Всю минувшую неделю пристальное внимание общественности не только Петербурга, но и Москвы было привлечено к Европейскому университету северной столицы, действие лицензии которого было приостановлено Рособрнадзором 7 декабря.

​Европейский университет в Санкт-Петербурге, как и Высшая школа экономики в Москве – это два негосударственных высших учебных заведения страны. С года учреждения (1994-го) этот вуз приобрел репутацию одного из самых динамичных и современных образовательных учреждений страны. Его диплом признается ведущими зарубежными университетами. ЕУСПб включен в рейтинг Лондонской экономической школы "100 лучших европейских центров политических наук".

Нынешняя проверка университета чиновниками Рособрнадзора началась еще летом и закончилась 13 декабря, правда, еще не совсем. Арбитражный суд Москвы приостановил решение Рособрнадзора о приостановке действия лицензии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Но надолго ли? Вопрос будет решаться 11 января. А мы попытаемся сегодня разобраться: что и кто стоит за атакой на Европейский университет? Носит ли она политический характер или это свидетельство кризиса контрольно-надзорной деятельности органов власти в России? Чтобы получить ответы на эти и другие вопросы, мы связались с ректором ЕУСПб Олегом Хархординым.

– Олег, расскажите, пожалуйста, как проходили и чем закончились проверки университета чиновниками Рособрнадзора.

– Университет, казалось, ушел на летние каникулы, и тут спокойствие было нарушено: пришло письмо из Рособрнадзора о том, что Генпрокуратура попросила их по поручению депутата Милонова проверить качество наших образовательных программ, соответствие их государственным образовательным стандартам, проверить, есть ли в университете медкабинет, проверить, правильно ли мы исполняем требования по лицензированию. При этом мы узнали, что Генпрокуратура направила такие письма не только в Рособрнадзор, потому что в течение лета к нам пришло 11 проверок.

В результате Университет прошел массированный аудит с совершенно разных сторон, причем все урегулирование происходило по мере постепенного устранения тех недостатков, которые они обнаруживали. После двух операций остались четыре недостатка, с их точки зрения, и 5 декабря Дзержинский районный суд, который рассматривал нашу апелляционную жалобу к мировому суду по этому поводу, убрал один из четырех. Нам вменялось отсутствие спортзала. Спортзал теперь, наконец, не камень преткновения, потому что само положение о лицензировании Рособрнадзора наконец исключило требование наличия спортзала.

Осталось три очень простых требования. Одно из них касается процента преподавателей-практиков. Для факультета сопромата это требование имеет очевидный смысл. Для того чтобы учить "прочнистов" в теории, надо, чтобы приходили с заводов или из конструкторских бюро и учили, как на самом деле мосты выдерживали нагрузки. Того же самого, однако, требуют от политологов и социологов, и надо иметь 10% преподавателей-практиков. У нас таковые есть, мы предоставили их учебные планы, их контракты, но Рособрнадзор считает, что мы предоставили недостаточно документов для того, чтобы они окончательно убедились, что у нас хватает преподавателей-практиков, что мы наскребаем 10%.

Другое требование – это аттестация преподавателей. Она касается, с нашей точки зрения, только тех преподавателей, которые находятся на постоянных контрактах. Учитывая то, что наш вуз негосударственный и гарантированное финансирование нам не обеспечено, мы никогда не брали на себя обязательств по постоянным контрактам. У нас все преподаватели находятся на временных контрактах, которые мы время от времени возобновляем. И по законодательству преподаватели, находящиеся на временных контрактах, не должны проходить специальную аттестацию, потому что они и так подвергаются аттестационным конкурсам каждый раз, когда снова подписывают контракт.

Все это можно было согласовать в рабочем порядке, но, так как оценку устранения вторичного предписания сделали внутри Рособрнадзора и нам не сообщили, мы оказались посреди юридической коллизии. Они не только получили право, но и были вынуждены начать процедуру нашего закрытия, понимая, что качество образования их устраивает, а осталось три пункта расхождения в оценке того, к чему применимо или неприменимо положение о лицензировании. Наверное, они с таким же ужасом, как и мы, смотрели, как постепенно движутся к тому, чего сами, возможно, не хотят – к закрытию одного из лучших негосударственных вузов страны.

В результате мы стали обжаловать эти оставшиеся три огреха. Арбитражный суд принял к рассмотрению это дело, поставил на рассмотрение после праздников в январе. Мы надеемся, что все закроем решением арбитражного суда, который встанет на нашу сторону.

Мы не исполнили вторичное предписание, и Рособрнадзор, не пообщавшись с нами, по закону запустил легальную схему по приостановке лицензии, а потом и ее потенциальному аннулированию. И тут университету надо было что-то делать. Понимая, что эта процедура приведет к нарушению жизненных планов сотен наших студентов, аспирантов и преподавателей, мы написали письмо на имя президента с просьбой помочь сделать так, чтобы из-за небольшого юридического абсурда не останавливалась хорошо работающая машина, производящая качественные научные знания.

Президент встал на нашу сторону. Он попросил рассмотреть нашу просьбу вице-премьера Ольгу Голодец, после чего мы сидели на согласительной комиссии и пытались найти разные возможные юридические методы окончания этой процедуры.

На данный момент все кончилось тем, что университет подал иск к Арбитражному суду, чтобы они ввели обеспечительные меры и не допустили ущерба. В результате Арбитражный суд города Москвы принял такое решение об обеспечительных мерах и ситуация затормозилась. Рособрнадзор теперь должен реализовать решение Арбитражного суда, приостановить свое решение о приостановке нашей образовательной лицензии. И мы будем ждать момента, когда в Арбитраже будет рассмотрено, оставить эти три проклятых огреха из громадного списка в 120 или же все-таки нет.

– Как летом, так и сейчас, зимой, инициатором проверок Европейского университета Рособрнадзором и другими органами контрольно-надзорной деятельности был известный гееборец Виталий Милонов. Как вы считаете, почему в последнее время эта коалиция – гееборцев, конспирологов, бесогонов, мотоциклистов и прочих получила такую популярность и стала такой могущественной?

– В рамках консервативного мировоззрения все эти эмоции понятны. То, что в конце концов они сложились в один мощный поток, – это особенность нынешнего исторического момента. Возможно, в какой-то следующий период цикл развития истории России приведет к тому, что снова будет создан какой-нибудь либерально-освободительный блок в связи с тем, что людям больше захочется свободы, чем устойчивости.

– Депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга Максим Резник, как и многие другие наблюдатели, заявили, что, по их личному убеждению, атака на Европейский университет носит политический характер. Вы согласны с этим заявлением, или все происходящее объясняется, как сказано в последнем меморандуме вашего университета, кризисом контрольно-надзорной деятельности органов власти?

– Если говорить про несовершенство регулирующих органов, то надо отметить, что мы часто оказываемся в одной лодке с бизнесом, который, вместо того чтобы заниматься делом, плодит бумаги, инструкции, чтобы соответствовать всем контролирующим органам, которые его проверяют. Мы тоже, начиная с лета, отвлекаем от работы громадное количество людей и должны были нанять еще огромное количество людей для того, чтобы соответствовать ражу и порыву проверяющих из Рособрнадзора. Они действительно сделали нам бесплатный аудит, но представляю, сколько государственных денег они потратили на все свои поездки в Петербург и на суды! А сколько нам пришлось нанять людей для того, чтобы ликвидировать эти вещи, участвовать в судах, отбиваться от обвинений по поводу того, что мы не прислали фото стенда антиалкогольной пропаганды...

Слишком много денег тратится на не очень нужную деятельность, на избыточные проверки. Если считать это политической повесткой дня, то можно сказать, что да, мы политически недовольны, что наше государство временами неэффективно, и некоторые части его, например контролирующие органы, слишком разрослись и имеют избыточный вес, и эта машина тратит деньги на то, чтобы обслуживать их, а не на цель под названием "обеспечение публичного блага для граждан".

Второй аспект более простой – это политики. Я только что вернулся с РБК-ТВ, я думал, буду говорить там о проблемах университета, а вместо этого больше всего выступал депутат Милонов, который написал первоначальный запрос в Генпрокуратуру. Сегодня, наконец, он сформулировал, что ему не нравится. Когда мы с ним встречались до этого, он сказал, что к нему обратились его недовольные избиратели, и он послал письмо в Генпрокуратуру. Сегодня я впервые услышал контент недовольства, который он тогда передал в Генпрокуратуру. Оказывается, некоторые проблемы, над которыми размышляет наш Гендерный центр, кажутся депутату абсолютно ненаучными, его деятельность должна считаться псевдонаукой и т. д, и т. п.

Тут политическая повестка дня достаточно понятна. Кому-то (особенно части консервативной волны) могут не нравиться отрасли знания, которые им кажутся слишком свободомыслящими. С нашей точки зрения, университет – это место, прежде всего, для дискуссий и вопрошания, и совершенно очевидно, что он не дает готовых ответов, но задает неудобные вопросы. Наши выпускники могут стать как монархистами, так и суперлибералами, но главное, что мы воспитываем умных людей.

Консервативной повесткой дня является то, что иногда надо не дискутировать, а… "извините, когда стреляют, не до дискуссий! Понятно, что сначала надо разбираться с окопами и пулями, а потом дискутировать". На это трудно возразить, особенно когда страна думает, что она живет в условиях окружения и потенциальной войны.

Но реализовывать свою политическую повестку, посылая письмо в Генпрокуратуру, чтобы проверяющие четыре месяца смотрели на детали того, сколько у нас процентов преподавателей-практиков… Слишком много денег было потрачено впустую на то, что, как оказывается, не являлось основной целью ни проверяющего, ни Милонова, потому что тот контент наших курсов, который его интересовал, вообще не проверялся. Он громыхает по поводу неправильности гендерных исследований, но тогда надо было бы "просвечивать" учебно-методические программы по этой дисциплине, которая составляет некоторый процент от того, чем занимается социология. А проверяли совсем другое: ходили и смотрели, как мы выполняем правила Положения о лицензировании. Для чего потрачены эти государственные деньги? Куда это ушло? Вопрос остается открытым.

– Во время последних, декабрьских событий на различных сайтах появилось множество сообщений о том, что ваш университет финансируется иностранными фондами. Например, сайт "Политика сегодня" ("Федеральное агентство политических новостей"), который связывают с "кремлевским поваром" Евгением Пригожиным, в статье "Радужное западное образование: почему "Европейский университет" лишают лицензии", называет ваш университет "плацдармом для дискредитации государственного устройства России в интересах иностранных держав", и финансируется он якобы из фондов Сороса, Карнеги, Ротшильдов и "прочих структур, причастных к насильственной смене легитимных властей на территории бывшего СССР". Что вы, Олег, можете на это ответить?

– С тех пор как появился закон об иностранных агентах, будучи частным вузом, мы поняли, что источники финансирования, которые были для нас традиционными, стали невозможны. И с октября 2015 года по решению попечительского совета Европейский университет не берет никаких иностранных денег. Честно говоря, существует нечестная конкуренция между частным и государственным вузом. Госвузы могут грести иностранные деньги лопатой. Они этого не делают, а если делают, то это не считается проблемой. А частные вузы, как и НКО, подпадают под закон об НКО.

Соответственно, сейчас у нас есть только российские источники финансирования. Мы первые в городе и вторые в стране зарегистрировали Фонд целевого капитала, как только появилось законодательство, регламентирующее это. И это кубышка, куда складываются деньги, на проценты от которых потом и живет университет. Это пожертвования крупных русских фондов, частных благотворителей, плата за образовательные услуги и плата за исследования, которые мы делаем по заказу российских организаций.

У нас совсем немного государственных денег – это деньги мегагранта и деньги Российского научного фонда, которые мы выиграли на честных конкурсах. И, может быть, университет, существующий не за счет госденег и позволяющий себе несколько большее свободомыслие, чем типичный государственный вуз, притягивает к себе взгляды критически настроенной публики, – подчеркнул в интервью Радио Свобода Олег Хархордин, ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге.