Анатолий Быков поддержал Навального, и эта новость, конечно, выглядит как такой классический, в духе тех же девяностых, из которых к нам пришел Быков, черный пиар. Одно дело, когда известного политика поддерживает бесспорный моральный авторитет, какой-нибудь народный артист или академик, и совсем другое – когда со словами поддержки выступает одиозный герой из девяностых. Его, Анатолия Быкова, персональная заслуга в придании тому десятилетию репутации, которая позволяет даже сейчас, спустя двадцать лет, пугать им российское общество, огромна. И если Навального поддерживает Быков, то даже этих трех слов – "Навального поддерживает Быков" – достаточно для создания подробного и убедительного сюжета в программе Дмитрия Киселева: Навальный – это девяностые, мрак, нищета, бандитизм и тотальный реванш таких, как Анатолий Быков.

Здесь нужно, наверное, какое-то пояснение, которое не позволит конкретному Анатолию Быкову отнестись к этому тексту так, будто в нем именно его, Быкова, адресно называют бандитом. Насколько мне известно, не существует никаких судебных решений или иных бесспорных бумаг, в которых Быкова называли бы бандитом, и, очевидно, он ни в коем случае не бандит. Предлагаю считать, что в этом тексте не хватает какого-то абзаца, обеспечивающего логическую связку между вступлением, в котором упомянут Быков, и основным текстом, в котором будут упоминаться бандиты вообще.

Девяностые – это, конечно, бандиты. Политика, экономика, культура – везде их было несопоставимо больше, чем сейчас, но при этом меньше, чем принято считать. Были какие-то депутаты Государственной думы с долгими сроками в анамнезе и криминальными группировками в ближайшем окружении, были зловещие бизнесмены разнообразного масштаба, о которых знали, что они могут убить, потому что не раз убивали. При этом судимых губернаторов или мэров практически не было. Более того, в тех редких случаях, когда им удавалось дойти до выборов и претендовать на победу, чаще всего (как, например, в Новокузнецке или в Нижнем Новгороде) вмешивался Кремль – тогдашний Кремль, несопоставимо более слабый, чем теперь. Этот Кремль каким-то образом добивался, чтобы человек с откровенно криминальной репутацией во власть не попадал.

Это не значит, что бандитов во власти или около власти не было, они тогда были везде, и, наверное, каждый сколько-нибудь значительный чиновник через одно или два рукопожатия был связан с криминальными группировками и их лидерами. Истории о Петербурге девяностых с намеками на то, что вице-мэр Путин мог иметь какие-то дела с Тамбовской и прочими тогдашними группировками, вообще-то свидетельствует не столько о том, что нынешний президент России был как-то аномально криминален, а о том, что особенности того времени вряд ли могли оставить в стороне даже такого убежденного приверженца чекистских ценностей.

То есть криминальность девяностых – это такой вполне бесспорный факт российской истории, который невозможно никак замолчать, опровергнуть или проигнорировать. Этот факт канонизирован фильмом "Бригада", песней "Владимирский централ" и много чем еще. Но вообще-то это факт того же рода, что и кровавость Николая II, репрессивная политика Столыпина и царская тирания как таковая. Понятно, что было и Кровавое воскресенье, и Ленский расстрел, понятно, что вагоны и галстуки именем царского премьера назвала не советская пропаганда, и понятно, что любой из ныне живущих россиян, окажись он со своими привычками и ценностями в России начала ХХ века, чувствовал бы себя крайне неуютно. Но когда об ужасах царизма рассказывали советским школьникам тридцатых или пятидесятых годов, это была какая-то особая, дополнительная гнусность советской Кампучии – страну Беломорканала и Соловков, страну Колымы и особлагов, опутанную колючей проволокой, пугали рассказами о "Николае кровавом".

Понятно, что масштабы несопоставимы, но пугать бандитами современную Россию тоже довольно спорное занятие. Страна, лишенная федерализма, поделенная между группировками, которые, пусть и обходятся без татуировок и тюремных песен, устроены примерно так же, как любая гангстерская группа времен расцвета бандитизма; страна, в которой вышло из употребления слово "рэкет", но само явление, которое этим словом обозначалось, институциализировано и превращено в полноценный элемент государственного управленческого механизма; страна, в которой заказные убийства и нападения практикуются столь же часто, что и двадцать лет назад, но при этом нет героя сериала "Менты", который скажет "по коням, у нас труп, возможно, криминал". То есть этот герой, конечно, есть, просто он теперь сам чаще всего соучастник убийства, будь оно устроено на мосту возле Кремля, на тихой улице или в тюремном туалете.

То, что вместо "тамбовских" и "ореховских" теперь "сечинские" и "ростеховские", принципиального значения не имеет, тут окончание сильнее корня. Люди, существующие вне закона, в отличие от девяностых, подчинили закон себе, и если тот бандитизм существовал на теле страны очагами и участками, этот закрасил ее одной сплошной краской. Эпизоды типа Кущевской или ставшего знаменитым благодаря блогеру Варламову ставропольского девелопера – это системные черты России десятых, невозможные в России девяностых именно потому, что у тех бандитов не было вертикали, которая гарантировала бы им безнаказанность и всевластие.

Здесь не хватает еще одного абзаца, который бы обеспечивал логическую связку между основной частью текста, в которой речь идет о бандитах, и концовкой, в которой снова возникает имя Анатолия Быкова.

Поэтому поддержка со стороны Быкова не так дискредитирует Навального, как хотелось бы оппонентам этих двух политиков. Да, разумеется, Быков лучше Чайки, Быков лучше Ткачева, Быков лучше Турчака, Быков лучше Сечина, Быков лучше Кадырова. Строго говоря, в сегодняшней российской элите не так много людей, по поводу которых можно было бы предполагать, что они хотя бы теоретически могут быть лучше, чем любой из одиозных героев девяностых годов. Быков лучше их всех просто потому, что он не принадлежит и никогда не принадлежал к той вертикали, из которой сегодня можно любого выдернуть и посадить в тюрьму (собственно, так и делают в последние полтора года с губернаторами), потому что нарушение закона, то есть преступность – системное свойство этой вертикали. Быков лучше Путина, девяностые лучше десятых.

Олег Кашин – журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода