судами?

– Суды идут своим чередом, с предсказуемым результатом. Они различаются только тональностью судей: одни позволяли себе шутить над нашим штрафом, другие вели себя сдержанно, а вот последняя судья потеряла самообладание, кричала на нас и вообще вела себя совершенно непристойно. Она даже не посчитала нужным разобраться в доводах нашего адвоката, а они были разумными, но она не дала ему говорить.

– Анна Аркадьевна, как вы считаете, ваш случай – преследование организации, штраф – это нечто исключительное или часть некого большого процесса?

– Мы не исключение в этом списке и в этом фарсовом преследовании. Понятно, что тут все решает не закон, а политическая воля, а чья она – мы можем только догадываться. Десятый месяц я наблюдаю судебные нравы, хотя участвую в процессе, скорее, как наблюдатель: ведь особых прав нет даже у того, кто подает в суд. Все еще немножко удивляюсь бесцеремонности расправы, хотя пора уже перестать удивляться. В общем, это довольно интересно.

– Многие в этой ситуации сказали: "Хватит!" – и приступили к ликвидации организации, чтобы не работать в таких условиях. А вы не собираетесь закрываться? Или будете работать дальше?

– У меня такой характер: чем больше давление на нашу организацию, тем больше наше противодействие. Мы не просто будем работать дальше, мы собираемся делать это еще активнее и ни в коем случае не намерены сворачивать нашу деятельность. Другой вопрос, будет ли у нас возможность ее каким-то образом финансировать. До сих пор как-то удавалось, сейчас, когда ресурсов так немного, трудно представить, откуда возьмутся деньги, но я думаю, мы их как-нибудь найдем.

– Изменится ли в этих суровых условиях направление вашей работы? Может, вы от чего-то откажетесь, смените какие-то акценты?

– Мы работаем в режиме прессы. В просветительской деятельности мы работаем на перспективу, а в информационной стараемся все-таки следить за событиями и реагировать на них. Что касается изменений, то ведь изначально проблема свободы слова нами не рассматривалась, ведь мы начинали 22 года назад, при хорошо забытой гласности, нам в голову не могло прийти, как остро встанет эта проблема. Сейчас и право граждан на информацию, и свобода слова, и свобода прессы, раньше воспринимавшиеся как данность, требуют с нашей стороны большой поддержки. И в этом направлении мы сокращать нашу деятельность не собираемся.

– Сейчас должен появиться механизм выхода из списка иностранных агентов – как вы думаете, эта поправка к закону вам поможет?

– Мое мнение – и я думаю, что оно совпадает с мнением наших адвокатов, – состоит в том, что речь идет не о включении и выключении из списка, а о том, что мы должны направить все наши объединенные усилия на то, чтобы этот закон был отменен. Не переназван, не смягчен с помощью каких-то поправок, а именно отменен, потому что сам закон – это нечто позорное. Он настолько явно дает понять, что от людей, получающих гранты из-за границы, ничего хорошего ждать не приходится, что терпеть такие оскорбления мы не намерены.

– Вас же обвиняют не только в получении иностранных грантов, но и в том, что вы занимаетесь политической деятельностью, – с этим как быть?

– Нам приписали политическую деятельность после нашего семинара в Выборге: якобы мы занимаемся политической деятельностью, критикуя систему ЖКХ и муниципальную власть (хотя она власть только в кавычках). Это семинар проходил в рамках программы "Эффективное управление" для муниципалов. Эффективное управление – это такая вещь, которая воспринимается только в контексте, а все, что касается ЖКХ, прописано в законе очень невнятно и вызывает всеобщую критику. Журналисты обсудили на семинаре этот аспект и пришли к выводу, что с этим надо что-то делать. Мы участвовали в программе "Эффективное управление" при содействии Совета министров Северных стран, который за это же был включен в реестр иностранных агентов и прекратил свою работу в Петербурге. Поэтому некий коллега из педагогического университета написал: да, есть признаки политической деятельности. На самом деле есть две экспертизы, приписывающие нам политическую деятельность, но вторая экспертиза касается еще и моей деятельности якобы экстремистского свойства, там целых две уголовных статьи, одна тянет на 2 года, другая на 4. Но я с этой экспертизой не очень знакома, зато хорошо знаю, что никак не могу получить мой компьютер, iPad и флешки.

– Те самые, которые таможенники у вас изъяли в аэропорту, когда вы летели читать лекции в Америку?

– Да, причем я полагаю, что дело может решиться и не в мою пользу.

– То есть с одной стороны у вас противостояние с Минюстом, с другой стороны – с таможней.

– Что касается таможни, то с самого начала было ясно, что не она – инициатор этого обыска. Я ведь уже прошла все кордоны и отправилась на посадку. Судье пришлось писать специальную бумагу, чтобы ей разрешили узнать, кто заставил меня задержать, произвести этот обыск и изъять все то, что они изъяли. 10 месяцев я не видела этих предметов, но мой адвокат их видел – да, они есть, они хранятся и изучаются все эти 10 месяцев. Когда мы подавали в суд на таможню, они нам справедливо ответили, что не нашли у меня ничего преступного и передали все это другим людям. Это было и МВД на транспорте, и прокуратура, и ФСБ – мне периодически сообщали, куда перемещаются мои вещи. А того таможенника, на которого подали в суд, мне теперь жаль, он мне лично выразил свое уважение и сожаление в том, что он был инструментом в этом преследовании. Он сказал: "Я солдат, я выполнял приказ". У меня нет к нему претензий. В суде выяснилось, что приказ шел из ФСБ. Мои адвокаты считают, что меня не имели права задерживать в аэропорту, препятствовать вылету и отбирать вещи. Мы будем продолжать все наши судебные дела. И мы делаем это не для себя. У меня уже есть и компьютер, и iPad, и постепенно собираются флешки, хотя там, конечно, нет фотографий моих внуков, которые были на прежних носителях. Но дело не в этом. На самом деле мы сейчас боремся с абсурдным законом, который позволяет таким образом расправляться с людьми и организациями, по сути уничтожая их непомерными, безрассудными штрафами и унижая достоинство, потому что само название этого закона об иностранных агентах является оскорблением.

То, что происходит с Анной Шароградской и с Институтом региональной прессы, – это показательная порка, так считает депутат Законодательного собрания Петербурга Марина Шишкина.

– Анна Аркадьевна Шароградская представляет организацию, которая все эти годы занималась исключительно полезной деятельностью: организацией диалога и обмена опытом между журналистами, просветительской работой, семинарами, она создавала библиотеку для журналистов, то есть формировала профессиональную среду. Я сама много раз пользовалась услугами этой организацией и считаю ее очень полезной. Анна Аркадьевна – человек с активной жизненной позицией, человек опытный, очень образованный, и то, что с ней произошло – да, это показательная порка. Что они хотели, ее устрашить? Это невозможно. Запретить деятельность этой структуры? Конечно, это повредит журналистам, всему сообществу. Изменит ли это общее отношение к ней самой, к профессии, к чему-то еще – конечно же, нет, это просто глупость, неизвестно кем придуманная. Поэтому я очень рада, что журналисты сейчас объединились и демонстративно – в хорошем смысле слова – сбрасываются по копеечке, чтобы заплатить этот штраф. Анна Аркадьевна ведет себя очень мужественно. А журналисты – я думаю, что в этой ситуации еще больше сплотятся. Какая реакция может быть на глупость? Как ей противостоять? Это как у нас в ЗАКСе, куда не пустили журналистов в футболках "Нет цензуре!" – тактически они проиграли, но стратегически выиграли. Так и здесь, поэтому лозунг один: "Журналисты, объединяйтесь!"