5 февраля 2016 года в офисе Международного "Мемориала" в Москве было представлено исследование Дмитрия Зубарева "Князь и вождь". Филолог, автор публикаций о деятелях литературы и искусства России первой трети XX века, старший научный сотрудник НИПЦ "Мемориал" сделал две находки. Это аннотированная библиография зарубежных некрологов Ленина, выполненная Борисом Пастернаком и в течение 90 лет считавшаяся неизданной, и пять "психосоциологических эссе" "Ленин и Россия", опубликованных в 1924 году в Ханое.

Эти статьи, тоже ранее неизвестные широкой публике, как убежден Дмитрий Зубарев, были написаны выдающимся филологом и литературным критиком князем Дмитрием Святополк-Мирским. Он был сыном государственного деятеля царской России князя Петра Дмитриевича Святополк-Мирского. Подвергший в этих работах Ленина резкой критике Дмитрий Святополк-Мирский впоследствии изменил свое мировоззрение, став убежденным марксистом. В 1932 году он вернулся из Великобритании на родину, а через семь лет был приговорен по обвинению в шпионаже к восьми годам исправительно-трудовых работ. В июне 1939 года Дмитрий Святополк-Мирский умер в лагере под Магаданом. Точное место его захоронения неизвестно.

По мнению сотрудника Международного "Мемориала", кандидата филологических наук Николая Гладких, князь Дмитрий Святополк-Мирский – "это замечательный, еще недооцененный литературовед, поэт, выдающийся деятель русской эмиграции".

– Самая известная его работа, "История русской литературы в двух томах" (A History of Russian Literature: From Its Beginnings to 1900 in two volumes), была написана на английском языке и вышла в Лондоне в 1926–1927 годах. Русский перевод был выпущен новосибирским издательством "Свиньин и сыновья" только в наши дни (Святополк-Мирский Д.П. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. – Новосибирск, 2006). Святополк-Мирский писал минимум на пяти языках.

Кроме того, он был популяризатором английской литературы. Ему принадлежит перевод "Улисса" Джеймса Джойса. Он редактировал "Антологию новой английской поэзии" (Anthology of Modern English Poetry), переводы на русский из которой публикуются до сих пор. Но его имени на этой книге не было, потому что к моменту ее появления он был уже репрессирован.

Дмитрий Святополк-Мирский – эпизодический герой сериала Михаила Казакова "Очарование зла", вышедшего в 2006 году.

В этом фильме довольно ярко показано то, что с ним произошло. Он действительно был влюблен в прототип главной героини этой картины Веру Гучкову, дочь председателя Третьей Государственной Думы, жену его друга Сувчинского, – отметил Николай Гладких.

Вера Гучкова, роль которой в сериале Михаила Казакова играет Наталья Вдовина (роль Святополк-Мирского исполняет Андрей Ильин), после революции в эмиграции жила во Франции. Во втором браке она была замужем за британским коммунистом Робертом Трейлом, принимавшем участие в гражданской войне в Испании и погибшем там в 1937 году. В 1932 году Вера Гучкова вступила в Коммунистическую партию Франции. С начала 1930-х годов работала на иностранный отдел советских спецслужб. Вместе с Сергеем Эфроном занималась вербовкой людей для отправки в Испанию. Была знакома и даже близка с Мариной Цветаевой. Во время немецкой оккупации находилась в концлагере. Бежала в Португалию. С 1941 года жила в Великобритании. Работала на радиостанции Би-би-си.

Дмитрий Зубарев:

– Суть моей работы представлена на стенде. Пять строк внизу – это фрагмент из библиографии зарубежных некрологов Ленина, опубликованных в 1925 году в "Ленинском сборнике – III" (Москва – Ленинград). Они были анонимными, но мне удалось установить, что их автором был не кто иной как Борис Леонидович Пастернак, который сам об этом рассказал в своей поэме "Спекторский":

"Но я не засиделся на мели.

Нашелся друг отзывчивый и рьяный.

Меня без отлагательств привлекли

К подбору иностранной лениньяны.

Задача состояла в ловле фраз

О Ленине. Вниманье не дремало.

Вылавливая их, как водолаз,

Я по журналам понырял немало".

Позже, когда я перечитал эти аннотации, одна подпись привлекла мое особое внимание: "Святополк Д. П.". Существование другого человека с такой фамилией в это же время маловероятно. Еще менее вероятно совпадение инициалов.

Название газеты Avonir du Tonkin, в которой была опубликована эта статья, совершенно однозначно указывало на Ханой [фр. Le Tonkin – историко-географический район Вьетнама, столицей которого является Ханой. – Прим.].

Статья явно немаленькая, поскольку поместилась она только в пяти номерах этой газеты, которую никто из моих знакомых никогда не знал, никогда не видел, и даже само ее существование подвергалось сомнению.

Тем не менее я нашел организацию, которая меня поддержала, фонд Грэма Грина, получил грант. В течение года публикация была найдена именно в тех номерах газеты, которые указал Борис Пастернак. Он не ошибся ни в одной букве и ни в одной цифре.

Дмитрий Святополк-Мирский никогда в Юго-Восточной Азии не был. В 1924 году, работая в лондонском университете, он регулярно приезжал во Францию, в Париж, где жили его друзья и родственники, печатал эмигрантские журналы. По моей версии, после смерти Ленина, в 20-х числах января 1924 года, он получил заказ от французского представителя ханойской газеты и написал пять статей на одну тему на французском языке, которым свободно владел с детства.

После публикации в Ханое газета, очевидно, поступила в Париж. Там советские представители, закупавшие французскую прессу, приобрели комплект со статьей Святополк-Мирского. Он был переслан в Москву, где Пастернак сделал библиографию. И вот, через год эта аннотация появилась в ленинском сборнике.

90 лет никто этим не интересовался. Когда я в 2015 году начал поиск, в России статьи Святополк-Мирского не нашлось. Но мой соавтор, доктор филологии, профессор университета Олбани (США) Хенрик Баран с помощью новейших методов компьютерного поиска нашел электронную фотокопию комплекта этой газеты в библиотеке Йельского университета.

В предисловии я делаю обзор библиографии Дмитрия Святополк-Мирского. Далее идет французский текст его статьи, потом перевод ее на русский язык и, наконец, две последние части, написанные лично мной. Это комментарий к тексту Святополк-Мирского и послесловие. Эволюция отношения Святополк-Мирского к Ленину с 1917 до 1937 года. С октябрьской революции, которую он воспринял, подобно большинству русского офицерства, как национальную катастрофу, и до 1930–1931 года, когда Святополк-Мирский заявил: "Хочу быть солдатом ленинизма".

Я сам не очень понимаю, к какому разделу гуманитарной науки относится моя работа. С одной стороны, в центре ее внимания политический деятель. С другой – выдающийся филолог и литературный критик. С третьей стороны, Святополк-Мирский делает постоянные отсылки к философии и философским основам марксизма, ленинизма и других умственных течений России. Сам жанр своих статей он определяет как "психосоциологические эссе". Он не употребляет термин "коллективное бессознательное", но многие его рассуждения на эту тему уже относятся к психологии, – подытожил Дмитрий Зубарев.

"Русским монархистам начала ХХ века недоставало Бориса Годунова или Петра Великого. Но не появился ни тот, ни другой. А огромной массе интеллектуалов или, скорее, полуинтеллектуалов не хватало человека с примерным планом, с простейшими и практичными, пусть самыми крайними, формулировками и требованиями, легко реализуемыми в такой чудодейственной стране, как Россия. Огромной же массе голодного, отчаявшегося, готового к бунту русского народа был нужен Пугачев или Чингисхан.

Этот простой, практичный человек, сторонник самых крайних взглядов, этот Чингисхан, безжалостный как лавина, все сметающая на своем пути, жестокий как топор, разрушительный как землетрясение, хитрый, коварный и деспотичный – этот человек появился в самый критический момент всей российской истории.

Древние русские легенды рассказывают о приближении жестокого врага, о том, как правитель города покинул его, удалившись в степь, к перекрестку затерянных дорог, и воззвал в отчаянии: "Есть ли в бескрайних степях или непроходимых лесах Богатырь, который может защитить нас?" И услышал голос Богатыря, донесшийся до него через расстояние в сотни верст. В 1917 году русский народ громко воззвал, и Богатырь явился. Но вместо прекрасного, великодушного, благородного Ильи Муромца пришел непобедимый и мрачный Святогор, рожденный в горах, такой могучий, что земля дрожала и прогибалась под его ногами. Он был настолько тяжел, что раздавил своего коня. Своим самым легким движением он разрушал и уничтожал все живое. И теперь, выполнив свои самые отвратительные задачи, устав от своей собственной силы, Святогор возлег на гору – ту единственную, что смогла выдержать его, – и умер, проклиная свою судьбу и скрывшись от всего мира.

В 1917 году русский народ громко воззвал, и явился Ленин. Как и Святогора, русский народ его обожал, как и Святогор на своей горе, он расположился в Кремле и умер, пожираемый угрызениями своей совести и проклинаемый миллионами русских людей.

Плоть от его плоти, кровь от его крови, Ленин был единственным воплощением и выражением разрушительных чаяний русского народа".

Дмитрий Святополк-Мирский, "Ленин и Россия. Психосоциологическое эссе", 1924 г.

Подробнее о том, как были найдены номера ханойской газеты со статьей Дмитрия Святополк-Мирского, рассказал Хенрик Баран, принявший участие в беседе по скайпу:

– Моя роль в этом проекте в основном сводится к тому, что я отыскал довольно редкую газету, где была напечатана работа Мирского. Как, наверное, присутствующие в зале знают, это французская газета, выходившая, если я не ошибаюсь, в Ханое. Когда я обратился к Google, обнаружил, что она имеется, но в библиотечных хранилищах встречаются отдельные номера за 1886 и 1887 годы. Это не то, что было нужно. После этого я перешел на сайт Французской национальной библиотеки, и там я обнаружил газету даже в нескольких вариантах. Подшивка включала уже год публикации работы Мирского. Кроме того, я обратился к сводному каталогу WorldCat, куда входит большинство крупных библиотек Европы, Америки, Новой Зеландии, Австралии. Там в нескольких местах обнаружил ту же самую газету. Но опять в основном, насколько я мог разобраться, речь шла о неполной подшивке.

Наконец, я передал это дело в надежные руки межбиблиотечного абонемента, небольшого отдела в нашей университетской библиотеке. К моему удивлению, там довольно быстро выяснили, что в Йельском университете действительно хранится копия материалов, они купили микрофильмы. И вот, через Йельский университет я получил статью Дмитрия Святополк-Мирского, которую имел удовольствие передать Дмитрию Исаевичу Зубареву, – рассказал Хенрик Баран.

Кандидат исторических наук Григорий Кан поделился своими соображениями как о самой работе Дмитрия Святополк-Мирского, так и о комментарии Дмитрия Зубарева:

– Мирский дает очень точную, яркую, емкую характеристику Ленина:

"Ловкий, гибкий и хитрый, постоянно меняющийся, непримиримый к соперникам, беcпощадный к врагам, совершенно незначительный писатель, игнорирующий все, кроме экономических и политических вопросов, но мощный полемист, чрезвычайно требовательный к своему окружению, с замечательной проницательностью видящий всю самую сложную политическую ситуацию, демагог, какого еще не видела История, он не останавливался ни перед чем, готов был к любым средствам, способным облегчить его путь к успеху".

"Настоящий делатель, хотя и с отрицательным знаком, предводитель экстраординарных личностей, неразборчивый демагог, бессовестный, но радикальный при выборе средств для достижения цели, он внушил миллионам ошеломленных такой дерзостью русских политическую активность и кровожадность".

В этой характеристике прослеживаются две вещи, о которых Дмитрий Исаевич Зубарев уже говорил. С одной стороны – неприятие Ленина в тот момент, как разрушителя России, как принесшего много зла. А с другой стороны – восхищение. Восхищение его активностью, деятельностью, силой, способностью взять на себя ответственность. Его размахом, мощью. Мирский сравнивает Ленина с великими реформаторами в российской истории – Иваном III, Иваном Грозным, Петром I, Екатериной II. Это очень характерный момент. Неприятие потом исчезнет, восхищение будет увеличиваться в свете дальнейшей эволюции Мирского. Это первое, на что я хотел бы обратить внимание.

Второе – это то, что он выводит Ленина из характера русского народа и русской истории. Не только из великих правителей, но и из Пугачева, Разина:

"Разрушение, пожары, жестокость, бессмысленные убийства – были основой и средством всех бунтов русских крестьян, в жилах которых текла добрая часть татаро-монгольской крови".

"Пугачев и Стенька Разин всегда были самыми любимыми мужицкими героями".

Тут очень сходная, конечно, мысль с Бердяевым. Дмитрий Исаевич в своем комментарии пишет, что, возможно, Мирский даже оказал влияние на Бердяева. Какие-то моменты пересекаются с Петром Струве. Мирский выводит большевизм из антигосударственной стихии.

В этом он, на мой взгляд, слабее. Ленин оседлал эту стихию. Но выводить его напрямую из этой стихии... Скажем так: историки и философы всегда страдают недостатком позитивизма. Тут взгляды Мирского уже не во всем выглядят справедливо.

Наконец, третий лейтмотив работы Мирского – это критика интеллигенции:

"Князь Львов, Гучков, Милюков, Чернов, Мартов, Керенский оставили страну на погибель, но не уступили ни одной запятой в своих программах; их планы останутся неизменными и непострадавшими, не говоря уже о том, что эти храбрые моралисты и спасители русского народа сочли недопустимым уничтожить в 1917 году одного Ленина или Ленина вместе с Троцким – пусть народ подыхает в нищете и от болезней, пусть погибнет весь мир, пусть исчезнут общество, семья, наука, промышленность – но останутся на письменных столах бесчисленные программы и выбранные нами планы, и пусть останется наша чистоплюйская моральная чувствительность, не позволившая спасти страну ценой крови самых кровавых преступников в мире".

Он пишет, что интеллигенция существовала "в мире химер и абстракций... не применимом к реальной жизни в России". "Прибавьте сюда нерешительность, неопределенность, вялость, отсутствие четкой точки зрения, боязнь поступков и ответственности, всегда характеризовавшие русскую интеллигенцию".

И вот тут, мне представляется, Мирский абсолютно неправ. Он отождествлял интеллигенцию 1917 года, действительно потерявшуюся и растерянную, с интеллигенцией вообще. Мемуары интеллигентские, реальных интеллигентов, он знал плохо. Но как он, собственно, мог их знать? Он был очень сильно далек от них. Он вращался в другом кругу, вырос в другом мире. И тут он абсолютно несправедлив. Интеллигенты 1917 года – это действительно такой феномен вялости, неспособности к реальному политическому действию. Но интеллигенция до 1917 года была не такой.

Несколько слов о блистательном, остроумном, ярком послесловии Дмитрия Исаевича, которое читается с огромным удовольствием. Действительно, всегда не в бровь, а в глаз. Очень остроумно и по форме, и по мысли.

Прекрасно отмечено, что "идейная эволюция Мирского шла в направлении, прямо противоположном тому, куда двигался его бывший наставник Петр Струве. Тот, начав в 1890-е годы с пропаганды марксизма среди рабочих на петербургских заводах, пройдя через либерально-христианский национализм периода "Вех", стал к середине 1920-х годов идеологом православно-монархической эмиграции, призывая всех русских сплотиться вокруг великого князя Николая Николаевича. Святополк-Мирский же, князь и офицер императорской гвардии, пережив в начале и середине 1920-х годов период увлечения "Вехами", пришел в начале 1930-х к пропаганде марксизма среди лондонских пролетариев".

Тут единственное, что я сказал бы. Все-таки масштаб личности и фигуры Струве и Мирского несопоставимы. Мирский – блистательный интеллектуал, профессионал в своей сфере. Струве же во всем, что он писал, был дилетант – неглубокий, некультурный, малопрофессиональный. Мирский действительно был личностью. Струве по большому счету личностью не был. Но это мое личное мнение.

И последнее. Мирский писал:

"Революционному правительству трудно проводить различие между потенциальными и реальными врагами" и о "трагической необходимости пользоваться методами, эффективность которых непропорциональна их формальной законности".

В 1937 году Мирский оказался жертвой того, что он оправдывал. Это трагическое заблуждение действительно блестящего человека, увлекшегося соблазном поверить в идеи, – сделал вывод Григорий Кан.

Впрочем, на презентации прозвучали не только слова восхищения проделанной работой, но и критика. Так, сомнения в авторстве открытых Дмитрием Зубаревым статей высказала кандидат исторических наук, руководитель отдела истории российского зарубежья Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына Марина Сорокина:

– Честно говоря, я не поняла, почему проведена такая атрибуция, почему статья принадлежит Святополк-Мирскому. Я не увидела в том тексте, который опубликован, ни одного аргумента в эту пользу, кроме двух совпадений: "Святополк" и "Д. П.". Пока эта гипотеза не документирована. Не проведены элементарные текстоведческие и источниковедческие процедуры, которые дали бы нам возможность утверждать, что это текст, принадлежащий Дмитрию Святополк-Мирскому. Таких двойников сколько угодно.

Мне кажется, что есть еще масса возможностей для того, чтобы эту очень красивую и очень интересную гипотезу поддержать документально.