В 1897 году кинематографу было всего два года, но торжества по случаю бриллиантового юбилея королевы Виктории снимали в Лондоне 40 операторов конкурирующих кинокомпаний. Много лет назад Гай Давенпорт, написавший по моей просьбе предисловие к первому изданию своих рассказов в России, упомянул в этом тексте единственную сохранившуюся запись голоса королевы: ей принесли эдисоновскую машину и попросили что-нибудь сказать. Взгляд упал на корзинку помидоров, и Виктория произнесла: "Мои дорогие подданные, я вижу помидоры", после чего запись прекратилась, и на восковом валике осталась лишь эта величественная фраза. Знал ли Гай Давенпорт, обожавший анекдоты о первых фотографах, воздухоплавателях и кинооператорах, придумывавших в девятнадцатом столетии век двадцатый, о том, что существуют 40 вариантов хроники бриллиантового юбилея?

120 лет спустя я вижу королевский кортеж на экране зала Мастроянни в синематеке Болоньи. Сохранилось на удивление много движущихся изображений 1897 года – виды не только Европы, где родился кинематограф, но и экзотических стран. В архиве братьев Люмьер нашлись кадры из Палестины, есть съемки Египта и Японии, – крошечные, меньше минуты, фрагменты жизни позапрошлого столетия. Один из более поздних фильмов, которые показывают в Болонье, называется "Вакханалия смерти" (героиня задумывает убийство соперницы и, разоблаченная, бросается со скалы, ее ищут с фонарями, мерцающими в темном лесу – очень красиво), но подлинная вакханалия смерти разворачивается в этих осколках 1897 года: ни одного человека из тысяч, снующих на экране, нет больше ни в Лондоне, ни в Токио, ни в Палестине, все давно мертвы, равно как режиссеры, операторы, монтажеры и прокатчики.

Но живы зрители, приезжающие каждый год в июне в Болонью на фестиваль "Возвращенное кино". Киноманов в тесных залах синематеки становится все больше, одержимые сидят на полу и стоят у стен. Не так уж просто найти удобное место даже в кинотеатре на главной площади, где фестивальное кино показывают по вечерам на гигантском экране.

Благоразумно прихожу на площадь за полчаса до начала сеанса: в программе самый знаменитый российский фильм XX века. Недавно отреставрированный в Германии "Броненосец "Потемкин" идет в сопровождении симфонического оркестра: музыка Эдмунда Майзеля, написанная в 1926 году для европейского проката. Фильм Эйзенштейна представляет Наум Клейман, которого шантрапа, командующая культурой в России, вынудила уйти из московского Музея кино. После вступительного слова Клеймана смотрю "Броненосец" так, словно он снят сегодня и полон актуальных намеков: бунт на "Потемкине" напоминает о киевском Майдане, очевидно и сходство режима, которому противостояли восставшие матросы в 1905 году и их союзники в Одессе, с путинским симбиозом силовых ведомств и православной церкви. Об этом же я думал недавно, когда смотрел "Генеральную линию", – на глупых баранов, блеющих на крестном ходу. Кто теперь отважится снять подобную сцену на деньги министерства Мединского?

Многие ли знают, что происходило в российском кинематографе сто лет назад, в 1917 году? В программе, подготовленной Петром Багровым, комедия "Аркаша женится" о невыспавшемся женихе соседствует с мелодрамой Евгения Бауэра "За счастьем". Любовный треугольник: юная Ли, теряющая зрение, обожает преуспевающего адвоката, но тот любит ее мать. Художник Энрико ухаживает за Ли, но девушка отвергает его и слепнет от неразделенной любви. В этом фильме, снятом в Крыму, нет и намека на политические события. Зато превосходно сохранился пропагандистский "Революционер", посвященный дилемме лета 1917-го – нужно ли продолжать "империалистическую" войну после свержения самодержавия? Герой, революционер по кличке Дедушка (видимо, намек на бабушку русской революции Екатерину Брешко-Брешковскую), возвращается из сибирской ссылки и вступает в спор с сыном, студентом Николаем. Сын по-большевистски убежден, что у пролетариев нет отечества и защищать его в окопах незачем, седобородый Дедушка считает, что отечество имеется и следует воевать до победного конца. Революционеру без особого труда удается переубедить отпрыска, и они направляются на фронт в одной теплушке с другими такими же дураками. А вот и сама Брешко-Брешковская – вернее, ее портрет – возникает в маленьком норвежском фильме, состоящем из карандашных рисунков, сделанных в революционном Петрограде – появляется и тут же превращается в портрет председателя Госдумы Родзянко.

Война, на которую отправились Дедушка с сыном, идет уже третий год, и в километрах оставшейся от нее хроники можно отыскать удивительные кадры. Одна из программ цикла, посвященного кинематографу 1917 года, отдана гендерным вопросам, иллюстрацией служит хроника выступлений полевых театров. Женские роли исполняли солдаты и офицеры, и этот трансвестизм, который сегодня кажется проявлением не поощряемых в вооруженных силах форм сексуальности, в окопах Первой мировой войны никого не смущал и, как свидетельствует кинохроника, пользовался успехом у аудитории: сохранились даже любовные письма, которые военнослужащие отправляли исполнителям этих ролей.

Поразительный фильм из этого цикла – "Кольцо Пьеро". Героя, которого встречает заколдованная владелица волшебного перстня, приносящего успех в делах и любви, играет женщина, охотно дарящая поцелуи поклонницам. Сейчас картина кажется недвусмысленно лесбийской, но, возможно, ее создатели ничего подобного не имели в виду: по театральной традиции Пьеро часто изображали женщины, в том числе и великая Сара Бернар. Не эта ли копия "Кольца Пьеро" из коллекции французской синематеки, которую мы смотрим в Болонье, вдохновила "Кроличью луну" Кеннета Энгера? И в 1917 году впервые появился на экране Конрад Фейдт, которого так любил Михаил Кузмин, – будущий Сомнамбулист Чезаре играет похитителя статуи Будды в картине Роберта Вине "Страх".

По старым фильмам можно судить о том, как менялись представления о дозволенном и предосудительном в искусстве. В экранизации "Отверженных" – снятом в 1938 режиссером Мансаку Итами фильме "Гигант" – Жан Вальжан стал мэром японского городка, подсвечники, которые он украл, не серебряные, как у Гюго, а золотые, епископ Мириэль перевоплотился в буддиста, но больше всего поразят современного европейского зрителя отношения японского Жана с японской Козеттой: забрав девочку у родителей, голый благодетель залезает с ней в горячий источник и лобызает в воде. Сегодня такая сцена вызвала бы скандал, но в невинные времена, когда снимался "Гигант", зрители и цензоры ничего возмутительного не обнаружили.

Полузабытых или вообще неизвестных, сгинувших в архивах фильмов десятки тысяч, и даже фанатичные синефилы, знающие все на свете, приезжают в Болонью и обнаруживают, что не видели ничего. Почти всегда самое интересное – это реставрация оригинальных версий, некогда изуродованных продюсерами или цензорами. Уже полгода путешествует по фестивалям не вышедшая 50 лет назад в прокат черная комедия Марко Феррери "Человек с пятью шарами", в Болонье ее показывали на главной площади. Среди обретенных шедевров – "Слепая муха" Романо Скаволини, запрещенный цензурой в 1966 году итальянский ответ на эксперименты Роб-Грийе и Годара. Сейчас трудно понять, почему этот фильм вызвал такое возмущение, в нем нет ничего непристойного, всего лишь запечатлено настроение молодого человека, чувствующего себя лишним и раздумывающего: то ли покончить с собой, то ли убить всех вокруг. Романо Скаволини, представлявший в Болонье отреставрированную версию своей картины, предчувствовал вспышку левого терроризма 70-х годов.

Грандиозная реставрация – "Непокоренный" Алена Кавалье (1964) – неудачный опыт продюсерской компании Алена Делона, сыгравшего наемника, влюбляющегося в заложницу, которую ему велели охранять. Сюжет подлинный: нечто подобное произошло в Алжире, когда похититель освободил адвоката Мирей Шатан-Глайман. Фильм Кавалье не понравился Шатан-Глайман, и суд постановил вырезать 25 минут. Ни полная, ни сокращенная (изуродованная, как говорит режиссер) версии не заинтересовали зрителей, несмотря на Делона и смелый замысел – таких фильмов об изнанке Алжирской войны еще не было. Я считаю Алена Кавалье великим режиссером, но предпочитал его поздние фильмы-дневники ранним традиционным картинам. "Непокоренного" прежде видел в сокращенной версии, на DVD, и запомнил только одну сцену: раненый Делон мучается от боли в поезде, на него с недоумением смотрят пассажиры (среди них – режиссер), он прячется в туалете, срывает повязку и, теряя сознание от боли, разглядывает страшную рану. Теперь, восстановленный Кавалье, весь фильм кажется великолепным, и это, быть может, лучшая роль Алена Делона после "Рокко и его братьев". Последний кадр – непокоренный перед смертью сам себе закрывает пальцами глаза – невозможно забыть.

Безупречно выполнена реставрация еще трех знаменитых картин. "Пепел и алмаз", "Влюбленные женщины" и "Дневная красавица" после дигитализации кажутся снятыми не позавчера, а послезавтра. Но настоящие синефилы приезжают в Болонью, чтобы смотреть не всем известные шедевры, а ради редчайших, забытых фильмов, пусть даже и посредственных. Стояли у стен и сидели на полу в зале, где шли ретроспективы Аугусто Дженина и Гельмута Койтнера. Дженина начал работать еще в немом кино, а лучшие свои картины снял через 30 с лишним лет – в 50-е годы. Его сентиментальный шедевр "Маддалена" о проститутке, которая по прихоти богатого клиента изображает Мадонну в деревенском пасхальном шествии и действительно гибнет за веру, интересно рифмуется с "Дневной красавицей". Ранние картины Дженина улучшило время, не пощадившее пленку: когда в разгар потасовки на экране возникают кипящие пятна брака, думается, что это вмешалась рука неизвестного гения.

Хельмут Койтнер свой лучший фильм "Под мостами" начал снимать в 1944 году, еще в гитлеровском Берлине, а закончил три года спустя. Ни малейшего упоминания о войне и бомбардировках нет, это мелодрама о любви двух друзей к одной девушке, но тривиальную историю делает настоящим кино темная напряженность, тревога, напоминающая зрителю о том, что вокруг съемочной площадки разворачивается европейская катастрофа.

Каждый год синематека Болоньи выпускает к фестивалю DVD-издание редких фильмов, отреставрированных в ее лабораториях. На этот раз выбраны фрагменты, демонстрирующие одну из первых попыток создания цветного кинематографа – систему Kinemacolor, разработанную более ста лет назад. Она весьма несовершенна: когда что-то быстро движется по экрану – всадник, зверь или спортсмен – краски словно не поспевают за ним, распадаясь на лету. Зато сохранились уникальные кадры – открытие восстановленной колокольни на площади Сан-Марко в Венеции, подготовка к коронации Георга V в 1911 году, европейские туристы в Египте, виды озера Гарда и итальянской Африки.

"Замерзшее время" – так называется один из немногих новых фильмов, показанных в Болонье: режиссер Билл Моррисон рассказывает, как старые пленки положили в контейнер, которым укрепили каток в канадском городке. Несколько десятилетий спустя контейнер обнаружили и догадались, что в нем таятся сокровища. История, которую можно истолковать как подлинное чудо, вмешательство высших сил, покровительствующих кинематографу. Перед закрытием фестиваля на главной площади Болоньи показывают снимок одного из предыдущих сеансов: фотограф запечатлел падающую звезду на ночном небе прямо над гигантским экраном. Как известно из священных текстов, это знак Божьего расположения – кто-то наверху любит нашу целлулоидную вакханалию смерти.