Александр Подрабинек: Каждый год сотни тысяч людей срываются с насиженных мест и устремляются в другие страны в поисках лучшей жизни. Одни бегут от войн, геноцида, террора. Другие – от бесправия, религиозных преследований или иных форм дискриминации. Третьи – от голода, нищеты и безработицы.

Не имея сил или возможностей бороться за лучшее будущее для своей страны, они пытаются спастись в более благополучных государствах. Далеко не всегда их там ждут с распростертыми объятиями. Судьбы этих людей иногда складываются ужасно.

Вероятно, беженцы существовали во все времена человеческой истории. К числу наиболее известных случаев можно отнести массовый исход евреев из Египта за полтора тысячелетия до нашей эры и изгнание их из Испании в конце XV века.

В начале ХХ века геноцид армян в Османской империи и большевистский террор в России породили новые волны беженцев. Международное сообщество не смогло больше игнорировать эти проблемы.

В 1922 году Лига Наций приняла первое соглашение о русских и армянских беженцах. Впервые был определен их статус, сформулированы права; беженцы стали получать международно признанные документы.

ХХ век не стал эпохой справедливости и гуманности. Однако, в отличие от варварских времен, проблемы беженцев были обозначены как имеющие международный характер, как требующие не только внутригосударственных, но и международных решений.

Мало где любят незваных гостей. Однако отношение к беженцам в различных странах разнится от яростно-агрессивного до терпимого и даже благожелательного. Все зависит от страны и ее истории, от ее культуры, права и традиций.

Почему в разных странах такое разное отношение к беженцам? Даже в Западной и Восточной Европе к ним относятся по-разному. Говорит председатель комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина.

Светлана Ганнушкина: Я думаю, отношение различное, потому что различные истории. У Европы уже есть большая традиция приема беженцев. Это беженцы, которых принимала Германия, когда после войны поехали немцы, а до этого, во время войны Европа и Соединенные Штаты принимали беженцев из Германии. То есть это очень старая история. А новые европейские страны, которые входили в соцлагерь, имеют совершенно другую историю, совершенно другие традиции, они к этому не привыкли, у них нет практики, нет представления о том, что люди могут ехать к ним. Сейчас, кстати говоря, это очень серьезно меняется. Например, в Чехии очень серьезно поставлена система убежища, и даже в Польше происходят перемены.

Александр Подрабинек: Западные демократии не отказывают беженцам в гостеприимстве, хотя и не все страны делают это одинаково охотно. Германия сегодня принимает на себя основную нагрузку, вызванную исходом беженцев из охваченной войной Сирии. В этом году ФРГ готовится принять у себя около миллиона беженцев.

Светлана Ганнушкина: Конечно, в Германии огромную роль сыграло отношение лично Ангелы Меркель к тому, что происходило: Германия приняла уже почти миллион людей с Востока, в первую очередь – из Сирии. Вы, наверное, видели и слышали, как люди говорили: "Хотим к маме Меркель". Вслед за "мамой Меркель" – это же их избранница – очень многие немцы так относились к беженцем.

Александр Подрабинек: Россия с ее необъятными просторами и колоссальными возможностями для расселения мигрантов, выполняет в основном транзитные функции. Беженцы в ней не задерживаются. Они стремятся поскорее проскочить российские границы и оказаться в Западной Европе.

И дело здесь не только в том, что Германия или скандинавские страны более привлекательны для беженцев из-за более высокого уровня жизни. Дело еще и в том, что российское государство относится к беженцам предельно враждебно.

Светлана Ганнушкина: Однажды я спросила одного из представителей государства: зачем же это государство присоединялось к конвенции 1951 года о статусе беженца, если оно не собиралось ее выполнять? Ответ был такой: мы хотели выглядеть цивилизованными людьми и не думали, что к нам кто-то поедет. Это прямо по Галичу: "Оказалось, что они, голодранцы, понимают так, что мы – иностранцы". Почему-то считали, что хуже, чем в России, нигде нет. Вот это исходная позиция, она никогда не менялась. У нас нет установки на предоставление убежища.

Александр Подрабинек: Говорят, что люди, познавшие беду, более восприимчивы к чужим проблемам. Похоже, на страны это не распространяется. Казалось бы, Россия, пережившая в минувшем веке грандиозные по своим масштабам несчастья, первая протянет руку помощи беженцам. Ничего подобного.

Многие восточно-европейские страны из бывшего коммунистического блока тоже демонстрируют неприязненное отношение к беженцам, хотя еще недавно эти страны были коллективными беженцами из социалистического лагеря. Тяжелая судьба на уровне толерантности почему-то не сказывается.

Впрочем, бывают исключения. Израиль, уже многие десятилетия находящийся в состоянии перманентной войны с арабским миром, демонстрирует высокий уровень толерантности в отношении арабского населения своей страны.

Он не только принимает евреев-репатриантов со всего мира и трудовых мигрантов из арабских стран. Он еще и оказывает гуманитарную помощь фактически воюющему с ним Палестинскому государству.

Насколько это соответствует национальным интересам Израиля и не ведет ли к консервации конфликта, который и так длится уже не одно десятилетие?

Говорит бывший советский диссидент и политзаключенный Натан Щаранский, возглавлявший различные министерства в правительстве Израиля, а ныне – председатель Еврейского агентства "Сохнут".

Натан Щаранский: Это всегда очень непростой баланс для демократий, которые противостоят диктатурам, – как сохранить человеческое лицо, гуманитарные принципы, идеалы, в которые мы верим, и в то же самое время противостоять диктаторам и террористам? Теперь вопрос вот в чем: когда они с нами воюют, должны ли мы отключать воду и электричество, должны ли мы лишать их возможных источников питания? Это очень тонкий баланс. Безусловно, во время непосредственных боевых действий мы им ничего не поставляем, но как только боевые действия кончаются, мы знаем, что если не будем поставлять энергию, воду и продукты питания, там начнется массовое вымирание населения. И мы, естественно, возобновляем эти поставки, продолжаем пропускать продукты питания. Голода в Газе не было, нет, и мы не допустим его.

Александр Подрабинек: Впрочем, бывают исключения и другого рода, когда демократические страны забывают и о праве, и о гуманности.

Летом 1945 года из английской зоны оккупации в Австрии в Советский Союз было депортировано около 60 тысяч казаков. Их обвиняли в сотрудничестве с Германией во время войны. Среди депортированных был семьи казаков – четыре с половиной тысячи женщин и детей.

Можно спорить о правомерности депортации в Советский Союз сдавшихся англичанам коллаборационистов, но выдача на мучения в ГУЛАГе женщин и детей ничем оправдана быть не может. Их не могли обвинить в военных преступлениях.

Другой случай позорной уступчивости демократий тоталитаризму относится к нашему времени. Кубинские беженцы, спасающиеся от коммунистического режима, чаще всего пытаются добраться до США, пересекая Мексиканский залив на лодках, плотах и суденышках. Многие тонут во время шторма или становятся добычей акул. Те, кому удается выбраться на американский берег, получают убежище. Тех, кого американская береговая охрана вылавливает в воде, пусть даже в десяти метрах от берега, возвращают на Кубу.

В Америке это называется "законом сухих и мокрых ног", который был принят в 1966 году. Говорят, это правило восходит к какому-то патетическому утверждению, что каждый вступивший на американскую землю имеет право на убежище.

Ну, а тот, кто барахтается в воде в нескольких метрах от земли и не успел встать ногами на дно, такого права не имеет. Береговая охрана перехватывает не только пловцов, но и любые плавсредства, если они не успели причалить к берегу.

Так несуразно формальный подход обрекает часть беглецов на депортацию. И часто это не просто возвращение на Кубу, а возвращение в тюрьму.

Надо признать, однако, что общество в Америке гуманнее власти. Правозащитники, кубинские эмигранты, общественные активисты, добровольцы выходят в море на катерах, яхтах и даже вылетают на легких самолетах, чтобы добраться до беженцев раньше береговой охраны и доставить их на берег.

Если такое отношение к беженцам встречается в демократических странах, то чего же ожидать от стран авторитарных?

3 февраля этого года правительства России и Северной Кореи подписали соглашение о взаимной выдаче лиц, нелегально въехавших на территории двух стран. Россия взяла на себя обязательство возвращать северокорейским коммунистам бежавших от диктатуры граждан.

Светлана Ганнушкина: Это чудовищно. Наш юрист работает на Дальнем Востоке, в Благовещенске Амурской области, где очень много бродячих корейцев, которые сбежали с лесоповала, со строек, куда их привозят. Они только-только начали легализовываться. Любовь Михайловна Татарец ими занималась очень эффективно, люди начали доверять государству. Она рассказывала, что один ее подопечный, которого она не смогла уберечь, был выдан Северной Корее. Причем это делается почти без документов, их передают как потерянную вещь – возьмите, и все. Он был привязан к поезду, поезд пошел, что осталось – доставили на родину. Таков уровень дикости в этой стране.

Александр Подрабинек: Кому нужны "лишние люди"? Прежде всего, тем, кто на них наживается. Перевозка нелегальных мигрантов, беженцев считается одним из самых доходных криминальных бизнесов наряду с торговлей наркотиками и нелегальной проституцией.

Глава Европола Роб Уэйнрайт говорит, что в прошлом году доход контрабандистов от организации нелегальной миграции в Европу составил от трех до шести миллиардов долларов.

Согласно оценкам Агентства ООН по делам беженцев в 2015 году в Европу прибыло более миллиона мигрантов. 90% из них заплатили контрабандистам. Цена за нелегальный въезд в Европу достигает шести тысяч долларов с человека. При том, что стоимость такого "тура" примерно в десять раз выше стоимости обычных транспортных расходов, беженцам не гарантируется ни безопасность, ни даже жизнь.

Многие гибнут в море или по суше вследствие нечеловеческих условий перевозки. Контрабандистов это не останавливает. Криминальный бизнес не считается с человеческой жизнью.

Наживаются на беженцах и работодатели. Нелегалы готовы работать за низкие зарплаты, без медицинских страховок и каких-либо социальных гарантий. Их можно понять: даже самые плохие условия труда в Европе или Северной Америке предпочтительнее опасной жизни в воюющей стране или прозябания в диктаторских режимах.

Даже в России жизнь спокойнее и безопаснее, чем в нынешней Сирии. Этим пользуются те, кто наживается на беженцах. Репортаж нашего специального корреспондента Андрея Королева.

Андрей Королев: Двухэтажный барак в центре Ногинска, деревянная лестница на второй этаж и комната в десять квадратных метров – это все, чем довольствуется в России сирийский беженец Самер Або Зеид. Он приехал сюда почти пять лет назад из разбитого войной Алеппо – второго по статусу города Сирии. Надеялся получить работу и жениться. Но в феврале прошлого года лишился свидетельства беженца, предоставленного российскими властями на двенадцать месяцев.

Самер Або Зеид: Срок закончился у меня. Хотел его продлить, но ничего не продлили. Сказали, много украинцев, на сирийцев пока не смотрим.

Андрей Королев: Сейчас безработный Самер обивает пороги ногинских инстанций – от миграционной службы до прокуратуры. Но каждый выход на улицу чреват неприятностями: не так давно его задержал наряд полиции и препроводил в участок. Человек с южными чертами лица и без документов – давняя приманка для российских органов.

Самер Або Зеид: Я им говорил: дайте прокурора или адвоката. Просил позвонить. После этого они меня ударили по голове. До сих пор у меня ухо болит. И говорят: завтра будем тебя депортировать, иди в Алеппо и умри там.

Андрей Королев: Но если хамство полицейских для Самера – дело привычное, то волюнтаризм местных работодателей стал неожиданностью. Не избалованный жизнью, он устроился на поденщину в пошивочный цех фабрики "Чайка". Через несколько месяцев вынужден был уйти.

Самер Або Зеид: Допустим, ты зарабатываешь в неделю пять-семь тысяч. А они дают две-три тысячи и говорят, что торговли нет. Сколько там есть цехов – все неофициальные, все без налогов.

Андрей Королев: Сама фабрика располагалась на территории технопарка "Иткол-Ногинск". Недавно при невыясненных обстоятельствах она сгорела. При этом погибли 11 человек. В городе поговаривают, будто поджог устроили обиженные рабочие из Узбекистана, но доказательств этому нет. Руководители "Чайки" – уроженцы Азербайджана – не идут на контакт не только с журналистами, но и с полицией. А значит, Самер может окончательно расстаться со своими деньгами. Все его жалобы в прокуратуру оканчиваются обычными отписками, возбуждать дело против хозяев "Чайки" органы отказываются.

Тем временем в Ногинске проживают около семисот беженцев из Сирии. Раньше их было почти четыре тысячи. Но люди бегут. У кого есть деньги, тот едет в Турцию или в центральную Европу, кто-то растворяется в паутине российской провинции. Самеру ехать некуда. Девушка, на которой молодой человек намеревался жениться и которая ждет от него ребенка, оставила жениха-банкрота и уехала на родину в Чебоксары.

Александр Подрабинек: Из наплыва беженцев может извлекать определенные выгоды и власть. Легализованные беженцы и трудовые мигранты получают невиданные для них социальные льготы и испытывают чувства благодарности или зависимости от государства.

Для социалистически ориентированного правительства это существенный электоральный ресурс, который может сыграть важную роль на выборах. И этот ресурс тем существеннее, чем больше в стране натурализованных мигрантов, находящихся на содержании государственного бюджета.

Говорит американский журналист Сергей Зацепин.

Сергей Зацепин: Что касается иммиграционной политики как таковой, она просто отсутствует. Все действия администрации направлены на то, чтобы привезти как можно больше андро-класса в нашу страну. Начиная с 1965 года, когда демократы приняли закон, вообще изменяющий иммиграционную политику, вся эта политика направлена на то, чтобы заменить избирателей. 80% эмигрантов – это получатели социальных программ, а с помощью социальных программ демократы всегда покупали голоса на выборах.

Есть две заинтересованные стороны: с одной стороны, демократы, которым нужны избиратели, с другой – бизнесы, которые поддерживают республиканцев, им нужна рабская рабочая сила. В Украине, по сути дела, идут военные действия, но получить визу беженца или эмигранта из Европы в Америку практически невозможно. Зато из Северной Африки, Ближнего Востока – потоки беженцев, эмигрантов.

Александр Подрабинек: Наплыв беженцев ведет к столкновению культур и росту социального напряжения. Объективно говоря, никто в этом не виноват. Разные страны – разные традиции, разные нормы поведения и особенности культуры. Притирка идет годами, десятилетиями, поколениями.

Существует ли универсальное решение проблем беженцев?

Натан Щаранский: Те, кто думает, что общее решение – это просто перераспределить население по Земному шару, плохо понимают, о чем идет речь. Попытка переселить большое количество людей в демократические структуры, которые эти люди не принимают и даже отвергают, приводит к тому, что вся европейская цивилизация под угрозой. Надо сказать, что это не связано с нынешней волной сирийских беженцев. Это связано с политикой на протяжении двух поколений Европы, когда из чувства колониальной вины они готовы были предоставить гражданство миллионам людей, которые не хотят разделять их ценности. И в итоге, когда действительно появляется гуманитарная нужда в помощи, оказывается, что эти структуры слишком ослаблены для того, чтобы оказать эту помощь. Я думаю, очень важно оказывать помощь этим людям, очень важно, чтобы они находились в таких социальных структурах, с которыми они согласны, а не в таких, против которых они будут бороться.

Александр Подрабинек: Ситуацию усугубляет криминальное поведение части мигрантов. И хотя это крохотная часть от общего числа приехавших, неприязнь коренного населения понемногу распространяется на всех беженцев.

Насколько в действительности велика неприязнь россиян к беженцам и трудовым мигрантам? Не преувеличивает ли государственная пропаганда степень ксенофобии в России?

Светлана Ганнушкина: У нас народ далеко не злой. Но вообще, когда человек раздражен, он выглядит не очень симпатично. Когда снимают эти толпы раздраженных, нервных, напуганных людей и все время показывают нам по телевидению, это, конечно, пугает людей: "вот эти толпы сейчас нагрянут к нам". Такая антиагитация действует на людей, даже на некоторых моих коллег – люди боятся.

Страх, безусловно, преувеличен, потому что эти люди – беззащитные, и если они склонны к истерике, к скандалам, как все пережившие стресс, особенно когда они не могут ничего получить, то это значит, что у них появилось ощущение абсолютной безнадежности. Во всяком случае, как правило, они не опасны, не агрессивны. Хотя, конечно, бывают разные случаи, бывают и агрессивные люди, бывает, что и убивали сотрудников управления Верховного комиссара ООН. Но это в больших лагерях.

Я не вижу, не ощущаю этой опасности. С другой стороны, человек может говорить, что это ужасно, нельзя их пускать и так далее, но если речь идет о конкретном человеке, то отношение меняется. Кто приютил под Владивостоком того же корейца, который сбежал в 2007 году? Его приютила русская семья. Грязного, босого, не говорящего по-русски человека взяли к себе и не выдали ФСБ. Когда за ним приехала ФСБ, хозяин дома не пустил их в дом, и они с улицы забрали его жену и четырехлетнюю дочь. Он звонил мне, но корейца не отдал.

Я думаю, что преувеличены три вещи. Во-первых, опасность, во-вторых, все эти разговоры о том, что наш народ не хочет принимать беженцев и, в-третьих, каждый преувеличивает свою неприязнь к этим людям. Когда он сталкивается с конкретным человеком, он ведет себя по-другому.

Александр Подрабинек: В недавних новогодних беспорядках в Кельне участвовали около тысячи беженцев и трудовых мигрантов в основном с Ближнего Востока и из Северной Африки.

Беспорядки прошли в Штутгарте, Гамбурге, Дюссельдорфе, Мюнхене, а также в Хельсинки и в некоторых других города Европы. В них участвовали в общей сложности несколько тысяч человек.

От одного миллиона приехавших в Европу беженцев это всего лишь десятые доли процента. Однако именно по этому ничтожному проценту напуганное общество начинает судить обо всех остальных.

Государства, принимающие беженцев, стоят сейчас перед трудным выбором. Отказаться принимать беженцев – значит пойти наперекор гуманистическим идеалам и демократическим традициям.

Принимать беженцев – это, возможно, открывать дорогу гражданской конфронтации, росту национализма и ксенофобии, что, в конечном счете, тоже не соответствует демократическим ценностям.

Где золотая середина? Как поддерживать баланс между гуманностью и безопасностью?

Натан Щаранский: Прежде всего, должно быть желание беженцев жить в новом месте, они должны быть готовы принимать социальные структуры и законы этого места и интегрироваться в нем. Если они не готовы, тогда эти беженцы очень быстро превращаются в завоевателей или даже в агрессоров. Израиль имеет уникальный опыт переселения беженцев. Я являюсь руководителем организации, которая приняла три с половиной миллиона беженцев со всего мира, они интегрировались в одно поколение.

Израиль имеет очень большой опыт строительства совместной жизни с арабским населением. Подавляющее большинство арабов Израиля, граждан Израиля хотят наслаждаться всеми преимуществами демократического государства, ни в коем случае его не ослаблять.

Александр Подрабинек: В демократических странах роль государства хоть и велика, но не абсолютна. В конечно счете, отношение к беженцам определяет само общество. Иногда оно оказывается гораздо гуманнее властей.

Светлана Ганнушкина: В Германии была большая группа курдов, которые получили полный отказ, он не мог быть обжалован, их должны были просто выдворить из страны. Когда полиция получила право на депортацию и с утра пришла в тот лагерь, где находились курды, курдов там не оказалось. Их стали искать, и выяснилось, что они находятся в соседней церкви, а это уже просто решение комьюнити. Тут уже ни Меркель, ни какие-либо власти – это отношение местного комьюнити к тем курдам, которых они уже приняли в свое сообщество. Просто так вваливаться в церковь полиции не полагается, полиция долго получала разрешение на то, чтобы туда прийти. Но когда они туда пришли, оказалось, что курдов там нет. Их за ночь перевели в другую церковь. Это повторялось много раз, и люди добились того, что эта группа курдов получила убежище в Германии, потому что таково было отношение общества.

Аналогичная история была во Франции – родители организовали комитет против депортации, сказали: мы не знаем, что отвечать нашим детям, которые спрашивают, почему в сентябре их одноклассники не пришли в школу. То есть там есть определенный, сложившийся настрой общества.

Александр Подрабинек: Проблемы беженцев в разные времена решались по-разному. Иногда эти проблемы попросту игнорировали, и беженцы мучительно и с большими потерями интегрировались в новую жизнь.

А иногда иммигранты становились движущей силой нового общества и вытесняли коренных жителей, которые, в свою очередь, сами становились беженцами. Именно так были построены современные демократические государства в Северной Америке, Австралии, Новой Зеландии.

Сегодня проблемами беженцев занимается все мировое сообщество, специально созданные международные институты и неисчислимое количество благотворительных и правозащитных организаций.

В помощь беженцам выделяются десятки миллиардов долларов. Их тратят на обустройство переселенцев, на еду и здравоохранение для них, на адаптацию их к новым условиям жизни.

Однако подлинным решением проблемы беженцев это быть не может. Настоящее решение проблемы – в устранении причин этого явления, а не его последствий, в изменении условий, порождающих массовое бегство людей в другие государства. Проще говоря – в состоянии прав человека в неблагополучных странах.

Не следует ли к проблемам беженцев относиться так же, как к проблеме прав человека? То есть признать, что они не имеют национальных границ и не могут оправдываться ссылками на суверенитет.

Натан Щаранский: Лучше всего, если бы международное сообщество вмешивалось еще до того, как возникает проблема беженцев. Она возникает в результате действия тоталитарных, диктаторских, террористических структур, которые пытаются искусственно изменить условия жизни в том или ином месте или не признать существование той или иной страны. Сегодняшние сирийские беженцы – прямой результат того, что мир хотел заигрывать с террористическим режимом Асада. Еще за несколько дней до того, как народ в Сирии восстал против тоталитарного режима, западные лидеры, включая американцев, говорили о том, что это реформатор, с которым надо договориться, даже невзирая на то, что он уничтожал десятки тысяч собственного населения, что, в конце концов, и привело к жуткой войне. Она могла бы быть гораздо менее кровавой, если бы западный мир поддержал освободительное движение сирийцев. А в итоге это привело еще и к миллионам беженцев.

Конечно, лучше заниматься проблемой беженцев до того, как она возникла. Но если она возникла, безусловно, к ней надо относиться как к глобальной проблеме, как к вопросу прав человека.

Александр Подрабинек: Если бы десять лет назад хотя бы малую часть от тех пяти с лишним миллиардов долларов, что выделены сегодня на помощь сирийским беженцам, США потратили на поддержку противостоящей Асаду оппозиции, то никакой проблемы беженцев из Сирии сейчас, скорее всего, и не было бы.

Запоздалые решения зачастую так же пагубны, как политика умиротворения. Они ведут к длительным гражданским конфликтам, войнам и человеческим потерям.