В условиях ущербной экономики, когда цена на природные ресурсы падает, появляются различные идеи, как спасти страну от экономического позора. В качестве такого инновационного двигателя на Гайдаровском форуме Герман Греф выдвинул образование, оговорившись, правда, что нынешняя система ни на что не годна.

Никаких оригинальных мыслей глава Сбербанка, даже учитывая специфику панельной дискуссии – «Будущее невозможного» , не высказал. Обычные поверхностные суждения, которые используют политики, не слишком просвещенные по части происходящего в российском образовании. Разве что советскую школу поругал, которую теперь принято хвались. Удивительно другое – как активно отреагировало экспертное сообщество, пытаясь осмыслить банальные вещи.

Почему это произошло, радио Свобода объяснили декан факультета социальных наук МВШСЭН Виктор Вахштайн, декан факультета Liberal Arts College РАНХиГС Евгений Миронов и ректор МГПУ Игорь Реморенко.

Виктор Вахштайн, декан факультета социальных наук МВШСЭН:

- Я думаю, что Герману Грефу удалось сформулировать то, что другие сформулировать боялись. А именно - до тех пор, пока существовала внятная идеология, инновационная экономика, модернизированное образование, было понятно куда надо вкладывать ресурсы и какие именно изменения необходимы. В тот момент, когда стало ясно, что мы проиграли конкуренцию в большинстве инновационных сфер в экономике, возник вопрос – что дальше делать с образованием? В этой новой экономической реальности система образования - бэкап экономики, черная дыра для инвестиций.

Все отнеслись всерьез к тесту Роршаха, пытаясь в чернильных пятнах разглядеть контуры грядущего будущего, однако гораздо интереснее этнография происходящего. Собственно, этнография экспертного сообщества – Гайдаровский форум это отлично показал – говорит о том, что наш с вами экспертный разговор крутится вокруг трех типов экспертных высказываний.

Первая группа – это группа, которую я называю для себя Windows 95 - люди, которые понимают, что происходит черт знает что. Языка, который бы позволил им отнестись к происходящему в стране и в мире, у них нет. И поэтому они по инерции, скрипя колесиками и шестеренками, производят высказывания десятилетней давности. А 7-8 лет назад был пик говорения о модернизации, инновациях, сценарии, стратегии и т. д. Поэтому инерция этого стратегического языка сохраняется. Примерно треть выступлений на Гайдаровском форуме были сделаны именно на таком языке, как будто ничего не произошло за последние два года и мы продолжаем говорить об инновациях и модернизации.

Вторая группа экспертов – это "голубой экран смерти", т. е. они понимают, что все грохнулось. Вместе с этим грохнулся язык, на котором можно говорить о происходящем. И это такое очень понятное пессимистическое сообщение об ошибке, которая все время выдается, из серии – ну, все, приплыли.

Третья группа экспертов – люди, которые пытаются на коленке скомпилировать новый язык, который позволит хоть как-то отнестись к происходящему и объяснить, что происходит, в т. ч. где мы окажемся через пару лет. Другое дело, что это производится также кустарным образом, лепится из некоей системы высказываний, из клише – "Образование готовит людей к миру позавчерашнего дня". Образование вообще не готовит людей к миру. "Образование не связано с экономикой". С какой? С позавчерашнего дня или с сегодняшним днем? О чем сейчас говорим-то? И в этом смысле состязательное соревнование на тему, кто придумает новый язык, чтобы что-то сказать об образовании и экономики, это состязание в прямом смысле уже давно парализовала все экспертное сообщество. Мы просто воспроизводим клише.

Многие из этих клише опираются на прогнозы Курцвейла. Мне кажется, что прогнозы Курцвейла – это такой уже маркер интеллектуальной несостоятельности в том случае, когда сами ничего уже придумать не можем, в том числе язык для того, чтобы говорить о происходящем.

Национально-технологическая инициатива – это одна из немногих надежд, там есть слова, позволяющее осмыслить происходящее. Приведу только один пример. Каждый раз, когда мы говорим о связи экономики и образования, на следующем шаге мы обязательно упираемся в разговор о роли государства. Мы произнесли слово "образование" в начале предложения, можете быть уверены, что в конце прозвучит слово "государство". Мы всегда исходим из того, что образование надо либо предоставить самому себе и сделать его частью рынка, и тогда невидимая рука все немедленно поправит. И на Гайдаровском форуме это звучало сразу на нескольких панелях.

А с другой стороны, у нас есть замечательная футуристическая вера в то, что человек из государства придет и скажет: "Я точно знаю, что нужно этой стране. Ей нужны ИКТ инженеры, ей нужны энтузиасты, которые смогут продвинуть вперед технологическое развитие". В каком-то смысле государство-центричная риторика образования очень сильно завязана на странные, смешные романтические мифы. Один из них – это миф гаражного утопизма. Вот мы сейчас с вами разговариваем, а где-то в этот момент в гараже, в глухом подполье какой-то самородок, «левша» сидит и клепает что-то такое, что полностью изменит мир. Вы этого еще не знаете, но он уже работает над этим. И нужно найти эти гаражи, чтобы мы обратились к этим людям и собрали их.

В каком-то смысле исчерпание экспертного языка куда больше отражает реалии российского образования, чем то, что на этом языке говорится. Национально-технологическая инициатива пытается сформулировать альтернативы. Одна из них, кстати, была заявлена на одном из "круглых столов" не так давно, про то, что образование устроено не по принципу жестко регулируемых государством рынков и не по принципу свободного рынка, а, скорее, по принципу, что называется патентных аукционов. С одной стороны, конечно, цена устанавливается теми, кто играет, но при этом всегда есть аукционист, который знает, как связать разные сферы друг с другом.

В этом смысле вопрос в России простой. Это не вопрос о том, знает ли государство, чего оно хочет? Государство по определению ничего не знает. Это не мозг. Это машина операционной системы. У нее нет потребностей, у нее есть только операция. Это история о том, кто окажется модератором новой реальности образования, о том, кто будет связывать разные сферы между собой. В том-то и проблема, что такой позиции, таких людей, кто мог бы выполнять эту связующую функцию, одновременно модерируя производство интеллектуального продукта, в т. ч. внутри университетов, сегодня нет. Но, с другой стороны, не очень понятно, как на это реагировали бы сами университеты. Мы же прекрасно понимаем, что им государство-центричная риторика куда ближе.

Образование идет не вперед и не назад, оно всегда идет в бок. И сейчас именно это его свойство пытается эксплуатировать новое экспертное сообщество, которое говорит – благодаря этому мы сможем придумать что-то новое. Например, сегодня в России наиболее актуальная тема – это связь университета и города. Потому что когда мы говорим, что университет становится сетевым, и он втягивает в себя все больше и больше ресурсов, которые ему нужны для исследований, вопрос в том – что такое исследовательская инфраструктура вокруг университета, а не внутри университета. В этой ситуации образование может оказаться новым драйвером экономического развития. Вопрос в том, что этого нельзя сделать это по приказу.

Евгений Миронов, декан факультета Liberal Arts College РАНХиГС:

- Надо сказать, что тема образования звучала на разных секциях и панельных дискуссиях Гайдаровского форума. Но все идеи, которые можно вычленить из самого яркого по этому поводу выступления Германа Грефа – это вещи, которые обсуждаются в образовании не первое десятилетие. Они в образовательной среде довольно давно прорабатываются, и некоторые ответы уже ясны, есть практика и т. д.

На самом деле, российское образование чрезвычайно разнообразное. Там есть очень разные даже не подходы, а сосуществующие культуры, и некоторые из них вполне инновационные. С другой стороны, образование очень удобный объект для критики. Все, что не скажешь, так или иначе, где-нибудь будет подтверждено. И критиковать образование чрезвычайно легко, особенно в таком ключе - а давайте, мы быстро все с нуля поменяем. Разочаровались - давайте заменим. В образовании, естественно, такие революционные подходы не работают. И мне кажется, главной проблемой, проблемой системной является то, что в российском образовании (кстати, это не уникальная ситуация) не сформировался механизм, постоянно порождающий инновации. Инновации приходится начинать как бы с нуля.

На самом деле, образовательное сообщество вполне может такие механизмы вырабатывать, становясь инстанцией новаций. Но тогда у этого сообщества должен быть ресурс для самоорганизации. Государство, безусловно, основной субъект в образовательной политике сейчас в России, и может в этом смысле довольно много сделать, создав среду для такой самоорганизации образовательного сообщества. И там, где такой ресурс существует, мы видим много успехов.

Существует, скажем, несколько очень сильных небольших частных вузов. Там, где такая среда создана, мы можем показать и мозги, и связь с бизнесом, и связь с практикой, и постоянное производство новых программ. Все это там есть. Но крупные вузы, большие государственные и т. д., это традиционно выстроенные структуры, с точки зрения иерархии управления, бюрократизации и т. д. И там до сих пор зачастую не применены вполне уже открытые, наработанные механизмы поддержки образования, чисто менеджерские, налоговые, если говорить про взаимодействие бизнеса и образования.

В этом смысле, когда мы говорим о том, что в образовании что-то не в порядке, нужно понимать, что образование - это чрезвычайно сложный мир. Во-первых, запрос со стороны потребителей. Что с этим запросом, кто его формирует - это отдельный большой вопрос.

На самом деле, есть целый ряд площадок и в Москве, и по всей стране, где можно найти новые форматы образования. Но для большинства ситуация ощущается скорее как ситуация плохо предсказуемого будущего. Привычно звучит, что государство – основной субъект. Субъект для чего? Для того чтобы догнать и перегнать в технологической сфере. И мы не говорим о гуманитарном образовании, о тех форматах образования, которые могут поменять картины мира, т. е. предложить обществу немножко другой сюжет. Бакалаврское образование – это широкий фундамент, на котором человек может потом выстраивать свое будущее, менять его самостоятельно, реагируя на какие-то тренды, которые сейчас сложно предсказать.

Мы сталкиваемся нередко с тем, что первокурсник, который приходит к нам, уже настроен школой (чуть ли не с детского сада), профориентационной работой на узкий, очень профессиональный взгляд даже не вчерашнего, а позавчерашнего дня. Хотя, конечно, нужно понимать, что если мы следуем философии образования, как широкой подготовки с акцентом на универсальные вещи, то срок взросления человека увеличивается, возраст вхождения на рынок тоже.

Но мы получим, если такое образование будет распространяться, поколение людей, которые готовы принимать самостоятельно разнообразные, часто не предсказуемые решения. Это может изменить экономику? Это точно изменит экономику. Можно сказать по-другому. Без этого экономика вряд ли изменится. Могут ли отдельные попытки такого рода что-то изменить? Наверное – нет. Для этого действительно должна меняться институциональная среда.

Игорь Реморенко, ректор МГПУ:

- Для меня самого была удивительна такая бурная реакция в СМИ и в разных общественных кругах на высказывание Германа Грефа, потому что я был в зале в это время, слушал всю эту дискуссию. Мне казалось, что то, что он сказал, очень органично в дополнение к тому, что до него говорил Михаил Ковальчук, Анатолий Чубайс и другие.

И, собственно, в самом начале Комиссаров задал такой тон, что, изменения в экономике, которые происходят, свидетельствуют о том, что финансовые институты и промышленные предприятия начинают уступать новому типу предприятий, которые обеспечивают синхронизацию мира информационных технологий и реального, материального мира.

А то, что каждый из участников сказал некоторые слова в сторону образования, свидетельствует о том, что образование в этой новой промышленной революции занимает важное место. Но когда все спикеры говорили, что, да, образование никуда не годится, они имели под этим в виду, мне кажется, разное.

Что показала эта дискуссия - что разговор ведется на уровне ощущений. Это как с ЕГЭ. Разного рода недовольства, которые там бывают, аргументируются не тем, что на самом деле тревожит. По нашим исследованиям, если смотреть глубинные изменения неудовлетворенности по поводу образования, они связаны с тем, что это воспроизводство чего-то ненужного, что в жизни не пригодится.

Может быть поэтому, когда Греф говорил, что "напихивают чем-то ненужным", это взывало острую реакцию, поскольку он затронул какие-то болезненные внутренние механизмы. Такое ощущение, что мы имеем дело с реальностью, от которой не готовы отказаться в силу привычек, но внутренние наши ощущения говорят о том, что рано или поздно от этого придется отказываться.

Есть поручение президента о научно-технологической инициативе. Еще, скажем, 10 лет назад любые прогнозы в области технологического развития делались для отраслей, востребованных в экономике. Например, известно, что Россия - один из лидеров по строительству атомных ледоколов. Поэтому надо наши судостроительные компании переориентировать на соответствующую маркетинговую политику, которая бы эту отрасль по производству атомных ледоколов вывела бы в лидеры. И мы начали бы эти ледоколы продавать японцам, американцам, канадцам, ирландцам – тем, кто имеет дело с соответствующими отраслями, такими, как добыча нефти на шельфе и т. д. Но то, что сейчас происходит с нефтью, свидетельствует о том, что подобного рода планы строить весьма и весьма самонадеянно.

Поэтому появилось ощущение, что если мы будем ставить на технологии, на те инновационные подходы, которые люди придумывают в силу собственных интересов, стремясь экспериментировать, и в эту сферу вкладываться, пытаясь обустроить определенное пространство успешности и самореализации людей, то и технологический, промышленный пласт как-то самонастроится.

Я вижу существенные изменения, которые происходят в образовании, в частности, в педагогическом. Они связаны с тем, что принципиально по-другому начинает выглядеть работа учителя. В качестве примера я бы сравнил работу учителя, который готовит занятия в сезонном лагере, и занятия, которые проводит в школе, приходя на урок. В первом случае, когда это лагерь или какое-то сезонное занятие, педагог ориентируется на то, чем увлечь детей. Когда же учитель готовится к уроку в школе, он в первую очередь ориентируется либо на то, что написано в учебнике, либо на то, что записано в программе. И это связано с тем, что нужно дать какой-то материал.

У нас даже это в языке присутствует. "Вы что сегодня делали на уроке?" "Я сегодня на уроке давала квадратные уравнения. Я приду и дам вам тему Великой Отечественной войны" или "Мы проходим что-то". Проходим! Не изучаем, не исследуем, а проходим. И мне кажется, что сейчас в силу того, что зона неформального образования, образования, где люди чем-то заинтересованы и увлечены, начинает разрастаться, все больше проблематизируется школьное образование. Как должны быть устроены образовательные стандарты? Какая должна быть система повышения квалификации и все остальное прочее? Такой перелом сейчас происходит.