События новогодней ночи, когда в Кёльне и других городах Западной Европы сотни женщин стали объектами сексуальных домогательств со стороны, в том числе, искателей политического убежища, вызвали во многих умах заметное смятение. Но не в российских, конечно, – там участники общественного дискурса закопались глубоко и, видимо, надолго. Противники неограниченного приема беженцев не без злорадства напоминают, что о последствиях предупреждали не раз, его сторонники парируют тем, что это было и ежу понятно, но верить в лучшие свойства человека гораздо благороднее и приятнее, чем в его низкие инстинкты. Их сильный аргумент: Европа, вопреки темным страхам, пока еще не закатилась, разваливаться не собирается и не такое переживала. В геологическом смысле, действительно, особых сдвигов не произошло, а сдвиги цивилизационные видятся не сразу.

В Германии, приговоренной своим канцлером к высшей мере гуманизма, однако, такие подвижки есть. В полицейских протоколах, к примеру, чтобы избежать любого намека на беженцев, нарушители названы "лицами североафриканской и ближневосточной внешности", что до смешного напоминает "лиц кавказского происхождения" времен облав на чеченцев и грузин в московском метро. Бургомистр Кельна Генриетте Рекер, профессиональный борец с ксенофобией и апологет "культуры привечания", выступила с рекомендациями к женщинам, посоветовав им вести себя осторожнее (правда, позже она вынуждена была извиниться за свои слова). Сама будучи феминисткой, Рекер предлагает немецким женщинам соблюдать определенный кодекс поведения: не появляться на людях без сопровождения, не приближаться к незнакомцам ближе чем на расстояние вытянутой руки, не одеваться вызывающе и не носить короткие юбки, опускать глаза при встрече с мужчиной и вообще не выпячивать свою женственность. Надо проявлять должное уважение к культурным обычаям, на соблюдение которых у беженцев есть безусловное право.

Уже эти первые признаки позволяют понять, в каком направлении пойдет процесс интеграции новоселов с Ближнего Востока. И верно – было бы нелепо ожидать, что люди, бегущие от ужасов войны, в течение каких-нибудь двух-трех поколений безоговорочно освоят европейские идеалы и образ жизни, отказавшись от нравов и ценностей своей родины, многие из которых, кстати, уходят корнями в религиозные установки. Гуманизма никогда не бывает слишком много, и "культура привечания" предполагает скорее обратное: готовность европейцев прислушаться к требованиям иммигрантов и пойти им навстречу. Встреча на полпути, то есть в середине ценностной шкалы, никого не обидит. Совсем не обязательно вводить средневековые обычаи, но без снижения этической планки европейцам обойтись не удастся. Не тратя зря сил на недостижимое – на культивацию новых европейцев, лучше сразу же сосредоточиться на перевоспитании европейцев старых. Особенно в тех сферах, где можно ожидать их упорного сопротивления – например, в вопросе защиты личных свобод ,– придется прибегнуть к мерам действенного принуждения. Какая же может быть интеграция без приближения европейских норм поведения к уровню представлений беженцев? Отсюда ясно, что моральный кодекс для европейцев и "правило вытянутой руки" - шаг в правильном направлении.

Есть в случившемся, однако, аспект, который "культура привечания" до сих пор игнорировала. Но от него не отмахнуться, как ни злословь и ни ерничай! У переселенцев есть не только материальные и высокодуховные, но и физиологические потребности. К ним безусловно относится и половое влечение. Без удовлетворения этого базового инстинкта вся "культура привечания" оказалась бы неполной и глубоко ханжеской. Страдальцам, бежавшим от верной смерти, недостаточно предоставить только трехразовое питание, крышу над головой, языковые курсы, работу и качественный досуг. По данным немецких же органов безопасности, до 80 процентов потока составляют мужчины в возрасте от 16 до 25 лет. Это возраст расцвета мужских сил и желаний. Время, когда, по словам Бабеля, "мужик ярится". Зашкаливающе высокое давление тестостерона гонит в том числе и этих мужиков в либеральную Европу так же неодолимо, как бесперспективность жизни на родине. Британский философ Роджер Скрутон даже назвал всю переселенческую волну "тестостероновым походом".

Стоит напомнить, что оборотной стороной "культуры привечания" является "культура изнасилования" (официальный термин гендерных исследований и теории феминизма). Издавна народы делятся на тех, кто гостеприимно предлагал случайным постояльцам своих жен с целью освежения генофонда и предотвращения близкородственного скрещивания, и тех, кто предпочитал чужестранок насиловать. Овладение женщинами побежденных народов – архетипическое выражение статусного превосходства победителей. Оно воспринимается триумфаторами не просто как привилегия, не просто как бонус за риск и отвагу, оно глубоко укоренено в психологии завоевателя. Одолеть вражью силу, покорить другой народ – всегда означало не только убить его мужчин, но также изнасиловать его жен и дочерей, навсегда оставив собственный генетический след. Насильственный половой акт – это знак полного и окончательного сокрушения противника, кульминационное знамение победы. Прибегали к нему не только народы древности, на протяжении истории человечества он стихийно сопутствовал всем войнам вплоть до нашего времени. Согласно данным ООН, только в ходе войны племени хуту против племени тутси в 1994 году в Руанде было изнасиловано 250 тысяч женщин. Из романов Копелева, Солженицына и других мы знаем, что в ходе освобождения гитлеровской Германии Советской Армией насилию подверглись по крайней мере сотни тысяч немок. Частыми были подобные культурные эксцессы и при наступлении западных союзников.

Европейское Средневековье, особенно раннее, кишмя кишит примерами "культуры изнасилования", которое по тем временам вообще не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Саги, сказы, баллады, летописи и былины переполнены историями о сомнительной удали такого рода. Самые отвратительные преступления на этой почве, заметьте, не оскверняли репутацию героев в глазах потомков. Из древнерусских былин мы узнаем не слишком романтическую историю брачных отношений князя Владимира и полоцкой княжны Рогнеды. Гордая дщерь полоцкого владыки Рогволда провинилась лишь тем, что отвергла сватов Владимира, тогда еще княжившего в Новгороде, и отдала предпочтение его брату Ярославу. Владимир, оскорбленный в своих лучших намерениях, Рогволдов стольный град сжег дотла, а прекрасной полочанкой демонстративно и жестоко овладел на глазах ее плененного отца и родных братьев, прежде чем предал их мучительной смерти. Сам сын рабыни-наложницы, Владимир, если верить преданию, имел обыкновение возить в обозе до 800 походно-полевых жен, не обязательно знатных кровей. И что же? Испортило это его репутацию в глазах современников и потомков? Ничуть не бывало: он и Русь крестил, и к лику святых причислен, и памятник ему воздвигнут на месте крещения киевлян, и прозвище за ним закрепилось по-детски трогательное – Владимир Красно Солнышко.

Если проблема законной озабоченности беженцев не будет удовлетворительным образом решена в самое ближайшее время, события могут начать развиваться по шведскому сценарию. Когда-то тихая и даже скучноватая страна нынче вышла на второе место в мире по числу изнасилований и прочих преступлений на сексуальной почве. Такой крутой взлет вряд ли можно объяснить только легендарным скандинавским темпераментом, тем более что он по времени совпадает с массовым приходом беженцев. Первое место в рейтинге, кстати, прочно удерживает южноафриканское королевство Лесото, где отлов бесхозных девиц остается старинным обычаем народных гуляний.

При этом существует целый веер вариантов, как тактично разрешить проблему, фактически ставшую главным побочным эффектом нынешней миграционной волны. В Германии, в частности, прекрасно развит институт волонтеров, посвятивших себя самоотверженному уходу за европейскими новоселами. Можно предположить, что многие из них чувствуют необходимость разрядить обстановку и сбить бессмысленно высокий градус эмоций среди переселенцев, чему раздача упаковок с минеральной водой помочь не может. Кого-то можно склонить к утешительской миссии примерами высшего милосердия из мировой литературы – хотя бы из рассказов Ги де Мопассана. Христианские церкви Германии, которые приютили в приходских помещениях десятки тысяч иноверцев, могли бы вспомнить опыт храмовой проституции, в античном мире исключительно популярной, но и сегодня сохранившейся на юге Индии. Этот культурный институт древнего мира позволил бы убить двух мух одним ударом: вновь заполнить верующими обезлюдевшие костелы и кирхи, а божьи копилки – щедрыми подаяниями.

Наконец, в Германии существует прекрасно организованная сфера сексуальных услуг, давно выведенная из "серой" экономической зоны. Понятно, что в нынешней ситуации у беженцев нет средств для регулярных посещений этих прекрасно поставленных заведений, что и является настоящей причиной их унизительной уличной агрессивности. Социальное государство уровня Германии обязано позаботиться о том, чтобы наряду с другими формами пособий и льгот – талонами на питание, проездными, входными билетами на Октоберфест и т. д. – переселенцам предоставлялась помощь, способная удовлетворить и эту их потребность. Можно представить себе раздачу абонементов, облегчающих учет, или строго ограниченных денежных средств, отвечающих тарифам публичных заведений, соответствующих самым высоким стандартам. Тем самым можно будет гарантировать, что выделенные бюджетные деньги не провалятся в некую черную дыру, но вернутся в кровообращение немецкого народного хозяйства. Только так можно осуществить дерзновенные грезы о новом шансе для Германии, как их под бурные овации в свое время зажигательно сформулировала канцлер Меркель.

Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции