"Мы хотим вылечить нашу страну от нескольких болезней. Прежнее правительство реализовывало левую программу, как будто бы мир по марксистскому образцу должен развиваться только в одном направлении, к новой смеси культур и рас. Этот мир велосипедистов и вегетарианцев, пользующихся исключительно возобновляемыми источниками энергии и воюющий против любых проявлений религиозности, имеет мало общего с традиционными польскими ценностями".

Так заявил на днях новый министр иностранных дел Польши Витольд Ващиковский. В Брюсселе, похоже, даже не слишком удивились: ЕС начинает привыкать к потоку экстравагантных заявлений, исходящих от евроскептического руководства Польши после победы на выборах консервативной партии "Право и справедливость". Однако все более тесный союз польских евроскептиков с их венгерскими собратьями, ряд новых законов, ограничивающих свободу прессы и независимость судов, европейские верхи воспринимают как серьезную политическую проблему. 13 января Еврокомиссия на специальном заседании обсудит возможные меры, направленные против возрождения авторитаризма в Центральной и Восточной Европе.

О том, велики ли глаза у брюссельских страхов, что такое "путинизация" бывших соцстран и грозит ли Евросоюзу распад на две неравные части – либеральный запад и консервативный восток, Радио Свобода рассказал специалист по вопросам евроинтеграции, профессор Центральноевропейского университета (Будапешт) Антон Пелинка.

– "Путинизация Центральной и Восточной Европы", о которой на днях заявил глава Европарламента Мартин Шульц, – это, по вашему мнению, реальная угроза? В Польше, Венгрии, некоторых других странах восточной части Евросоюза действительно восстанавливается авторитаризм, а их лидеры становятся "мини-Путиными"?

– Я бы сказал, что есть такие тенденции и намерения со стороны некоторых политиков. Попытки ограничить свободу прессы уже налицо, попытки поставить судебную систему на службу политическим интересам – тоже. Это авторитарные тенденции, но они появились в странах, являющихся членами Европейского союза. Поэтому главный вопрос сейчас, сможет ли ЕС добиться соблюдения принципов законности, общих для всех входящих в него стран.

– А какие из тех тенденций, о которых мы говорим, наиболее опасны, например, если говорить о Венгрии, где вы живете?

– В Венгрии, как и в Польше, это вопрос независимости судов. В случае с Венгрией это еще и националистические игры, в которые играет нынешнее правительство. Оно любит выступать от лица всех этнических венгров, в том числе живущих за границами страны, в частности, в двух других странах Евросоюза – Румынии и Словакии. Это опасный прецедент, потому что получается, что в рамках ЕС этнический фактор опять начинает играть разделяющую роль, внося напряженность в румыно-венгерские и словацко-венгерские отношения. В долгосрочной перспективе это опасно.

​– Возможно, это один из недостатков европейского проекта – некоторым людям не хватает чувства национального единства и гордости? Можно ли в этом отношении сравнивать венгерского премьера Виктора Орбана с Владимиром Путиным, который тоже делает ставку на националистические и ура-патриотические настроения, на внушение гражданам представлений о том, что "Россия встает с колен"?

– Я бы все-таки не отождествлял в этом плане Россию и Венгрию. Здесь, в Венгрии, произошло вполне однозначное расставание с коммунистическим прошлым. Здесь есть нормальная система политических партий, свободные выборы, сменяемость власти, хотя отчасти Орбан поставил ее под угрозу. В России ничего подобного не возникло, выборы там стабильно и печально предсказуемы. Что касается национализма, то он оказался в посткоммунистический период очень мощным способом интеграции и мобилизации общества. И здесь между Венгрией и Россией действительно можно провести параллели.

– Виктор Орбан уже заявил, что Венгрия не допустит введения Евросоюзом каких-либо санкций против Польши. Ранее, в разгар мигрантского кризиса в Европе, страны Вышеградской группы – Венгрия, Польша, Словакия и Чехия – выделялись предельно скептическим отношением к приему беженцев и возражениями против предложенного Брюсселем и Берлином распределения мигрантов в соответствии с квотами для каждой страны ЕС. Что это значит – в Центральной и Восточной Европе формируется своего рода евроскептический блок?

– Да, этот блок может стать большой проблемой для европейской интеграции. При том, что в 90-е годы страны Вышеградской группы считались наиболее вестернизированными из всех государств бывшего соцлагеря. Потом значение "Вышеграда" как регионального объединения несколько упало, но сейчас эти страны, похоже, выступают единым фронтом по вопросу о миграционной политике. Западная Европа воспринимает это как большой неприятный сюрприз – еще и потому, что как раз из этих стран в годы коммунизма на Запад прибывали большие группы беженцев, и западноевропейцы их принимали. Я имею в виду венгерские события 1956 года, вторжение в Чехословакию в 1968-м и драматические события в Польше в 1980-е годы. Но, кстати, нынешнее разочарование многих на Западе позицией восточноевропейцев тоже мало хорошего сулит единой Европе. В целом может получиться лобовое столкновение, если восточная часть ЕС попытается заблокировать ту или иную инициативу западноевропейских стран. Я не думаю, что это грозит уже сейчас, но трещина появилась.

– Но можно ли считать опасения восточноевропейцев необоснованными? Может быть, Евросоюзу и ведущим странам, прежде всего Германии, тоже стоит прислушаться к ним, пойти на какие-то уступки?

– Уступки уже делаются и будут делаться, безусловно. Что же касается опасений восточноевропейцев, то по поводу беженцев это опасения во многом фиктивные, потому что в этих странах число беженцев крайне незначительно. Я в этих настроениях вижу продолжение традиционного, укоренившегося в Центральной и Восточной Европе настроения: Запад нас бросил, оставил наедине с опасностью. Это было в течение всех десятилетий коммунистического правления. И вот теперь восприятие такое: Запад просит нас проявить солидарность, в том же вопросе о квотах, но мы ему ничем не обязаны, потому что в былые времена он нас предавал. Это такой местный нарратив. В Польше он чуть иной, чем в Венгрии, там сильна и другая, антироссийская составляющая, но результат один – недостаток солидарности и отсутствие единой европейской позиции по важнейшим вопросам.

– У Евросоюза есть механизмы решения таких проблем?

– Да, безусловно. Лиссабонский договор дает Европейскому совету возможность принимать решения квалифицированным большинством. Предусмотрена и возможность введения санкций против отдельной страны или стран. И, мне кажется, в случае с Польшей, а на данный момент именно в Польше наиболее серьезная ситуация, если договориться не удастся и антиевропейская политика Варшавы будет продолжена, то Евросоюз ради себя самого окажется вынужден прибегнуть к санкциям. ЕС придется действовать. И Польше, а может, и ее партнерам по Вышеградской группе придется решать. Конечно, они могут принять решение выйти из Европейского союза, но если захотят остаться, то будут обязаны жить в соответствии с законами и правилами ЕС, которые, кстати, сами обязались соблюдать.

– Вы рисуете весьма катастрофичный сценарий. Разве осталось так мало пространства для компромисса? К примеру, возможна ли такая сделка: Брюссель не настаивает более на квотах для беженцев, а Варшава и Будапешт вносят устраивающие ЕС коррективы в свое законодательство и в целом "притормаживают" с евроскептической риторикой?

– Конечно, вся нынешняя Европа стоит на компромиссах. Сейчас он тоже вырисовывается. Еврокомиссия уже приняла решение начать укрепление внешних границ ЕС, чтобы сохранить Шенгенскую зону свободного передвижения, то есть чтобы не были восстановлены внутренние границы. В частности, будут укреплять Frontex – европейскую пограничную службу. Это означает, что не только отдельные страны, но Евросоюз в целом будет заниматься этими проблемами. Это критически важный вопрос – способность ЕС обеспечить безопасность своих внешних границ. И именно на этом настаивают "вышеградские" страны.

– Много ли времени остается у Евросоюза для решения двух этих острейших проблем: мигрантского кризиса и "мятежа" восточноевропейцев?

– Ситуация с беженцами требует срочного решения. В том числе и по политическим причинам. Смотрите, как меняется ситуация, общественное мнение в Германии, в том числе в связи с событиями в Кёльне. Правительство Ангелы Меркель оказалось под угрозой. А это значит, что под угрозой и главная связка в европейской политике, ведь Меркель активно сотрудничает с шефом Еврокомиссии Жаном-Клодом Юнкером. Трудности Берлина будут означать и меньшую дееспособность Брюсселя. Так что в этом плане нужны быстрые решения. Что касается Польши и Венгрии – и в меньшей мере Словакии и Чехии, – то это, как мне кажется, более "долгоиграющая" проблема. За правительством Орбана я наблюдаю шестой год. Орбан занимается тем, что регулярно проверяет, где границы терпения Евросоюза, как далеко власти Венгрии могут зайти, не идя в то же время на открытый разрыв и оставаясь в ЕС. При этом Орбан более предсказуем, чем новое польское правительство. И сейчас критический случай для ЕС – это Польша, – считает профессор Центральноевропейского университета Антон Пелинка.