Российская валюта продолжает падение: 21 января ее курс по отношению к доллару опускался ниже 85 рублей, но потом "откатился" до 84, обновив исторические минимумы. Эти события происходят на фоне падения мировых цен на нефть: в ходе сегодняшних торгов фьючерсы маркерного сорта Brent, который используется для расчета цены российской нефти Urals, торговались на уровне ниже 28 долларов за баррель. Западно-техасская нефть WTI за минувший день потеряла в цене более 6 процентов, что привело к падению фондового рынка США и возникновению опасений о возможной рецессии.

РБК сообщает о подсчетах аналитиков ​Bank of America Merrill Lynch: при падении цены на нефть до 25 долларов за баррель для бездефицитного исполнения российского бюджета на 2016 год доллар должен стоить 210 рублей, а для исполнения бюджета с дефицитом 3 процента, который президент России Владимир Путин в декабре назвал максимальным, доллар должен стоить 140 рублей.

Экономист Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа компании ФБК, прогнозирует дальнейшее снижение курса рубля:

– Сформировался долгосрочный устойчивый тренд на ослабление рубля, и если бы проблема была только в ценах на нефть! Это – ключевая причина, но не единственная. Даже если цены на нефть перестанут падать (а они перестанут падать когда-то, и похоже, что в обозримом будущем) – это не означает, что рубль развернется вверх. Помимо цен на нефть, на устойчивость российского рубля влияет и макроэкономика. Не может быть слабой экономики при сильной или укрепляющейся национальной валюте. Мы не учитываем какие-то кратковременные колебания, нужно, чтобы в целом одно соответствовало другому: сильная, укрепляющаяся валюта – это сильная экономика.

У нас макроэкономика слабая. Санкции – другая важная причина низкого курса рубля. 2016 год уж точно, по всей видимости, России придется пережить с санкциями. Политика Федеральной резервной системы США – тоже влияет. Чем крепче доллар после того, как с декабря минувшего года ФРС стала поднимать базовые ставки по кредитам – и еще неоднократно обещает поднять ставки в текущем году, тем сильнее доллар будет укрепляться, а другие валюты, в том числе и рубль, тем сильнее будут ослабевать. Общая тенденция такая: рубль и дальше будет ослабевать, будут периоды то сильного падения, как мы сейчас наблюдаем, то некоторой стабилизации, могут быть кратковременные периоды укрепления. Но тенденция – это ослабление национальной валюты.

– Прогноз Bank of America Merrill Lynch, 140 рублей за доллар, – вы считаете, это реалистично в недалекой перспективе?

– Нет, не считаю. Я, конечно, с уважением отношусь к оценкам всех серьезных аналитиков, но, по-моему, все-таки недоучитывается, что даже при нынешнем ослаблении рубля резервный фонд в рублевом эквиваленте существенно прирос, потому что резервный фонд номинирован в долларах. Он даже в рублевом выражении прирастает – несмотря на то что тратятся деньги на балансирование бюджета, и прирастает серьезно, пока во всяком случае. Поэтому я не верю, что только при 140 рублях за доллар можно сбалансировать бюджет с 3-процентным дефицитом. Тем не менее, резервные фонды будут оскудевать. Даже несмотря на то, что девальвация рубля имеет такое значение.

– Многие аналитики и критики Кремля говорят, что скоро эти фонды истают и тогда у властей не останется никаких способов справляться с экономической ситуацией, противостоять кризису. С вашей точки зрения, какова динамика исчезновения этих фондов?

– Если смотреть в долларовом выражении, то, безусловно, они тают, и существенно. Причем – по оценке не только критиков, а по оценке министра финансов – мы можем исчерпать Резервный фонд уже в 2016 году. Это означает, что основные риски у нас уходят за горизонт 2016 года, то есть на 2017-18 годы. Но у нас же еще есть Фонд национального благосостояния, который пока на такие текущие нужды балансировки бюджета не тратится. И не просто так прозвучало предложение об объединении Резервного фонда и Фонда национального благосостояния, который тратится пока на реализацию инвестпроектов. Минфин заявляет, что технически это невозможно – но, знаете, все возможно, когда денег не хватает, вот законодатели и примут необходимые изменения. Вот с учетом еще и ФНБ деньги будут и в 2017 году. Однако наличие даже сейчас трат из фондов не означает, что мы успешно противостоим кризису. Мне трудно назвать успешным противостояние, при котором экономика, как это было в минувшем году, упала почти на 4 процента. Я думаю, всеми правдами и неправдами резервы фондов растянут до 2018 года, до следующих выборов, чтобы там что-то осталось. Но ситуация в экономике такова, что чем меньше денег в фондах, тем жизнь будет становиться сложнее.

– А существует какая-то арифметика, с какой скоростью утекают деньги из фондов, сколько денег там сейчас?

– Это не постоянное "утекание", потому что на это дело влияет динамика курсов валют; влияет и то, как эти деньги используются для бюджетных нужд. "В таком-то месяце такого-то года все утечет" – такого нет. Есть дополнительные доходы, как недавно выяснилось, нераспределенные остатки – оказывается, что многие министерства и ведомства не потратили миллиарды рублей в прошлом году. И если это осталось, то можно зачесть в бюджет текущего года. То есть много всяких вещей влияет на то, как тратятся деньги из резервных фондов, это не простая арифметика.

– Мы слышим слово "секвестр", уже несколько подзабытое. Кто будет в первую очередь страдать от этого кризиса?

– Приоритеты известны. Силовой блок будут трогать в самую последнюю очередь. А с учетом того, что реальные доходы населения в прошлом году – впервые с начала века – уже снизились примерно на 5 процентов, люди страдают. Так как это секвестр бюджета, бюджетники страдают – им не индексируют зарплаты, сокращают тех работников, зарплаты которых зависят от государства. А что такое не-индексация зарплат? Вот в условиях, когда инфляция, как в прошлом году, официально составила 12,9 процента, а ты не индексируешь зарплаты – это значит, что реальные зарплаты упали на те же 12,9 процента за год. Это существенно. Будет обделенным даже силовой блок. Они пострадают в меньшей степени, потому что остаются приоритетом, но когда денег не хватает – и это уже показал прошлый год, приходится сокращать все. Конечно, режутся в первую очередь инвестиционные расходы. За исключением таких вещей (хотя и там есть какие-то подвижки), как те же деньги на проведение футбольного чемпионата, инвестиционные расходы страдают в первую очередь. В последнюю очередь – социальные расходы и оборонные расходы. Но оборонные расходы все-таки в самую последнюю очередь.

– Экономическая ситуация в России – такая постепенно сползающая вниз кривая. А могут происходить события, которые приведут к какому-то существенному обвалу?

– Я бы не сказал, что это уже совсем плавное сползание. Все-таки почти 4 процента – падение по ВВП, это не очень-то плавное. Мы от какого-никакого экономического роста переходим к падению. Напомню, 2014 год – это все-таки был плюс 0,6 процента по ВВП, 2015 год – минус 3,9. Это уже не плавное. Когда говорят: это же не обвал, это не 10-12 процентов. В таком тоне сейчас высказываются экономические чиновники: цены на нефть ниже, но у нас же не обвал, у нас даже, может быть, будет не такое падение экономики, как в 2015 году, а меньше. Но здесь не надо забывать, что это, конечно, не обвал, но когда падение продолжается, было 3,9 в 2015 году, а будет еще какой-то минус (по нашей оценке, 3 процента в текущем году), то это будет уже падение от более низкой базы.

Экономика и так подсела, а здесь снижение еще больше происходит, и если за два года посчитать, уже будет минус 7 процентов. Вот это обвал или не обвал? Кратковременного обвала не происходит, но происходит устойчивое движение вниз. И самое неприятное, что реальные доходы падают. Чтобы обвалилось все буквально за год – нет, я не думаю, что такое будет. Есть определенная привычка, и это плохо, на самом деле, что это кризис, и есть понимание, как бы этого ни хотелось властям, – это всерьез и надолго. С учетом этого и выстраивается стратегия бизнеса, да и у населения. Переход населения к сберегательному поведению как раз был вызван тем, что люди тоже понимают: быстро все не закончится. Адаптация к кризису произошла, и это тоже страхует от того, что случится неожиданный обвал. Но и фактически гарантирует то, что движение вниз продолжится. Поэтому мой прогноз – без обвалов, но достаточно сильное и ощутимое движение вниз.

– Говоря об обвале, я имел в виду спираль, когда население переходит на сберегательную модель, понижаются траты, страдает средний и малый бизнес, факторы накладываются один на другой, и градиент этого движения становится больше и больше. Не может произойти так, что падение бизнеса, падение доходов приведет к тому, что случится социальный взрыв, придется вкладывать больше денег в экономику и ситуация резко ухудшится?

– Такой вариант тоже возможен, но я думаю, что пока он не столь вероятен. По причинам, о которых я говорил раньше, – определенная адаптация все-таки произошла. В некоторых отраслях, которые смогли использовать преимущества от ослабевания национальной валюты (фармацевтическая промышленность, химическая промышленность), мы даже наблюдаем какой-то рост... Но если там рост, там есть какие-то деньги – к этим отраслям будут тяготеть и другие отрасли и подотрасли, что-то такое будет происходить. На мой взгляд, это обеспечивает некоторое необвальное движение. Может ли накопиться критическая масса таких проблем? Ну конечно, может. Но это будет зависеть еще и от того, что будет делаться или не делаться в сфере экономической политики – или от слов о необходимости структурных реформ мы переходим к эффективным, масштабным, системным действиям, или по-прежнему в большей степени произносим слова об этом. То есть вариант с накоплением критической массы не исключается, но в любом случае это дело – не ближайшей пары лет.

– А вы считаете, что у кого-нибудь в правительстве, в органах власти, среди принимающих подобные решения есть воля и понимание ситуации? Я вижу, что есть полярные мнения. Кто-то, как академик Сергей Глазьев, считает возможным двигаться в сторону государственного планирования, кто-то говорит, что системные либералы в правительстве никаким влиянием уже не обладают. Какова вероятность, что реформы могут начаться?

– Я думаю, что вероятность не очень большая. Она меньше 50 процентов. Вопрос в том, насколько так называемые системные либералы остались приверженцами либеральных взглядов. Я не уверен, что и у них есть полное понимание ситуации. Во-вторых, если там понимание есть, то уж точно чего нет – так это политической воли и решимости честно и откровенно это говорить первому лицу. Скорее промолчат и не скажут всю правду. Поэтому и процент того, что реформы могут начаться, не такой большой. И поэтому, к сожалению, растет вероятность реализации тех предложений, которые еще совсем недавно казались немыслимыми, – по введению валютных ограничений, по эмиссии, по директивному управлению экономикой. Это мы слышали, в том числе от некоторых академиков. Вероятность этого, к сожалению, растет, хотя пока она тоже меньше 50 процентов, но ведь важна динамика, – говорит в интервью Радио Свобода московский экономист Игорь Николаев.

Нефть только за минувший день подешевела на 6 с половиной процентов – такое небывалое и почти безостановочное падение с начала года привело к тому, что не только в России, но и на Нью-Йоркской бирже рыночные индексы в среду упали – до уровня двухлетней давности. Все что вызвало на Уолл-стрит первые тревоги по поводу возможности новой рецессии в экономике.

