Яков Кротов: У нас в гостях адвокат Инна Загребина. Мы будем обсуждать закон, который затрагивает, прежде всего, российских протестантов.

Инна Загребина: Он все-таки затрагивает всех. Конечно, Русскую Православную церковь - в меньшей степени, а всех остальных - да, непосредственно затрагивает.

Яков Кротов: В составе так называемого закона Яровой есть ряд поправок, которые касаются непосредственно религии. Насколько это важно? В одном из своих выступлений вы говорили о том, что суды стали работать очень странно, они выносят решения, право противоположные статье закона, в тексте приговора перед решением вставляют эту же статью, и потом утверждают нечто прямо противоположное. На таких условиях имеет вообще смысл анализировать закон?

Инна Загребина: Да, потому что это не носит массовый характер, а по отдельным категориям дел такое бывает. И я все-таки надеюсь, что это какие-то локальные решения, а не в целом такая ситуация в России.

Яков Кротов: Напомню предысторию. В России всю первую 90-х годов действовал вполне демократичный, западного типа закон о свободе совести, принятый в пику союзному законодательству еще до прихода к власти Ельцина, и поэтому, видимо, очень демократичный. Однако уже в конце 1991 года началась довольно широкая кампания с призывом запретить деятельность иностранных миссионеров. Начал ее, помнится, отец Андрей Кураев, но быстро подключились все, патриарх обращался к президенту Ельцину с письмом: пока мы нищие, запретить деятельность иностранных миссионеров – они богаты, они всех купят. Не очень высокое мнение о русском народе...

Прошение не было удовлетворено, но в 1997 году приняли новый закон, по которому появилось представление о религиозных группах и религиозных организациях. Идея была такая: отсчитываем от 1997 года 15 лет назад, попадаем в год смерти Брежнева, когда началось какое-то смутное брожение. При Брежневе все было хорошо, значит, делим все религии на организации, которые были уже при Брежневе, старше 15 лет, и это нормальные, даем им регистрацию. А религиозным группам, которые появились при проклятой перестройке, регистрацию не даем, им надо ждать 15 лет.

Прошло 15 лет с 1997 года, Европейский суд призвал Россию изменить этот срок, а тут он весь и вышел. Понятие 15-летней выдержки убрали, но в законе осталось понятие о религиозных группах. Оно теперь кажется бессмысленным, потому что раньше религиозные группы – это были те верующие, которые ждут 15-летнего срока, а теперь вообще непонятно что. На ваш взгляд, что теперь означает в законодательстве словосочетание «религиозные группы»?

Инна Загребина: Для законодателя и правоприменителя религиозными группами являются те верующие, которые собираются где-то в том или ином количестве и не имеют регистрации. Если это, скажем, не 2-3 человека, а 20, 30, 40, 50 человек, то для правоохранительных органов это уже будет по факту религиозная группа (хотя государство не устанавливает численность религиозной группы). Здесь, конечно, есть некое противоречие со статьей 28-ой Конституции о праве граждан на коллективное исповедание веры без образования какого-либо лица, ведь государство пытается все-таки зарегистрировать их и сказать: «вы – религиозная группа, и вам необходимо подать уведомление».

Яков Кротов: Когда появился проект поправок Яровой, среди верующих был большой шум относительно того, что наконец-то запретили молиться на квартирах. Поскольку такой запрет действует в Белоруссии, Казахстане и ряде других среднеазиатских деспотий, то просто такое ощущение, что все ждут: ну, когда же и нам запретят молиться на квартирах? Если человек молится на квартире и приглашает помолиться своего знакомого, то это религиозная группа?

Инна Загребина: Нет, и у нас нет запрета молиться в квартирах даже после закона Яровой. У нас есть запрет на миссионерскую деятельность в жилых помещениях, и то там существует банкетная норма – за исключением случаев, когда проводятся богослужения, другие религиозные обряды и церемонии, а это достаточно широкий список. Допустим, может быть богослужение с элементами миссионерской деятельности. Например, у протестантов бывает призыв к покаянию неверующих лиц во время богослужения. Тем не менее, это разрешено в жилых помещениях.

Также в силе остается пункт 2-ой статьи 16-ой закона о свободе совести, который говорит, что богослужения и другие религиозные обряды и церемонии в жилых помещениях не только разрешены, но они еще могут проводиться там беспрепятственно, то есть никто, в том числе правоохранительные органы, не могут этому препятствовать.

Яков Кротов: А если они все-таки воспрепятствуют?

Инна Загребина: Смотря как воспрепятствуют... Может идти речь даже о привлечении их по статье 148-ой Уголовного кодекса.

Яков Кротов: Правильно ли я понимаю, что сегодня, тем не менее, есть ряд ведомств, имеющих право без ордера входить в жилое помещение (типа нацгвардии)?

Инна Загребина: Нет. У нацгвардии есть такое право, но только в исключительных случаях, и конечно же, они не будут носить массовый характер. И потом, нацгвардии не хватит на все религиозные группы. Здесь, конечно, в большей степени будут задействованы местные участковые, чем нацгвардия.

Яков Кротов: Насколько я понял, вы считаете: самое страшное, что органы местного самоуправления могут быть привлечены к борьбе с терроризмом.

Инна Загребина: Нет, самое страшное — это правовой нигилизм чиновников, связанный с сектофобией и так далее. Какая-либо религиозная группа будет казаться им сектой, и, не разбираясь, что такое религиозные обряды, церемонии, богослужения, они будут пытаться подогнать все под миссионерскую деятельность и привлечь к ответственности тех, кто проводит это в жилых помещениях.

Яков Кротов: В ваших рассуждениях был неожиданный совет: доводить дело в суде до абсурда и подавать апелляцию, рассчитывать на апелляционный суд.

Инна Загребина: Эту мысль выдвигал Константин Андреев.

Яков Кротов: Это один из лютеранских епископов в России и, в то же время, довольно известный адвокат.

Инна Загребина: Отчасти с ней можно согласиться, потому что таким образом можно создать положительную судебную практику. Если закон где-то неточен (а в данном случае у него очень размыты границы), то это будет исправляться судебной практикой.

Яков Кротов: Теперь давайте представим, как это выглядит на практике для верующего человека. Получается, что все согласились уйти от миссионерской деятельности. Кто-нибудь из протестантов, католиков или православных в России сказал, что не надо ограничивать миссионерскую деятельность?

Инна Загребина: Протестантские церкви до принятия закона выступали достаточно громко, они везде говорили: нам этот закон не нужен, давайте не будем торопиться его принимать, его нужно доработать. Писали в массовом порядке письма на имя президента. К сожалению, они не были услышаны.

Яков Кротов: Но миссионерство – это дух и плоть христианства, без миссионерства религия обречена на лицемерие. То есть такого протеста не было?

Инна Загребина: Не было.

Яков Кротов: А нужен ли вообще отдельный закон о свободе совести? Почему бы верующим не существовать на общих правах с филателистами, кинологами, общественными организациями?

Инна Загребина: Я думаю, на сегодняшний день такой закон все-таки нужен, потому что та проблема, которая существует сейчас с экстремизмом, с терроризмом, носит отчасти и религиозный, точнее, псевдорелигиозный характер. Все равно должны быть какие-то нормы, регулирующие деятельность религиозных объединений. Вопрос в том, что это за нормы и будут ли эти нормы ограничивать права человека.

Яков Кротов: А они могут не ограничивать?

Инна Загребина: Тот закон, который у нас был с 1997 года, был неплох, у него была и судебная практика.

Яков Кротов: Но все западные демократии были против этого закона. С него началось расставание России с цивилизованным миром. Ведь до него был довольно типовой закон, основанный на рекомендациях ОБСЕ, ООН.

Инна Загребина: Наверное, жизнь познается в сравнении, и по сравнению с тем, что есть сейчас, закон 1997 года до поправок, в принципе, был неплох.

Яков Кротов: Я пытаюсь нащупать точку, в которой был сдан сам принцип нормальной свободы совести.

Инна Загребина: Я думаю, что переломный момент наступил, когда в прошлом году вносились поправки по религиозным группам. Эта поправка была фундаментальной, достаточно серьезной, и то, что религиозные лидеры не стали тогда возмущаться и дали ей пройти, это уже был значительный, серьезный, стратегически важный шаг обратно.

Яков Кротов: А есть ли единство среди религиозных лидеров? «Традиционные конфессии» - кстати, это термин впервые был употреблен в преамбуле к закону 1997 года. И отец Андрей Кураев нас тогда успокаивал, что это преамбула, и она не будет иметь юридического значения. И мы видим по телевизору муфтиев, раввинов (не всех, приближенных раввинов), православных, римо-католиков… А вот в этом обсуждении религиозной свободы был единый фронт мусульман, иудеев, протестантов, православных и так далее?

Инна Загребина: Когда принимался закон о религиозных группах, все молчали - такой был единый фронт. За исключением РПЦ, которая на тот момент высказывалась против этого законопроекта. Достаточно ярко на заседании профильного комитета выступила только Ксения Чернега.

Яков Кротов: Монахиня, матушка Ксения...

Инна Загребина: Да. Все остальные с ним соглашались. И здесь можно понять протестантские церкви: на тот момент он был им просто выгоден, потому что религиозным группам проще было бы действовать централизованно с религиозными организациями. Если религиозной группе прижмут свободу, то лучше войти в состав централизованной религиозной организации.

Яков Кротов: Это то, что в Римской империи времен упадка называлось зонтичной системой. Когда христиане имели не право, а возможность существовать, они считались погребальными братствами. То есть собрание на трапезу Господню воспринималось язычниками как погребальная коллегия, что-то вроде страховой кассы: всю жизнь понемногу скидывались, похороны были делом дорогим, регулярно собирались вспомнить покойников и еще раз внести денежки. И литургии, и проповеди воспринимались как эти погребальные братства.

Инна Загребина: Ну, интерес государства здесь понятен. Если все зарегистрировано и поделено на большие куски, то это проще контролировать, чем множество разрозненных религиозных групп. А что касается централизованных религиозных организаций, - ну, да, чем больше союз, тем больше у него влияния.

Яков Кротов: А с точки зрения верующего человека?

Инна Загребина: С точки зрения верующего человека, это, конечно, были не самые лучшие поправки в закон о свободе совести. Более того, эти поправки и сейчас, я считаю, нарушают ряд других законов РФ, просто противоречат им. Взять даже тот же пресловутый закон о персональных данных... При подаче уведомления религиозная группа обязана указать не только фамилии, но и имена, и отчества всех участников. Должны быть указаны все участники, их места жительства, и все адреса, где религиозная группа проводит богослужения. И теперь ответьте мне, как я, физическое лицо, могу заставить вас, когда вы пришли ко мне в гости, дать мне эти данные, если вы не хотите?

Яков Кротов: А почему религиозные группы не могут сразу зарегистрироваться как организации?

Инна Загребина: Могут. Но многие этого не делают, потому что в этом случае на них ляжет бремя юридического лица. Должен быть человек, который возьмет на себя это бремя – отчетность перед различными органами, перед налоговой. Зачастую в маленьких религиозных группах такого человека просто нет. Кроме того, чтобы вести так называемую уставную деятельность, нужны определенные юридические знания.

Яков Кротов: В законе есть еще странный момент, и ваш совет по этому поводу тоже показался мне странным. Среди православных России давно идет вялотекущий спор о том, что Собор 1917-1918-го годов принял типовой устав Русской церкви, который соблюдался только в эмиграции, а в советской России - категорически нет, потому что по этому уставу в православной общине должна быть книга записей, в которую записываются все члены общины. И так живет современная Украина, Болгария, Сербия и другие страны, где есть православие, так живут православные приходы Америки. Насколько я понял, вы советуете в связи с поправками Яровой уходить от членства и переходить к идее участника. В чем разница?

Инна Загребина: Членство – это более строго. Члены Церкви, во-первых, учтены, во-вторых, зачастую они должны писать заявления, либо устно об этом заявлять, это уже кто как пропишет в уставе, и высшим руководящим органом обычно является членское собрание данной общины. Соответственно, всех их нужно переписать. Но не все этого хотят, допустим, в протестантских общинах, переживают, что кто-то попадет в какие-то списки.

Более того, в соответствии с тем же законом о персональных данных, если вы собираете персональные данные как руководитель данной религиозной организации (а это фамилия, имя, отчество), то вы обязаны еще получить согласие на обработку и распространение этих данных, то есть это еще дополнительный пакет документов.

Яков Кротов: А почему предпочтительнее участники, а не члены собраний?

Инна Загребина: Это чтобы облегчить жизнь пасторам. Тогда им гораздо проще будет при проверке. И с протоколами будет проще при подготовке к проверкам, и не нужно будет связываться с законом о персональных данных. Вот если церковь – тысяча человек, и все члены, то попробуй с них все это собрать... Когда в Гражданский кодекс вносились поправки, пытались вообще уйти от членства в религиозных организациях. У нас закон о свободе совести устанавливает термин «участники», там не подразумевается членство, как в других некоммерческих организациях. Но потом церковь Адвентистов седьмого дня, насколько я знаю, все-таки настояла на том, чтобы членство тоже разрешили, потому что это основа их учения.

Яков Кротов: Допустим, человек пригласил к себе домой пять знакомых и разговаривает с ними о своей религии. Это нормально, это не миссионерская деятельность?

Инна Загребина: Нет.

Яков Кротов: А если один из знакомых идет в организацию на Кузнецком мосту и пишет заявление, что "со мной вели миссионерскую деятельность".

Инна Загребина: С точки зрения закона, правоохранительные органы обязаны будут доказать, что там действительно происходила миссионерская деятельность, и показаний одного человека для этого недостаточно. Но, учитывая нашу сегодняшнюю ситуацию…

Яков Кротов: А если два человека? Разве у нашей полиции не бывает по паре понятых на такие случаи?

Инна Загребина: Да, к сожалению, практика у нас складывается так, что правоохранительные органы очень редко что-то доказывают в судах, хотя это их непосредственные обязанности. У нас по уголовным делам практически нет оправдательных приговоров, а ведь вроде бы есть презумпция невиновности, ее никто не отменял.

Опасность данного закона именно в практике его применения. Скорее всего, в большинстве случаев суд будет просто засиливать то, что ему принесут правоохранительные органы.

Яков Кротов: Мне кажется, разумно все-таки ориентироваться на какие-то судебные нормы. А вы вообще советовали бы протестантам вести борьбу против этих поправок, за их отмену?

Инна Загребина: Я думаю, верующим на данном этапе не стоит этого делать, поскольку они точно ничего не добьются, а вызвать на себя огонь могут. Думаю, что на данном этапе Сейчас лучше действовать адвокатам и юристам, пытаться что-то сделать, в том числе, в Конституционном суде РФ.

Яков Кротов: А есть перспективы в Конституционном суде?

Инна Загребина: Конечно. Как только начнутся прецеденты, будут привлекать людей, тогда у нас будут определенные случаи, и с ними мы уже можем идти в Конституционный суд.

Яков Кротов: А были случаи, когда по части закона о религиозных группах пытались объявить собрания частных верующих религиозной группой?

Инна Загребина: Да, и один такой достаточно смешной случай был в Тюменской области, где не только попытались заставить их подать уведомление в данную религиозную группу, но еще и обязали привлечь к дисциплинарной ответственности руководителя группы - человека, который должен был подать уведомление и не подал. Дело в том, что у нас по законодательству к дисциплинарной ответственности можно привлечь только работника - по Трудовому кодексу. О какой дисциплинарной ответственности может идти речь в религиозной группе?

Яков Кротов: Это была протестантская группа?

Инна Загребина: Протестантская. От дисциплинарной ответственности прокуратура отказалась, а на подаче уведомления все-таки настаивали, и группа подала уведомление.

Яков Кротов: Но если 15-летнего срока нет, в чем смысл подачи уведомления?

Инна Загребина: Скорее всего, чтобы знать, где какие группы есть, чтобы они были более прозрачными.

Яков Кротов: Меня повеселил ваш совет, что библиотеку мы не называем библиотекой, это просто личные книги, и еще нужно, чтобы была полочка с юридической литературой. Неужели наша полиция так боится одного вида…

Инна Загребина: Нет, одного вида, конечно, не боится. Просто нет-нет, да руководители религиозной организации что-то там почитают. Например, когда приходит с проверкой Министерство юстиции, он возьмет книжечку и прочтет, какие права есть у Минюста. И это будет способствовать правовой грамотности. И когда правоохранительные органы заходят и видят, что стоит юридическая литература, то повышается вероятность того, что, во всяком случае, не будет какого-то беспредела.

Яков Кротов: Мы сидим в квартире, молимся Богу. Звонок в дверь. Наши действия?

Инна Загребина: Смотрим в глазок. Если стоят люди без формы, то у нас есть полное право, не открывая дверь, поинтересоваться, кто пришел и зачем, есть право их не пускать, если у них нет решения суда о проникновении в жилое помещение.

Яков Кротов: А нацгвардия?

Инна Загребина: Если они показывают удостоверения нацгвардии, то, скорее всего, мы будем вынуждены их пустить.

Яков Кротов: ОМОН?

Инна Загребина: Если ОМОН, то улыбаемся и открываем дверь. Зачем нам надо, чтобы нашу дверь вынесли? (смеется)

Яков Кротов: А на практике?

Инна Загребина: На практике, видимо, из-за незнания правовых норм, происходит следующее. Представители органов открывают дверь, проходят, отодвигая человека, разбредаются по комнатам, потом начинают проверку паспортного режима, переписывают всех и пишут протокол.

У нас был достаточно смешной случай: в Ростовской области, в городе Каменск-Шахтинске собиралась религиозная группа, и пришли 11 проверяющих. Руководитель группы растерялся, всех пропустил, они посмотрели там литературу, где что лежит, ничего не нашли, потом всех переписали. И один проверяющий обращается к другому: "Слушай, ты-то хоть найди что-нибудь". – "Да без проблем!" Он был пожарник: садится и тут же пишет протокол, где указывает, что в данном помещении грубо нарушены правила противопожарной безопасности, а именно: нет средств первичного пожаротушения… Это в квартире: нет огнетушителей, нет пожарных рукавов, и, что самое смешное, нет запасного выхода – с пятого этажа многоэтажки.

Яков Кротов: А окно! Апостол Павел спасался – его спустили из окна. Это запасной выход по Священному Писанию. Можно повесить над окном табличку "Запасной выход", с указанием стиха из «Деяний апостолов».

Инна Загребина: Здесь, опять-таки, могут привлечь к ответственности – за склонение граждан к самоубийству. (смеются)

Яков Кротов: И чем дело кончилось?

Инна Загребина: Перепуганный руководитель группы побежал, оплатил штраф (он был небольшой, тысяча рублей, по-моему), а через пару месяцев рассказал своему вышестоящему руководству, и они обратились к нам. Но было уже, естественно, поздно, все сроки на обжалование вышли.

Яков Кротов: А если взять что-то более серьезное, типа баптистской семинарии в Москве, - что ей может угрожать?

Инна Загребина: Вот они должны открыть дверь, это ведь уже не жилое помещение, а семинария.

Яков Кротов: А можно это сделать на паях – дом частный, но часть сдается под религию?

Инна Загребина: У нас есть подобная практика в Тюмени, где дом жилой, но часть по договору арендует семинария. И в жилую часть невозможно проникновение без судебного решения. А в ту часть, которая принадлежит семинарии, приходят проверяющие.

Яков Кротов: А почему вы рекомендуете не заводить библиотеку?

Инна Загребина: Нет, я рекомендую не называть библиотеками то, что ими по факту не является. У нас есть закон о библиотечном деле, где прописано, что должно быть в библиотеках, какие к ним предъявляются требования. Книги должны быть учтены, в библиотеке всегда есть картотека. Кроме того, согласно законодательству об антиэкстремистской деятельности, в библиотеке должен быть список экстремистской литературы, а это большой талмуд, который еще надо постоянно обновлять, должны быть назначены различные ответственные лица, которые будут проверять эту литературу, и так далее.

Яков Кротов: А что за странный казус с баптистской семинарией и ее библиотекой?

Инна Загребина: Пришла обычная прокурорская проверка. Ушли, ничего не нашли, все замечательно. Через некоторое время приходит предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности, в котором написано: "В ходе проведения проверки было обнаружено, что у вас есть библиотека. Предупреждаем вас: экстремистской деятельностью заниматься нельзя". Казалось бы, санкций нет, ну, предупредили, и ладно. Но у нас, в соответствии со статьей 7-ой федерального закона о противодействии экстремистской деятельности, если организации было вынесено предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности, и если оно не было обжаловано в суде, то данная религиозная организация может быть ликвидирована за признаки экстремистской деятельности, и все имущество уходит в пользу государства.

Яков Кротов: А почему тогда семинарию не закрыли?

Инна Загребина: Потому что мы это обжаловали.

Яков Кротов: А каков срок обжалования?

Инна Загребина: Три месяца с того момента, как стало известно о нарушении прав. Мы с Анатолием Пчелинцевым работаем в данной семинарии евангельских христиан-баптистов, Анатолий Васильевич - заведующий кафедрой права и государственных конституциональных отношений, а я - его заместитель.

Яков Кротов: А вот зашли в квартиру - там имеют право поверить паспорта?

Инна Загребина: Не имеют права даже заходить в квартиру! Сам факт проникновения незаконен.

Яков Кротов: А если пришел участковый? У него же работа такая – проверять.

Инна Загребина: У него работа – общаться, а не входить в квартиры граждан. Если вам интересно с ним общаться, то это ваше личное право. Вы можете и ваших собеседников за столом представить, но не обязаны.

Яков Кротов: А если это охота на нелегальную сдачу квартиры?

Инна Загребина: Имеют право прийти и проверить, действительно ли это так. Здесь у участкового как минимум должно быть постановление вышестоящих органов, непосредственно МВД.

Яков Кротов: Вот приходит участковый: есть сигнал, что вы сдаете квартиру. А у меня священник из провинции остановился на несколько дней.

Инна Загребина: В таком случае вы смотрите документы, и если у него есть постановление на проникновение в ваше жилое помещение, то вы его запускаете.

Яков Кротов: Постановление, а не ордер?

Инна Загребина: Ордер – это только в рамках уголовного дела. У нас сейчас допускают проверки и по анонимным заявлениям.

Яков Кротов: То есть я его обязан был пустить, и выяснилось, что у меня живет человек без регистрации…

Инна Загребина: Если у участкового нет постановления о проникновении в ваше жилище, то участковый вас вызывает к себе и начинает опрос, кто у вас живет и почему. Вы даете показания, что это ваш друг, который приехал к вам в гости…

Яков Кротов: И это не наказуемо?

Инна Загребина: Нет, конечно!

Яков Кротов: Я, может быть, неправильно понял закон Яровой, но у меня создалось ощущение…

Инна Загребина: Вы про незаконную миграцию? Это другой случай. Пришел участковый, а к вам не друг из провинции приехал, а сидят десять гастарбайтеров (или даже один гастарбайтер). И при этом у полиции есть сведения, что он живет у вас уже не первый день. Они начинают проверять его документы, а они давно просрочены, патента на работу давно уже нет, он вовремя не выехал с территории РФ и нарушил миграционный режим. Есть основания привлечь вас за способствование незаконной миграции? Наверное. Он незаконно находится на территории РФ, а вы – пособник преступления.

Яков Кротов: Расстрел?

Инна Загребина: Нет, до пяти лет лишения свободы.

Яков Кротов: То есть апостол Павел, который жил в Антиохии, совершенно другом государстве, входившем в федерацию Римской империи, подставлял своих хозяев?

Инна Загребина: Нет, здесь еще нужно, чтобы он нарушал законодательство. А он просто мирно и спокойно жил.

Яков Кротов: Он проповедовал Евангелие.

Инна Загребина: Смотря как проповедовал. А вдруг у него были какие-то экстремистские призывы?

Яков Кротов: Я помню 58-ю статью – "Контрреволюционная пропаганда и агитация", чуть-чуть помню 72-ю – "Антисоветская агитация и пропаганда", а что дальше – я запутался. 287-я?

Инна Загребина: Нет, это просто первая статья закона о противодействии экстремистской деятельности, где написано, что такое экстремизм. Там достаточно емкое понятие, под которое можно, в принципе, очень много чего подвести, в том числе и превосходство одной религии над другой.

Яков Кротов: Вот у меня в квартире богослужение под Рождество, и я возглашаю из пророка: "Велий Господь, Бог наш, и нет Бога, яко Бог наш". Это экстремизм?

Инна Загребина: Нет, потому что у нас на традиционную конфессиональную литературу не так давно наложили табу, ее нельзя признавать экстремистской литературой.

Яков Кротов: Иоанн Златоуст?

Инна Загребина: Здесь есть вопрос. У него такие фразы есть.

Яков Кротов: Насчет заушения.

Инна Загребина: Да, или "святым кулаком".

Яков Кротов: Он традиционный?

Инна Загребина: Нет. Вот если вы будете читать Иоанна Златоуста и еще добавлять свои слова, что "на борьбу с неверными идем"…

Яков Кротов: А просто "стоять насмерть" – это считается?

Инна Загребина: Может считаться.

Яков Кротов: Движение "Сорок сороков" – там есть даже такие футболки: "Пусть смиренен, но за православие стой насмерть".

Инна Загребина: Здесь ничего такого нет. А вот футболка "Православие или смерть" – этот лозунг признан экстремистским.

Яков Кротов: Православных сажали по этой статье?

Инна Загребина: Нет.

Яков Кротов: Православный священник идет в школу на урок "Основы православной культуры" – это миссионерская деятельность?

Инна Загребина: Если он в рамках программы является преподавателем в данной школе, официально трудоустроен, то нет, это непосредственно обучающая деятельность. То есть он идет уже в большей степени не как священник, а как преподаватель.

Яков Кротов: Следует ли ждать прямого запрета на моление частных лиц в квартирах?

Инна Загребина: Сейчас очень сложно сказать, как аукнется этот закон Яровой, это будет более понятно с сентября. Хотелось бы надеяться, что мы до такого запрета не дойдем. У нас же закон не запрещает молиться в квартирах. А будет ли Свидетелям Иеговы, которые ходят по квартирам, еще хуже житься при новом законе? Да, будет.

Яков Кротов: Напомню, что Свидетели Иеговы сейчас подвергаются всеобщей травле.

Инна Загребина: Да, саентологи и Свидетели.

Яков Кротов: Но все-таки Свидетели - больше. Им подбрасывают экстремистскую литературу, подбрасывают паспорта людей, которые вообще не участвовали в богослужениях. Удивительно, что именно Свидетели Иеговы подвергались гонениям и при Гитлере. И под лозунгом борьбы с экстремизмом первыми зачистке подвергаются последние, может быть, христиане России со своеобразным отношением к Спасителю Иисусу Христу, христиане, которые принципиально не берут в руки оружие. То есть оказывается, что мы живем в стране, где даже любое вооруженное насилие все-таки не так опасно с точки зрения власти, как ненасилие, сопротивление злу добром. Я думаю, это указывает направление, в котором нужно идти верующим христианам, чтобы ответить на попытку запретить проповедь Евангелия, запретить молитву, регулировать то, что не решается регулировать даже сам Господь Бог, - внутреннюю жизнь людей между собой перед лицом Божьим.