XII фестиваль детской театральной педагогики "Пролог-Весна" показал, что подростки готовы говорить на трудные темы, от которых их оберегают взрослые – о репрессиях, болезнях и смерти.

Фестиваль этот необычен во многих смыслах – во-первых, он существует сам по себе, благодаря желанию встречаться и общаться связанных с детьми и театром людей.

Подобная независимость чревата финансовыми трудностями, но, пропустив прошлую весну, фестиваль заработал в этом году в новом формате – как камерная лаборатория. Одна половина была посвящена работе с классикой - Пушкин "Домик в Коломне" (Пушкинские горы) и Гоголь "Колдун" (Пермь). Вторая - теме нравственного выбора: "Сахарный ребёнок" Ольги Громовой (Ясногорск) и социальный эксперимент "Выбор" (Ижевск).

Однако главное происходило на тренингах, в лабораториях, мастерских, рассказывать о которых сложно, поскольку многие из них рассчитаны на ассоциативное мышление. Это когда ребенка не спрашивают прямо – про что это было? – а, сужая эмоциональный, чувственный круг, постепенно подводят к его собственному ощущению.

Embed share

Колдун

Embed share

Текст скопирван

---

width px height px

---

The URL has been copied to your clipboard

No media source currently available

0:00 0:03:24 0:00

Обсуждение спектакля "Колдун" ведет Александра Никитина

Во время показов кое-кто из педагогов негодовал: бедные дети, такие трудные темы вынуждены воспринимать. Марина Журавлёва, руководитель студии "МАСКА, режиссёр самого светлого спектакля на фестивале написала: "Пролог вызвал бурю положительных эмоций у ребят. Но все спектакли какие - то "тупиковые" включая наш... Пока ехали домой, проезжали населенные пункты Мжуть и Гжать, чудесное название для нашего коллектива, очень понравилось... Я вообще чудесно отдохнула, только не очень понимаю куда нас приведет этот современный театр…"

Что же на самом деле происходит с жизнью и ее отражением в пространстве подросткового театра Радио Свобода рассказали режиссер Виктория Печерникова, драматург, режиссера Александр Демахин и писатель, автор повести "Сахарный ребенок" Ольга Громова.

Александр Демахин, режиссер, драматург:

- Я вел лабораторию "К текстам Пушкина и Гоголя". То есть предлагал ребятам, тем, кто будет зрителями, сначала поработать с текстами. Такой пролог к просмотру спектакля, чтобы они стали активными зрителями. Мы брали определенный фрагмент, пробовали разные подходы, как подступиться к классическим текстам, которые кажутся такими отстраненными от тебя. Особенно гоголевский текст, пушкинский все-таки полегче.

К Гоголю мы через звуковые опыты пришли. Просто пробовали самые разные упражнения, пытаясь через звук выразить содержательные моменты. Придумывали звуковую драматургию, которая выражала то или иное событие. А чтобы как-то к этому подойти, работали и с собственными звуками. В общем, разные звуковые тренинги проходили, чтобы потом из гоголевского текста извлечь его звук.

Путь к Пушкину был более извилистым. Для меня поэма "Домик в Коломне" - о том, откуда берется творчество, из самых неожиданных вещей. И отсюда сюжет, что история берется из воздуха, из какого-то намерения. Поэтому мне хотелось разными упражнениями показать, что буквально из мелочи может родиться образ. И, поскольку мы работали с текстами, по которым ребята смотрели потом спектакль, мне было важно, чтобы они почувствовали себя в пространстве этого текста чуть-чуть свободнее, чтобы был вход туда с этой стороны.

На самом деле театр - один из самых действенных способов "встретить" подростка с классической литературой, потому что он через собственный опыт, через собственные чувства, через собственные смыслы туда приходит. И как раз то, что кажется отдаленным, имеет шанс стать близким и связанным лично с человеком. Так что, театр - хороший инструмент для контакта с классической литературой.

И очень важно, чтобы какие-то вещи обсуждались грамотными людьми, к которым есть доверие. Когда мы в гимназии занимались с детьми античной трагедией, то пытались найти из истории XX-XXI веков, кто бы мог быть героем античной трагедии, т. е. искали героя, у которого есть трагическая вина, но которую можно оправдать с точки зрения драматурга. И двенадцатилетние дети в обоих классах назвали имя - Иосиф Виссарионович Сталин - трагический герой. Я спрашиваю: "А какая трагическая вина?" Они отвечают: "Ну, вот репрессии, массовые убийства". "А как вы оправдывать будете?" И 12-летние дети, которые родились уже в 2000-х годах, сказали: "Ради наведения порядка и спокойствия в стране, репрессии и массовые убийства допустимы". Мальчики с ясными глазами мне говорили это совершенно спокойно. И тут я понял, что надо разговаривать, что сейчас это правильный инструмент не для разговора об Эдипе, а для разговора о чем-то важном в сегодняшней жизни.​

Ольга Громова, писатель:

- Когда два года назад на "Прологе" была читка "Сахарного ребенка", мне руководитель театра-студии из Ясногорска сказала: "Я бы очень хотела сделать из этого спектакль". Но я совсем не представляла, как это можно сделать, потому что повесть состоит из картинок и, скорее, киношная - сцена, еще сцена, еще сцена. Как это можно сделать в театре, вживую, я совершенно не понимала.

Надо сказать, что я старалась, чтобы повесть получилась человеческая и незлобная, а, с другой стороны, все-таки трагическая, потому что это история девочки, которая начинается счастливым детством в центре Москвы, в благополучной семье с папой, мамой, няней. И вдруг папу арестовывают, жизнь рушится. Мама с дочкой попадают в лагерь, в который они не должны были попадать, а потом оказываются в ссылке в киргизской степи.

Когда-то, случайно, я познакомилась с женщиной, которая была на 25 лет старше меня. И она начала мне рассказывать понемножку, кусочками историю своей жизни, вот эту самую историю про дочь "врага народа". И мне понадобилось много лет, чтобы ее разговорить.

Рассказчицей она была прекрасной, кроме того, когда она начала писать под мощным моим нажимом мемуары, выяснилось, что у нее блестящий слог. Но вдруг она стала мне говорить: "Знаешь, не будем мы делать мемуары. Неужели я напишу лучше "Крутого маршрута"?! А вот с детьми про это никто не разговаривает. Вот бы сделать из этого повесть для школьников. Не для маленьких, а для тех, кто уже что-то в этой жизни понимает". Я ее спрашиваю не без яду: "А сколько, по-вашему, человеку лет, когда он что-то в этой жизни понимает? " Она говорит: "Ну, считаю, что лет в десять человек уже вполне в состоянии разобраться в такой истории". И я загорелась. Потом ее очень быстро не стало, и мне, по сути, осталось домашнее задание.

Поскольку я много лет работала в библиотеках и литературу преподавала, я представляю, как и про что можно говорить с детьми. Да, с 10 лет с детьми про это точно разговаривать можно. Вообще говоря, на мой взгляд, с детьми можно разговаривать про все и всегда. Главное - форма подачи. И степень доверия к человеку, который с ребенком разговаривает. А так - нет тем, на которые нельзя было бы говорить с детьми совсем.

Embed share

Сахарный ребёнок

Embed share

Текст скопирван

---

width px height px

---

The URL has been copied to your clipboard

No media source currently available

0:00 0:07:48 0:00

"Сахарный ребенок", театр-студия "Кукарямба", Ясногорск

И в этом смысле театральная педагогика - это как раз та самая ненавязчивая педагогика, которая помогает в подростковом возрасте, когда эмоции зашкаливают, открыться, разобраться в себе. Невербальные, неформальные способы погружения в эмоцию, способ выразить эту эмоцию через что-то другое… Понятно, что они умеют хорошо вербализовывать и напишут все правильные слова, если попросишь. Но только небольшая часть из них выскажет, на самом деле, свое мнение. Поэтому то, что театр позволяет им делать это неформальными способами, заставляет их глубже погружаться, очень важно.

Конечно, дети все разные. И дети, которые приходят в библиотеки, они тоже приходят с разным и за разным. Однако театр - это всегда коллективная работа. И оттого, как ты взаимодействуешь с партнерами, как ведешь себя на сцене, зависит, как живут остальные. В этом смысле театральные дети гораздо лучше чувствуют друг друга. А дети, которые приходят в библиотеку, нередко хотят побыть сами по себе. Здесь отпадает шлейф школьных проблем, двоек, кто с кем подрался и т. д. Он пришел, и он единственный со своей книжкой, каждый.

Но сейчас я, как писатель, очень много встречаюсь с детьми, обычными читателями. И эти ребята, и те, для которых я вела мастер-класс на "Прологе", отличаются одним - они охотно ищут ответы на сложные вопросы. Когда им эти вопросы задаешь, и они понимают, что это не экзамен, а что тебе правда интересно, какой выход они найдут в той или другой сложной ситуации, они готовы думать. Мне кажется, в моей молодости мы так глубоко не думали, мы больше готовы были воспринимать все на веру.

​Виктория Печерникова, режиссер:

В этом году фестиваль проходил в новом формате - в формате лабораторий. Приехали 4 коллектива - из Пушкинских Гор, Перми, Ясногорска и Ижевска. Зрителями стали ребята из московских студий, и чтобы все могли посмотреть, спектакли показывали по два раза.

Наверное, еще важно сказать, что этот фестиваль проходил при участии средних подростков. Не было ребят из начальных классов и младших. В основном - 15-17 лет. И мы могли говорить с ними практически на языке взрослых. Поэтому мастер-классы сделали достаточные сложные, в том числе по современному театру. Кроме того, в этом году не было жюри, и ребятам не надо пришлось стараться, чтобы победить. Новый формат придумали для того, чтобы происходил обмен, обмен премудростями.

Мастер-класс, который я вела, назывался "Лаборатория современного театра". Честно, я не очень понимала, что могу рассказать про это подросткам. Потом вдруг подумала, что, наверное, будет правильно вместе с ними прямо здесь разобраться, а что такое сегодня современный театр. Какие у него формы? Что ребята могут использовать у себя в театральной студии? И главная задача, чтобы они поняли, что это не оторвано от них, что они являются частью пространства современного театра, особенно дети из регионов.

Понятно, что жанры меняются. Как мне кажется, трагедии, как чистого жанра сегодня на сцене не существует. Но есть драма, которая пришла на смену трагедии. Тут вопрос больше в том, каким образом, например, современный ребенок, подросток может пересечься с историей Эдипа? Где эта точка? Как он механизм пьесы может почувствовать, если ее не ставить? Потому что ключи к Древней Греции утеряны, но можно прикоснуться и понять, что есть принцип, который мы тоже можем в театре использовать. Ведь сегодня обращение к прошлому, ушедшим культурам очень серьезное, в нынешнем пространстве намешано абсолютно все. И очень важно, чтобы дети понимали, что современный театр - это все то, что происходит сегодня.

Классный час Свободы, "Пролог. Дети и театр"