75 лет назад, в начале апреля, в лесах под Смоленском прозвучали первые выстрелы: началось массовое уничтожение военнослужащих польской армии, захваченных в плен в ходе немецко-советской операции по уничтожению Республики Польша. Спустя годы весь этот кошмар назовут “Катынью”, ему будут посвящены сотни политических заявлений и научных исследований, появятся кинофильмы и стихи. Советские власти скрывали правду о Катыни буквально до последнего дня существования СССР, российские – признали ответственность сталинского режима за это преступление и принесли извинения. Казалось бы, Катынь должна была бы стать историей, но не стала. Катынь до сих пор – трагедия, разделяющая не только Россию и Польшу, но и Россию и Европу. И вот почему.

Россия не хочет вспоминать о Катыни. Если о трагедии и говорили в эти дни, то только потому, что внук убийцы, Евгений Джугашвили, подал в суд очередной иск об очернении памяти своего замечательного дедушки. Но скоро внук успокоится – спустя всего месяц дед будет на плакатах и буклетах и записные пропагандисты будут напоминать нам о том, что в деятельности товарища Сталина, наряду с отрицательной, имелась и очевидная положительная сторона: войну выиграли, Европу освободили и облагодетельствовали, а она, неблагодарная…

Европа хотела бы, чтобы Россия, как и любая цивилизованная страна, помнила бы о преступлениях государства не в меньшей, а то и в большей степени, чем о его успехах и победах. Точно так же, как из истории Германии невозможно вычеркнуть Гитлера, холокост и Вторую мировую, из истории России невозможно убрать Сталина, ГУЛАГ и Катынь. Но ГУЛАГ – при всем его неизбывном кошмаре, перечеркивающем иные войны, – остается внутренней катастрофой и отношение к нему оказывается вопросом российской повестки дня. А Катынь – это военное преступление. И равнодушие к этой трагедии, не только государственное, но и народное равнодушие, заставляет не верить в искренность вечного вопроса "Хотят ли русские войны?”

Если бы не хотели, то отмечали бы 75-летие трагедии в Катыни на таком же эмоциональном уровне, как и 70-летие Победы во Второй мировой. Если бы не хотели, то не считали бы расстрел военнослужащих досадной истеричной претензией какой-то там Польши. Если бы не хотели – не верили бы, что после извинений о трагедии можно забыть. Потому что после извинений, по идее, эта трагедия перестает быть польской и становится русской – как холокост после осознания происшедшего в Германии стал прежде всего немецкой, а не еврейской трагедией.

В России вообще не любят вспоминать о периоде 1939–1941 годов, сталинском определении “дружбы, скрепленной кровью”, финской войне (если и вспоминают, то с гордостью), уничтожении Польши, оккупации балтийских стран (ну, это вообще никакая не оккупация была, а “крымнаш” образца 1940 года). Катынь – в этом же ряду. Если обо всем этом помнить, мифологический образ державы, противостоявшей злу практически в одиночку и победившей его, меркнет и не дает возможности оправдывать Великой Победой все будущие великие поражения и новые войны.

Но Советский Союз никогда не был такой державой. Он – впрочем, как и все остальные страны, в конце концов оказавшиеся в антигитлеровской коалиции, – не хотел воевать. Как и Путин сегодня, Сталин вчера хотел не войн, а блицкригов с участием “вежливых человечков” – и уходил оттуда, где красноармейцам готовы были дать отпор. Советский Союз вынужден был воевать не потому, что хотел сокрушить нацизм, а потому, что на него вероломно напали и он должен был бороться за выживание. А от остальных своих союзников в борьбе с нацизмом Сталин отличался только тем, что до этого нападения он был не против Гитлера, а рядом с Гитлером.

Катынь произошла именно поэтому.

Виталий Портников – киевский журналист, автор и ведущий программы Радио Свобода "Дороги к свободе"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода