Самый простой способ самовыражения с помощью одежды – это, конечно, футболка с рисунком, или, как чаще говорят, с принтом. Сейчас будет лето, летом это вообще проще простого.

В прошлом году на калининградском форуме Кафки и Оруэлла у меня была дискуссия с годящимся мне в отцы советским журналистом, заседающим теперь у Путина в Совете по правам человека. Мы (не сговариваясь, разумеется) оделись в рифмующиеся футболки. На моем собеседнике была желтая футболка с надписью "Дурак", на мне – черная с надписью "Заумники". Наша культурная матрица такие вещи расшифровывает не задумываясь – "дураком" в ней нарядится умный человек, обладающий недюжинной самоиронией, "заумником" – пафосный пошляк и болван, и, я уверен, если кто-то увидит нашу совместную фотографию, он именно так ее и прочитает, но на самом-то деле все не так. Мой собеседник не произвел на меня какого-то невероятного интеллектуального впечатления; он говорил в основном о том, как прекрасна была журналистика в восьмидесятые и как те, кто пришел на смену его поколению, пустили все прахом, – вообще ничего интересного, все грустно, да и самоирония, как часто и у многих бывает, уже давно переплавилась в самодовольство. Я тоже ничего интересного не говорил, но и заумником, наследником Хлебникова и Крученых, себя не считал – эту футболку с обложкой их книжки работы Родченко я купил в Париже в магазине своей любимой японской фирмы, и, надевая ее, я имел в виду, что мне как русскому очень приятно, что в Париже в обычном, не тематическом магазине продаются футболки с работами русских художников и русскими надписями – вот он, настоящий русский мир, вот она, наша принадлежность к мировой культуре.

Я понимаю, что этот намек настолько неочевиден, что нуждается в подробном пояснении, – вряд ли кто-то сам догадался бы, что я имею в виду. Но мне это как раз нравится – чем тоньше, тем лучше. В мемуарах Мадлен Олбрайт есть много про ее брошки, которые она на все важные переговоры надевала не просто так, а с важным скрытым смыслом, о котором сама же подробно и с удовольствием рассказывала тем, с кем вела переговоры, что-то вроде "на мне сегодня золотая пчелка, это значит, что нам с вами, мистер Примаков, сегодня придется много поработать". Эта игра началась у меня, когда я купил зеленую футболку с надписью "Do you read me?", – все кивали, мол, ага, понятно, журналист, читаем-читаем, а я объяснял, что да, журналист, но футболка не об этом, а о том, что я раньше был моряком и учил морской радиообмен, поэтому знаю, что "How do you read me?" – это "Как слышите меня?", и такой заход мог стать началом интересного разговора или знакомства. Потом, между прочим, я увидел такую же футболку на еще одном журналисте, более статусном, чем я, но это меня не огорчило, а наоборот – я же понимал, что он не знает про наше морское read, а я знаю, я круче.

В Нью-Йорке, в Гарлеме, в витрине книжного магазина висели футболки с названиями каких-то книг, я выбрал "Дивный новый мир", потому что это была весна после Болотной и многие еще помнили интервью отправленного в отставку Суркова, что он оказался слишком одиозен для дивного нового мира, и я носил эту футболку именно как человек с Болотной, первым (второго, то есть "Болотного дела", тогда еще не было, был март) достижением которой стала как раз отставка одиозного Суркова.

Были футболки с Микки Маусом и рекламой кока-колы – я покупал их и носил, имея в виду демонстративное западничество, в те времена, в начале десятых, уже напрочь вышедшее из моды, но еще не ставшее (и, наверное, до сих пор не ставшее) массовым символом политической позиции; по этому же поводу совсем недавно я купил футболку с логотипом "Капитан Америка" и даже уже успел в ней выступить по "Дождю".

Футболки с названиями и фотографиями рок-легенд, которые в моей юности были знаком принадлежности к субкультуре, называемой иногда "говнарями" (то есть малокультурный человек, что-то играющий на гитаре и гордящийся собой по этому поводу), я стал покупать совсем недавно – Sex Pistols, Дэвид Боуи, Nirvana, – я очень спокойно отношусь к этой музыке и, надевая ее символику на себя, скорее имею в виду как раз буквально это – я говнарь, точнее, тот, кого вы считаете говнарем, и мое преимущество по сравнению с вами состоит в том, что вы меня недооцениваете и поэтому проиграете. Такие шифровки, которых никто не поймет, если не спросит.

Разумеется, и к чужим футболкам я отношусь крайне внимательно – если я с помощью этой одежды что-то транслирую в окружающий мир, то наверняка и кто-то еще занимается тем же. Мало кто радует; даже не так: вообще никто не радует, то есть желающих что-то транслировать много, но транслируют слишком в лоб, никакой загадки. Помню Надежду Толоконникову в суде, на ней была майка с надписью "Но пасаран" – понятно, что человек борется, и я тоже восхищен ее борьбой, но зачем в дополнение к борьбе вешать на себе еще и поясняющую табличку? Это лишнее, избыточное. Чуть посложнее у Артема Лоскутова – в этом сезоне на нем на всех фотографиях до, после и во время "Монстрации" (интересно, у него много таких футболок или он стирает одну каждую ночь, чтобы наутро надевать ее свежей?) сине-голубая футболка в виде классической сгущеночной этикетки, только вместо "Сгущенное молоко" написано "Запрещенка". Тут два послания. Первое – собственно банка, это наш советский суп "Кэмпбелл", и, надевая на себя эту банку, человек говорит – я современный художник, наследник Уорхола. Второе – слово "запрещенка", оно появилось в контексте путинских антисанкций и означает ту иностранную еду, которую теперь нельзя ввозить в Россию и которую соответствующие органы уничтожают на границе. При этом слово не вполне прижилось и общенародным неологизмом не стало, это нишевое слово, идущее пакетом к шуткам про "146 процентов", "Навальный украл лес", "более лучше одеваться" и так далее, то есть лексикон чуть старомодного оппозиционера из соцсетей, и такая футболка – это как визитка: "Я оппозиционный художник", все сразу ясно и понятно. Помню одного патриотического карьериста, в конце концов где-то сгинувшего в окрестностях Володина, – был 2008 год, Медведев объявил модернизацию и "четыре И", и тот парень сделал себе футболку с надписью "Инвестиции, инновации, инфраструктура, институты" – я увидел его фотографию и подумал, что молодежная мода в наше время сильно шагнула вперед, невозможно же представить себе комсорга семидесятых в майке "Экономика должна быть экономной", он бы сам застеснялся такое носить, а теперь ничего (о будущем буме футболок с голым Путиным на коне или с надписью "Самый вежливый человек" я тогда не догадывался, хотя уже можно было бы и догадаться).

Еще есть Савченко, конечно, которая в суде была всегда в футболке с украинским "тризубом", и по фотографиям сразу видно, что судят национального героя Украины. Поскольку в России постоянно закручивают гайки, рано или поздно закрутят и эту, введут какой-нибудь дресс-код для подсудимых, чтобы они не делали никаких заявлений с помощью футболок; если до этого дойдет и если в судебной клетке можно будет сидеть только в специальной униформе, то наверняка подряд на пошив этой униформы получит какой-нибудь Ротенберг.

В моем футболкохранилище "прямолинейным" футболкам отведен отдельный отсек, чтобы они не перемешивались с теми, которые я реально ношу на себе. Мне такая одежда кажется пригодной только для того, чтобы сфотографироваться в ней один раз для соцсетей, – у меня есть от того же Лоскутова футболка с (рисунок Марии Киселевой) пародийной иконой времен суда над Pussy Riot, где на Богородице надета балаклава, и еще одна футболка на ту же тему – просто с балаклавой и надписью "Свободу Pussy Riot", мне ее прямо у суда подарил оппозиционный муниципальный депутат Гарначук, который потом станет министром в Крыму, но ненадолго, и теперь он снова оппозиционер, но уже локальный, антиаксеновский и антименяйловский. Еще есть довольно удачный (у них в этом смысле вообще все всегда было очень хорошо) "Спутник и погром" с изображением спутника, составленного из фамилий великих, по их мнению, философов вплоть до Галковского – с Галковским я как раз не спорю, но там еще было имя Победоносцева, для меня слишком радикальное, хотя самая радикальная футболка у меня на этой полке – "Православие или смерть" от хоругвеносцев, на ней какие-то черепа и ножи, и эту футболку российские власти внесли в список экстремистских материалов – собственно, как только внесли, так я сразу же и побежал покупать; много ли на свете законодательно запрещенных футболок? А у меня есть еще одна – красная с черным серпом и молотом в белом круге, футболка лимоновской партии (в фильме "Сид и Нэнси" почти за десять лет до НБП в такой футболке ходит Гэри Олдман – у настоящего Сида Вишеса была свастика, но свастику на экран выносить побоялись, заменили советским аналогом). В 2005 или 2006 году, когда большинство российских политзаключенных составляли нацболы, в такой майке однажды отыграл свой концерт Гарик Сукачев – вскоре его кто-то сильно избил, и есть версия, что это была прямая адресная реакция околовластных бандитов на недопустимое с точки зрения Кремля политическое высказывание. Я верю в эту версию.

Противоположная по смыслу футболка, тоже красная, но с Путиным, "Идущие вместе", у меня не сохранилась – на какой-то из съемных квартир я стелил ее у входа как коврик; мальчишество, согласен, но и через него надо было пройти. Есть несколько фотографий меня в этой футболке, и когда кто-то желает припомнить мне мое прошлое сотрудничество с Кремлем, показывают эти фотографии, но мимо – футболка добыта сугубо репортерским путем, я принес ее с митинга в честь второго срока Путина в 2004 году, о котором я писал репортаж, и все фотографии сделаны на вечеринке фотографов "Коммерсанта" спустя две недели после того митинга. На одном фотографе была тоже красная футболка с точно так же, "под Че Гевару", нарисованным Ходорковским (у меня такая тоже есть и тоже с митинга), и мы с тем парнем вместе фотографировались в двух красных футболках, символизируя, видимо, гражданский мир, который тогда еще, видимо, был возможен.

Но вообще чуть ли не единственный случай, когда я дал слабину и вышел в город в "прямолинейной" футболке – это когда мне подарили футболку с символикой "Уралвагонзавода" (путинский танковый гигант, если кто не знает, производит еще и фирменную одежду для патриотов) и я прошелся в ней по Женеве, в которой я тогда жил, – мне это показалось забавным. Но чуть ли не на следующий день я увидел в женевском уличном кафе мужчину в футболке "ЧОП Витязь", который явно не шутил, а просто всегда так одевался и работал в этом "Витязе", и я подумал, что и я выгляжу так же – не как носитель тонкой иронии, а как если не рабочий этого завода, то его поклонник, человек того типа, который клеит на свою машину "Можем повторить", – в общем, в этой футболке я больше никуда не ходил.

Они снашиваются, конечно, застирываются, но надо будет, конечно, что-то сохранить, что-то докупить и когда-нибудь устроить что-то вроде музея, тем более что, может быть, какая-нибудь самая неочевидная футболка, с плакатом Родченко или с Куртом Кобейном, станет когда-нибудь той одеждой, которая будет отличительным признаком какой-нибудь новой революционной молодежи, которая придет и все исправит, – серьезно, мне хочется надеяться на какую-то такую молодежь, а больше и не на что.

Олег Кашин – журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода