Духовный лидер тибетского народа Далай-лама возмутил своей дикой выходкой всю прогрессивную общественность. До сих пор он считался ее признанным дарлингом, хранителем гуманистических таинств, кладезем мудрости и моральным апостолом. Его совета и наставления испрашивали все сильные мира сего, дружбой с ним гордился каждый, кто только имел повод. Раздражение у законодателей идейных мод вызвали не открытые симпатии Далай-ламы к коммунистическому учению, такое как раз считается в революционном салоне "джентльменским", то есть простительным прегрешением.

Далай-лама выпал из иконического образа и из мира правильных людей из-за ответа на вопрос немецкого журналиста Тилля Фердерса из газеты "Франкфуртер Альгемайне Цайтунг". Учитывая, что Далай-лама, по счету четырнадцатый, всю свою жизнь провел в недобровольном изгнании, вопрос о его отношении к массовому приему ближневосточных беженцев напрашивался сам собой. Привожу дословно ответ святого мужа, как он напечатан в номере газеты от 31 мая этого года: "При виде некоторых беженцев, особенно женщин и детей, нельзя не испытывать сострадания. Помогать обделенным судьбой – обязанность каждого обеспеченного человека. Но, с другой стороны, надо соблюдать чувство меры – их количество зашкаливает. Нельзя допустить, чтобы Европа, к примеру, Германия превратилась в арабскую страну. Германия есть Германия (громко смеется. – РС). Количество переселенцев на практике затрудняет их обустройство. В моральном отношении было бы правильным предоставлять беженцам только временный приют. А со временем возвращать их назад – так, чтобы они могли поучаствовать в послевоенном восстановлении своих стран".

Разразился, как вы догадываетесь, образцовый скандал в благородном семействе. Либеральная пресса выдала предводителю ламаизма полный юбилейный набор обвинений в расизме и пособничестве. Особенно язвительный смех американских газетчиков вызвала наивная вера буддиста в то, что Германия все еще есть Германия. Вдоволь насмеявшись, американцы вдруг обратили внимание на то, что смеются, в общем-то, в одиночестве: их немецкие коллеги не смеялись, а сдержанно покашливали в кулачок. Они-то знали, как разворачивается дискуссия в самой Германии, где, по последним опросам, поддержка правящих христианских демократов впервые упала ниже 30 процентов и даже вместе с коалиционными социал-демократами, у которых дела идут еще хуже, они не набирают симпатий половины избирателей. Иными словами, при сиюминутном раскладе сил им пришлось бы привлечь в коалицию и кого-то из крайне левых или зеленых, чтобы всем скопом не допустить к власти евроскептиков из "Альтернативы для Германии", общенациональная поддержка которых уже перевалила за 15 процентов. А ведь еще на прошлых выборах альтернативщики даже не прошли в бундестаг.

Перелом в настроениях немцев связан отнюдь не с хозяйственными трудностями, а единственно с беженской политикой самонадеянной Ангелы Меркель. И нет для нее никакого света в конце туннеля: первых лауреатов Нобелевской премии из числа нынешних переселенцев она вряд ли дождется – вся масса информации о них стремится к негативу. Главная беда совсем не в террористических угрозах, связанных с появлением воинов джихада в Европе, как это часто утверждают по недомыслию, а в размывании и подмене ценностей и жизненных установок, которым Старый Свет обязан своей не самой худой репутацией и завидным благосостоянием. Опытный тибетский изгнанник понимает лучше неопытных всезнаек, что дело не в благородстве идеи, а в утраченном чувстве меры, а также в том, что так точно выражено русской поговоркой "в чужой монастырь со своим уставом не ходят".

Европа давно живет сегодняшним днем. Руки никак не доходят до того, чтобы наметить хоть какой-нибудь проект будущего. Проблемы тут не называют по имени и не преодолевают, а переживают, как в Средние века переживали эпидемии чумы. Трудности всегда временные, всегда вызваны не зависящими от нас обстоятельствами. Главное – пережить очередной кризис. Вот проедем, бог даст, британский референдум, и все опять устаканится. Ой ли? Не устаканится. Потому что три процента в любую сторону фундаментальной проблемы не решают, разве что загоняют заразу под кожу. Референдум – это даже не паллиативное решение, это не решение вообще, а что-то вроде моментального снимка с автомобильных гонок: нечто размазанное, не дающее представления ни о скорости, ни о динамике движения, ни о шансах гонщиков. Проедем брекзит, наступит опять грекзит – потому что при всех займах и подачках в греческом хозяйстве ничто принципиально не изменилось к лучшему. Щедро подает Европа, а привечают греки Путина. Кончится грекзит, начнется франзит, ползит, италзит, и опять грекзит, по третьему кругу. В ситуации, когда интеграционные процессы слабеют, а центробежные силы растут, допустить миграционный кризис – все равно что намылить лестницу. Тут главная удача, если удается не оступиться и не грохнуться затылком о ступеньку.

Все поводы для восторгов сомнительны. Радость от исхода президентских выборов в Австрии можно объяснить только непониманием природы народного волеизъявления. Разве отдали бы тирольские кулаки и венские мироеды свой голос за бывшего социалиста, позеленевшего на старости лет? Победившее большинство в 0,3 процента голосовало не за него, а против его соперника, силясь в едином порыве не допустить к власти националиста. Но правление, основанное на скромной победе протестного лагеря, не объединенного ничем другим, кроме крепкой нелюбви к общему противнику, не бывает стабильным и чревато скорыми потрясениями. Ложным оказывается сам выбор между плохим и худшим. Или, как говорят в России, между Сталиным и Гитлером. Тут нет выигрышных вариантов, и рассуждать о том, кто лучше, а кто хуже, – пустое дело. Оба хуже.

Психологию интеллигентного избирателя, стоящего перед ложным выбором, прекрасно описал французский визионер Мишель Уэльбек в романе "Покорность". За деталями отсылаю к первоисточнику, но, предвосхищая вывод, скажу, что покорное следование правилам ложного выбора неизменно оканчивается личной и общественной катастрофой. Французам вообще отдельный привет и поздравления – им через год выбирать президента. Финалисты известны уже сегодня – это предводительница Национального фронта Марин Ле Пен и вечный живчик Николя Саркози или кто-то из его окружения. Едва ли не главный спор между ними – кто больше и самозабвеннее любит Путина. Марина ему задолжала денег, а Николя любит просто так, без личной корысти. Масла в костер их любви подливает миграционный кризис.

Но разве не делает Ангела Меркель нынче всего того, чего полгода тому назад требовали от нее суровые критики, вроде меня? Справедливости ради надо признать, что делает. Порушены практически все устои, которые с подачи немецкого канцлера считались нерушимыми. Внутри Шенгенской зоны границы не восстановлены разве что в островных государствах. Законное право на политическое убежище радикально урезано: из категории абсолютной и богоданной оно стало категорией рукотворной и относительной. Условия его предоставления изменены в сторону ужесточения. Там, где для этого приходилось менять конституцию, ее меняли недрогнувшей рукой, что раньше считалось немыслимым. Стараниями восточного и южного крыла ЕС "балканская трасса" перекрыта, и Меркель, которая еще в апреле заявляла, что подобные меры противоречат европейскому духу, теперь предпочитает молчать или даже выдает пережатие миграционного потока за свой успех. Последняя законодательная инициатива немецкого правительства, лишающая беженцев свободы передвижения и предписывающая им обязательное место постоянного пребывания вдали от соплеменников, поражает своей административной неумолимостью. Одним словом, канцлер работает в поте лица, чтобы превратить Европу в то самое место, которое, как Меркель трогательно сформулировала в телеинтервью еще 28 февраля этого года, "уже никогда не будет моей родиной".

В приличных странах обычно виновник грубо ошибочных решений подает в отставку, чтобы их исправлением мог заняться другой политик. Этого от Меркель, собственно, и ждут две трети немцев. Наверное, так поступил бы политик формата Маргарет Тэтчер – она, собственно, в свое время так и поступила, даже не совершив никаких трагических промахов. Впрочем, "железная леди" – а женщину-политика в Европе больше сравнивать не с кем, – скорее всего, и не довела бы дело до кризиса, питая врожденное недоверие к душещипательной патетике и слабоумным наводкам интеллектуальных доброхотов. Но Ангела Меркель не из таких. Она намерена еще побороться за свое право с позиции канцлера совершать и исправлять неисправимые ошибки.

Конечно, лучше позже, чем никогда. Но бывают ситуации, когда позже и никогда – это одно и то же. И позднее прозрение, и позднее раскаяние – это когда ничего изменить уже нельзя. Как с тяжким вздохом говаривал мой старый приятель, когда в компании кто-то заводил речь о прелестях альтернативных ориентаций: "Поздно переучиваться..."

Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции