Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова включили в список "иностранных агентов". Сотрудники Фонда имени Андрея Рылькова помогают людям с наркозависимостью: раздают чистые шприцы и презервативы, оказывают психологическую и юридическую поддержку. Фонд выступает за заместительную терапию, которая запрещена в России.

Аня Саранг, президент Фонда имени Андрея Рылькова, рассказала Радио Свобода, как ее организация будет работать после решения Минюста.

– Минюст пояснил, почему Фонд имени Андрея Рылькова внесли в реестр иностранных агентов?

– Нет. Три года назад мы уже проходили проверку, и нас тогда не внесли в реестр. С тех пор в нашей работе ничего не поменялось. У нас те же виды деятельности и источники финансирования. У них, видимо, что-то изменилось. Весной в Саратовской области организацию "Социум", занимающуюся профилактикой ВИЧ, признали иностранным агентом по требованию прокуратуры города Энгельса. В Москве то же самое произошло с НКО “Эсверо”, которое работает в сфере снижения вреда для наркопотребителей.

– Может, на вас обратили внимание только сейчас, потому что год назад Глава Федерального центра по профилактике и борьбе со СПИДом Вадим Покровский в день памяти людей, умерших от СПИДА, публично заявил, что ситуация с распространением ВИЧ в России достигла уровня национальной катастрофы, и потребовал от властей принять меры?

– После этого чиновники немного зашевелились. Медведев где-то стал выступать, предложили даже дать денег на профилактику ВИЧ. В результате бюджет на профилактику не увеличился, а те немногие организации, которые боролись с распространением ВИЧ своими силами, начали признавать иностранными агентами. Видимо, государство решило бороться с ВИЧ борьбой с профильными НКО. У нашего фонда очень скромные возможности, их недостаточно для города с населением больше десяти миллионов. После семи лет работы только сейчас мы впервые смогли позволить себе снять маленький офис. Теперь из-за того, что нас признали иностранными агентами, мы будем тратить усилия на то, чтобы строчить отчеты в Минюст. Придется расходовать силы и деньги на административную работу, возможно, даже нанимать дополнительного сотрудника. Значит, на улицах будет работать меньше волонтеров. Если нам выкатят огромный штраф, то я не знаю, как мы будем его выплачивать, у нас целевое финансирование, каждая копейка расписана. В любом случае, мы планируем обжаловать решение Минюста в суде, нам оно кажется совершенно произвольным. Надеюсь, нам не придется закрывать фонд.

– Российские гранты вы не пытались получить?

– Мы подавали заявки на президентские гранты. Ни разу их не одобрили. Мне объяснили, чтобы получить такой грант, надо давать откат: по разным сведениям, от 30 до 50 процентов. Я не умею давать откаты и не собираюсь этому учиться. Бред какой-то. Кроме того, чиновникам не очень понятно, чем мы занимаемся. В нашей программе нет комсомольских акций “Барабаны против наркотиков”. Наша работа требует постоянных и планомерных усилий.

– После заявления Покровского правительство поручило Минздраву разработать национальную стратегию по борьбе с ВИЧ. Вы знаете, в каком направлении идет работа?

– Финальную версию стратегии еще не выпустили. В тексте, который мы видели, нет никакой конкретики. Только общие слова: развивать моральные ценности, ЗОЖ (здоровый образ жизни. – РС). Написано что-то еще духовное про православную церковь. Читаешь и глазам своим не веришь. Деньги на целевую профилактику ВИЧ в уязвимых группах выделять по-прежнему не планируют. Если какие-то средства на эти цели от государства перепадают по остаточному принципу, их тратят на разовые, неэффективные мероприятия.

– Например?

– Несколько лет назад Минздрав выделил деньги на тестирование и консультирование групп риска. Такая работа должна проводиться весь год, а Минздрав объявил тендер в конце октября. Когда чиновникам объясняли, что за три месяца сделать качественное исследование невозможно, они отвечали: а вы нарисуйте что-нибудь.

Мосгордума выделяет какие-то деньги на профилактику ВИЧ. Они уходят, как правило, на социальную рекламу, которая объясняет, что презервативы не защищают от СПИДа. От этого заболевания спасает только верность и воздержание. Люди, которые придумали такую рекламу, настоящие преступники. Ведь прочитав подобную информацию, подросток может подумать, зачем пользоваться презервативом, он все равно меня не защитит, и в итоге получить вирус. Я не понимаю, зачем изобретать велосипед, если есть простые и эффективные способы борьбы с распространением ВИЧ-инфекции. В первую очередь, предупреждение инфицирования в целевых группах: раздача чистых шприцов и презервативов, заместительная терапия. В европейских странах эта практика дала очень хорошие результаты. В Амстердаме среди наркоманов почти нет ВИЧ-инфицированных. В Голландии, как только вирус гепатита В стал распространяться среди потребителей наркотиков, сообщества людей с наркозависимостью стали раздавать чистые шприцы. Через какое-то время власть поддержала эту деятельность. Я сейчас учусь в Амстердаме и работаю волонтером в приюте для бездомных. Среди них много наркоманов. Им в здании приюта предоставляют комнату, чтобы они могли принимать наркотики. Если люди хотят колоться и употреблять наркотики, то лучше делать это не на улице и не на вокзале, а в человеческих условиях. Я недавно была в Таджикистане, и меня поразило, что в этой небогатой стране везде работают программы снижения вреда и заместительной терапии, есть центры помощи наркозависимым. Вроде бы такой же постсовок, но отношение к людям более человечное. Наверное, причина в том, что чиновники Таджикистана пытаются заботиться о здоровье граждан и принимают поддержку от других стран в решении социальных проблем. А Россия отказалась от помощи Глобального фонда по борьбе с ВИЧ, туберкулезом и малярией: у нас свои методы и свой особый путь.

– Как эти методы можно охарактеризовать?

– У меня создалось ощущение, что в России считают, что тюремное заключение – единственный эффективный способ помощи человеку с наркозависимостью. Многие сотрудники силовых структур мне так и говорили: я понимаю, что этот человек не имеет отношения к наркомафии, но лучше ему пару лет провести в заключении. Мол, там он не будет колоться и не умрет от передоза. Я не думаю, что Путин с Медведевым хотят, чтобы полстраны вымерло. Но со стороны государственная политика в сфере предотвращения распространения ВИЧ-инфекции выглядит именно так. Россия по масштабам эпидемии лекарственно-устойчивого туберкулеза – на третьем месте после Индии и Китая. По нашим данным, большинство людей с ВИЧ и наркозависимостью в туберкулезных больницах не могут закончить курс лечения. Потому что им в российских больницах не предоставляется наркологическая помощь.

– Ваш фонд продвигает идеи гуманной наркополитики. Что это такое?

– Мы знаем, что насилие не помогает излечиться от наркозависимости. Человеку для того, чтобы справиться с такой проблемой, нужна вера в себя, поддержка и уважение. Некоторые волонтеры Фонда имени Андрея Рылькова были когда-то нашими клиентами, часть из них продолжает употреблять наркотики. Они хорошо понимают, что нельзя внушать человеку с наркозависимостью чувство вины. Он и так постоянно терпит пренебрежительное отношение со стороны общества. Мы не принуждаем клиента бросать наркотики, не стыдим и не ставим условия. Мы спрашиваем клиента, чем мы можем быть ему полезны на этом этапе жизни. Мы готовы сходить с ним к врачу, помочь наладить отношения с родственниками. Если он сам захочет пройти лечение в реабилитационном центре, мы постараемся найти такую возможность.

– Фонд имени Андрея Рылькова работает в России семь лет. Расскажите, чего удалось добиться с момента возникновения до того, как вас признали "иностранными агентами".

– За это время мы наладили связь с московской наркоулицей. Люди с наркотической зависимостью знают о нас как о ресурсе помощи. В прошлом году мы раздали профилактические материалы 5 тысячам человек. Провели больше 300 консультаций по вопросам ВИЧ и гепатита, столько же по вопросам наркозависимости. Оказываем психологическую помощь по телефону и скайпу. Мы точно знаем, что за два года при помощи раздачи налоксона и тренингов по передозировкам спасли жизни 417 человек – это только те, о ком известно наверняка. Сколько человек с нашей помощью не инфицировались ВИЧ и гепатитами, посчитать не так легко. Неплохой результат, если учесть, что мы работаем в полупартизанских условиях. Большинство людей с наркозависимостью работают или хотят работать, но не могут – из-за того, что состоят на наркологическом учете или освободились из мест лишения свободы. Они включены в экономику страны, и неправильно списывать их со счетов и отказывать в помощи.

– Вы пытались наладить отношения с московскими чиновниками?

– Сейчас с чиновниками разговаривать бесполезно. Департамент здравоохранения Москвы запретил медицинским учреждениям заниматься программами по снижению вреда. В 2009 году на Совете Безопасности выступила Голикова и сказала, что программы снижения вреда в России не нужны, потому что у нашей страны другой путь. После этого отношение Минздрава к программам снижении вреда резко изменилось. До этого Онищенко каждый год издавал постановления о необходимости внедрения программ снижения вреда, и НКО тешили себя иллюзиями, что у нас когда-нибудь будет поддержка Минздрава.

С чиновниками мы общаемся в суде. Например, когда ФСКН заблокировала наш сайт, мы подали в суд. Недавно одной из наших клиенток пришлось уйти из больницы, куда она попала с тромбозом, потому что там ей отказали в предоставлении наркологической помощи. Это очень типичная ситуация. Мы очень хотели подать в суд на больницу, но девочка сказала, что у нее нет сил связываться с этой системой.

– В 2015 году спецпосланник ООН по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии Мишель Казачкин сообщил, что десятки людей с наркозависимостью погибли, лишившись доступа к заместительным препаратам в Крыму, после того как Крым стал частью России. Вы знаете, что происходит с этими людьми сейчас?

– Некоторые получили возможность с помощью НКО переехать в Киев и Полтаву. Много людей погибли от передозировки, некоторые покончили с собой. Систематическую реабилитационную работу с наркозависимыми в Крыму не проводят. Я знаю, что местным наркологам запретили говорить на эту тему, поэтому точной информации ни у НКО, ни у ООН о положении в Крыму бывших участников программы заместительной терапии нет.