В среду в заголовках многих комментариев замелькал вывод о том, что американские инвесторы в действительности расплачиваются за удешевление нефти. Феномен, который, как считается, должен был способствовать экономическому росту в США и других западных странах, вдруг выступил в роли негативного фактора. Парадоксально, но Соединенные Штаты, точнее, финансовые рынки, отчасти, как и Россия, выглядят сейчас жертвой дешевой нефти. Почему? Вот что говорит профессор экономики сотрудник Гуверовского института в Калифорнии Михаил Бернштам:

– Нефть и рынки взаимосвязаны. По имеющимся расчетам, падение нефти с 80 до 40 долларов за баррель, которое уже произошло, стоит приблизительно 18 процентов падения индекса S&P-500. Дальнейшее удешевление нефти может повлечь падение на фондовых биржах. Нефтяная промышленность составляет примерно 20 процентов этого индекса. Поэтому падение цены нефти, доходов этих предприятий, их собственных акций отражается на общем индексе.

– А все-таки как можно внятно объяснить гигантское безостановочное обрушение цен нефти?

– Тут много интересных причин. В принципе, цена нефти мировая зависит от изменения спроса и предложения примерно на один-два миллиона баррелей в день. Сейчас предложение составляет приблизительно 96 миллионов баррелей в день, а мировой спрос упал до 94 с половиной миллионов баррелей. Такая ситуация, по-видимому, сохранится в 2016 году. Второй фактор – замедление спроса из-за замедления экономического роста в Китае, других активно потребляющих нефть странах, а также в Западной Европе. Не надо забывать третий фактор – Иран. Снятие санкций, выход Ирана на мировой рынок прибавит на рынках приблизительно миллион баррелей в день. Четвертый фактор – Саудовская Аравия поставила задачу сделать так, чтобы американские предприятия по добыче сланцевой нефти вышли из рынка, чтобы они либо обанкротились, либо сократили производство. Саудовцы этого добились. С рынка начала уходить сланцевая нефть, и часть предприятий в этой индустрии оказалась в сложном финансовом положении.

– В комментариях аналитиков по следам худшего в истории американских фондовых бирж падения рыночных индексов в первые три недели года, зазвучало слово рецессия. Дескать, это отражение того, что американская экономика привыкла к финансовому допингу и не может без него теперь функционировать. Насколько, по-вашему, вероятна рецессия?

– Есть знаменитая шутка великого американского экономиста Пола Самуэльсона. Она звучит так: финансовые рынки предсказали падением акций девять из четырех рецессий. Но нужно учитывать, что по многим важным показателям стоимость акций значительно завышена. Например, индекс соотношения стоимости акций к доходности предприятий в долгосрочной перспективе составляет примерно 15 с половиной, то есть в 15 с половиной раз цены акций превышают ежегодные доходы предприятий. Но сейчас это соотношение равно 19 с половиной. Иными словами, цены акций резко завышены. Они могут остаться в таком состоянии еще какое-то время. Бывали затяжные периоды, когда этот индекс был завышен, бывали периоды, когда он был занижен, но ясно, что акциям есть куда падать. Скажем, на 10 процентов или больше. Не исключено, что вернутся к пику. Например, инвестиционный банк Goldman Sachs предсказывает подъем акций на американских рынках к концу 2016 года на 10-11 процентов по отношению к концу 2015 года.

– В среду российский рубль рекордно подешевел по отношению к доллару. Что сулит России удешевление нефти?

– Можно посмотреть на расчеты. Исходя из имеющихся данных, можно сделать вывод, что падение цен нефти с 80 до 40 долларов за баррель отражаются на экономическом росте следующим образом: для Соединенных Штатов, которые являются импортером нефти, это добавляет полпроцента роста ВВП. Для таких стран, как Саудовская Аравия или Россия, которые сильно зависят от экспорта нефти, это обойдется потерей в 3 с половиной процента роста ВВП. Если в России рост нулевой по ее собственным причинам, то падение экономики превысит три процента в год, что можно и предполагать в 2016 году, – полагает американский экономист Михаил Бернштам.