Если бы я попыталась объяснить иностранцу, что такое "духовная скрепа", я бы в качестве примера привела знаменитый треугольник Маслоу. В основании фигуры Маслоу лежат элементарные пищевые потребности человека: только насытив свой организм, человек может мечтать о подвигах и свершениях, самоактуализации. В нашей идеологии все наоборот: треугольник перевернут, воткнут кое-как вершиной в грунт: лопают досыта только наверху; тем, кто внизу, – предписаны подвиги. Фиг с маслом вместо фигуры Маслоу. Скрепы и есть всевозможные нематериальные подпорки для шаткой конструкции этого треугольника.

Революционность советских подходов к воспитанию нового человека в том и состояла, что роль обычной, нормальной по европейским меркам, жизни сытого обывателя обесценивалась, на арену вызывался харизматик, возбуждающийся "на слабо", лопающий вместо корма идеи. Представьте, что в работах нобелевского лауреата Павлова, его экспериментах по формированию условных рефлексов, раскормленным собакам вместо пищи вдруг предложат только первую часть действа – яркое включение лампочки, а поесть не дадут. Собаки съедят лаборанта. Павлов так далеко не заходил, да и его литературный наследник, смелый в своих экспериментах профессор Преображенский, решительно отмотал назад.

Если еду только показывать по телевизору, отъевшийся после голодных девяностых обыватель начнет захлебываться слюной и озвереет, станет бросаться на людей, чтобы завершить мощно сформированную физиологическую цепочку. Чем сильнее пищевая зависимость, сформированная в годы относительной сытости, тем выше агрессия в условиях нарастающей бедности. Почему "86-процентов-россиян" одобряют войну, гибель людей, но негодуют из-за уничтожения продуктов? Идентификация едока с едой в эпоху гедонизма сильнее идентификации с людьми, особенно если те мешают есть...

Аналогия с лампочкой не так, кстати, далека от исторической правды: вспомните лампочку Ильича, и его определение: "Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны!" А совсем недавняя кампания Дмитрия Медведева по вкручиванию энергосберегающих лампочек?

Контроль уровня бедности и пищевых рефлексов граждан вменяется всем государствам мира. Англосаксы давно используют сырную метафору – Say chees – чтобы обучить людей улыбаться и поддерживать в стране оптимальный уровень оптимизма. Улыбки не сходят с их лиц, их прилавки ломятся от сыров. Представляете, как возрастает потребление любого продукта, если в обществе активно муссируется его мем? Теперь и у нас подогрет аппетит именно к сыру. Что давят, то и рекламируют. Непроизвольно, конечно. Троллинг возбуждает, в том числе и аппетит. Справедливости ради нужно отметить, что сыр сам по себе хорош для психики и мозгов. Только в условиях дефицита он может стать галлюциногеном.

Вспоминается, что в поздние советские времена приманкой была пресловутая варенная колбаса, кусочек колбаски на веревочке, за которым стройными рядами мы шли к великой цели коммунизма. За нею ездили, преодолевая пространства и препятствия, в Москву, а когда не стало колбасы, тысячи граждан устремились за бугор и началась так называемая колбасная эмиграция. Уезжают люди с сильной нервной системой.

Сдерживать волю к еде и победе миллионов можно только с помощью мощного и опасного, как электрический ток, внешнего контроля и системы наказаний. Запрещать то, чего людям хочется, и насильно впихивать то, что имеется.

Нам не привыкать. В отечественной традиции воспитания до недавнего времени преобладали силовые методы кормления: впихивать ложку в рот малышу, как только тот зазевается; приглашать к столу в суровой, не терпящей возражения форме; запрещать выражать вкусовые предпочтения ("Ешь, что дают!", "Когда я ем, я глух и нем!"); наказывать за несъеденную порцию…

Последствия репрессивных методов кормления, запрета на личный выбор в еде сказываются всю жизнь. Уже взрослые, мы скрываем свои вкусы от окружающих и отрываемся по полной, когда нас никто не видит, вне общественного контроля, где-нибудь в чужих гостях или на пляжах Турции. Кстати, одна из причин булимии и избыточного веса – именно детское насильственное кормление; за приступами булимии скрываются панические атаки из-за страха истязания едой. Опыт пищевого насилия сказывается, когда мы с острожной брезгливостью относимся к новым продуктам. До сих пор мы едим с чувством вины, стыда и с оглядкой. Это мешает наслаждаться едой (читай – жизнью), даже если она божественно приготовлена и великолепно сервирована. И когда нашему человеку снова кто-то скажет: хватит жрать, иди займись чем-то полезным, по привычке он слезет со стула и понуро побредет в свой угол с покорностью несчастного ребенка, которому еще долго, очень долго жить по чужой указке.

Удержать шаткую фигуру перевернутого треугольника в вертикальном положении трудно, даже если все время повторять гипнотические формулы: "Нам нужна вертикаль власти! Стабильность! Стоять!" Тем, наверху, приходится осаживать, держать в узде большое поголовье людей. Как заставить его замереть и не расшатывать конструкцию? Страх – вот что парализует людей на животном уровне. Как это у Павлова: удар током вместо еды приводит к угасанию пищевых рефлексов.

Духовные скрепы – это моральные, юридические, религиозные, главным образом карательные способы фиксации слишком подвижных и независимых особей, сообразительных граждан, которые видят абрисы кренящейся конструкции и слышат скрип вместо скреп. Вспышки яркого света, фейерверки и сполохи взрывов, сияние голубого экрана вместо еды (читай – жизни). А кто не замрет, того изолируют или как-нибудь по-другому обездвижат.

Ольга Маховская – московский психолог