Недавние теракты в Париже, совершенные в ночь с 13 на 14 ноября, серьезно сказались на атмосфере во Франции. Премьер-министр страны Мануэль Вальс был вынужден признать, что террористическая угроза сохраняется и, видимо, будет сохраняться еще долгое время. А родителям приходится объяснять детям, что произошло, почему погибло столько невинных людей.

Весь мир обошло трогательное видео, на котором отец маленького мальчика, пришедший с сыном к месту одного из терактов, объясняет испуганному малышу, почему им не нужно уезжать из Франции от "плохих людей с автоматами". "Эти цветы и свечи в память о тех, кого больше нет, защищают нас", – говорит мужчина, и мальчик успокаивается.

​За год Париж пережил уже вторую страшную трагедию – меньше года прошло после убийства практически в полном составе редакции еженедельника "Шарли Эбдо". Как отмечает собеседница Радио Свобода, сотрудница русской службы Международного французского радио (RFI) Елена Серветтаз, в январе ей тоже пришлось объяснять своему сыну, что произошло:

– Какие меры приняты во французских школах после того, что случилось? Что говорят детям? Ведь они знают, что в Париже произошла трагедия...

– В школе, где учатся мои дети, никакой дополнительной охраны после терактов не появилось. Другая ситуация была после расстрела редакции "Шарли Эбдо". Тогда мы чувствовали напряженность внутри здания, родителей просили не толпиться на входе, попросили быстро отдавать детей и уходить, чтобы не создавать ажиотажа вокруг входа в школу. Сейчас почему-то никаких полицейских кордонов, по крайней мере в нашей школе, нет. Я знаю, что охрана постоянно действует в еврейских школах, но это началось не после терактов 13 ноября, а гораздо раньше.

Мне, наверное, повезло в какой-то мере, что главную работу по объяснению республиканских ценностей Франции за нас сделали в свое время еще школьные учителя. С самого раннего детства дети уже многое понимали. Я помню, когда мой сын, когда ему было 4 года, то есть 5 лет назад, пришел ко мне и объяснил: "Ты знаешь, не нужно переживать. В жизни самое важное не то, какой цвет у тебя кожи – белый, бежевый, коричневый или черный, главное, что у всех у нас внутри белые кости". Вот так мне сказал 4-летний сын. И я поняла, что за него можно быть в жизни спокойным, когда у него такие ответственные и внимательные учителя. Когда случилась трагедия "Шарли Эбдо", он вернулся из школы и был потрясен, был в ужасе. Он просто не понимал, почему кто-то может нападать на журналистов. Тем более он знает, чем я занимаюсь, прекрасно отдает себе отчет о политической ситуации в России. Его это напугало. Он просто не понял, почему, когда человек выражает свое собственное мнение, он может быть убит так безжалостно и беспощадно. В этот раз, после того как случились теракты, а это произошло в пятницу, в субботу и воскресенье мне пришлось самой все объяснять. Сын постоянно видел включенные новостные каналы, он видел меня, когда я комментировала в прямом эфире, что происходит. Потом он меня спросил: "А что конкретно они хотели, эти люди?" И вот тут я немного растерялась, потому что кто из нас сможет объяснить даже взрослому человеку, что конкретно хочет ИГИЛ? Вы должны сказать, что эти люди выступают не против музыкантов, не против культуры, они выступают против нас с вами, против нас, французов, против нас, бельгийцев, против нас, россиян, против нас, швейцарцев... Тут же речь не идет о том, кто бомбил Сирию, а кто не бомбил. Им просто не подходят наши западные ценности, наш образ жизни. Я сразу не смогла ему ответить. Я взяла паузу. Он говорит: "Мы должны с тобой пойти и объяснить этим людям, что так делать нельзя. И спросить, что они конкретно хотели". Когда 9-летний ребенок тебе говорит, что мы должны пойти и объяснить бойцам ИГИЛа, что так делать нельзя, у меня, естественно, холод по спине бежит.

Когда сын в понедельник вернулся из школы, естественно, мы еще раз поговорили о том, что происходит, почему происходит. Кстати, не нужно думать, что во всех французских школах все дети понимали, что такое "Я Шарли". После этой трагедии в прессе появились истории о том, как ученики младших классов объясняли учителю и своим товарищам, что они как раз "не Шарли", что художники сделали что-то плохое, потому что они нарисовали карикатуру с изображением пророка Мохаммеда. И тут уже нужно другую работу проводить. Вы можете не быть "Шарли", но вы не должны защищать право этих людей на убийство других людей. Люди, чьи семьи раньше жили, например, в Северной Африке, они могут до сих пор себя считать тунисцами, марокканцами, кем-то еще. Это их право. Вы можете быть марокканцем, но если вы живете во Франции, вы должны как-то принимать эту страну, вы должны в ней жить, вы должны интегрироваться. Вы должны знать ее язык, ее обычаи, традиции. Вы не должны, конечно, менять религию, вы просто должны уважать тех людей, с которыми вы живете рядом. Это то, чего во Франции, наверное, в полной мере нет.

​– Можно ли говорить, что дети во Франции очень сильно напуганы тем, что произошло? Может ли у школьников возникать после терактов неодобрительное отношение к одноклассникам исламского вероисповедания?

– Вот этого точно нет! Нет неодобрительного отношения к мусульманам в школе. Мой сын с особой гордостью мне рассказывал, что в его школе как раз есть дети, которые смогли спастись, которые смогли убежать из Сирии и сейчас прекрасно себя чувствуют. Он даже переживал, когда были самые первые призывы из стран Восточной Европы – что нужно закрыть границы и не пускать этих беженцев. Он мне сказал: "Как же так, они закроют границу, а если завтра будет война у нас, нас тогда тоже никто не пустит никуда?" Напуганы или нет? Дети, к счастью, наверное, легче относятся к таким событиям. С другой стороны, если посмотреть на календарь, то от расстрела "Шарли Эбдо" до терактов 13 ноября прошло не так много времени. И они, я не хочу сказать, что они привыкли, но когда вы говорите своему ребенку, что произошел теракт, у него уже нет… по крайней мере, у моих детей не было этого удивления. Естественно, была тревога. Они переживали. Они спрашивали: "А кто погиб?" Кстати, одноклассники моего сына были в тот момент на стадионе, когда рядом раздались взрывы. И потом нужно было как-то добираться домой. Но они не напуганы, понимают, что такое может случиться. И конечно, они возмущены, почему кто-то имеет право убивать кого-то другого.

– Наступает период рождественских праздников. Как-то то, что произошло в Париже, сказывается на атмосфере в городе и, соответственно, на том, что чувствуют дети?

– Первые выходные после терактов большие магазины были закрыты. В центре города были пустые улицы. Но в воскресенье в парки люди потихонечку, потихонечку начали выходить и жить той жизнью, которой они жили до терактов в Париже. Ждут ли дети рождественских каникул с той же радостью? Да, конечно, они ждут. Я не думаю, что случившееся как-то омрачит им эти праздники. У детей есть какая-то особенная степень защиты, которой, к сожалению, нет у взрослых. Естественно, мы не говорим о детях из семей, которых напрямую коснулась беда, в которых погибли люди, – рассказывает Елена Серветтаз.