Приграничный ЛГБТ-прайд

23 сентября в норвежском Киркенесе, что в 270 км от Мурманска и 15 от российско-норвежской границы, прошел первый Баренц-прайд, организованный мурманскими ЛГБТ-активистами при поддержке норвежских НКО. Тотальная секретность, закрытые лица, но – счастье от того, что хотя бы здесь загнанные в подполье российской властью люди могут быть собой. Впрочем, на обратном пути активистов ждали сотрудники ФСБ.

Ночной рейс Москва – Мурманск, сбор в гей-клубе Town Hill, где на диванах и пуфиках вповалку спят активисты и журналисты из Архангельска, Москвы, Санкт-Петербурга, Сыктывкара, Белоруссии и Казахстана. Автобус до Киркенеса – тихого городка посреди полярных сопок с памятником советскому солдату-освободителю и мемориальным бомбоубежищем, где из 3000 жителей почти треть – русские эмигранты, так что даже названия улиц написаны на двух языках. "Самый близкий к границе России гей-прайд", – говорит кто-то в автобусе. "Главное выехать, а то еще не выпустят", – отвечают. Пограничный КПП "Борисоглебск" известен в Мурманске отчаянной борьбой с активистами: то мурманского собкора "Новой газеты" Татьяну Брицкую семь часов не выпускали из страны, то главу совета мурманской инициативной ЛГБТ-группы "Максимум" Сергея Алексеенко долго допрашивали, не собирается ли он эмигрировать в Норвегию. Переход границы, впрочем, проходит нормально, хоть и не без вопросов:

– Вы все вместе едете? Что это за мероприятие?

– ЛГБТ-конференция.

– ЛГБТ? Это что? Лица без гражданства?

– Нет, лица без гражданства – это ЛБГ, а ЛГБТ – это лесбиянки, геи, бисексуалы и трансгендеры, – двое пограничников сдерживаются, чтобы не рассмеяться, особенно тщательно изучая паспорт.

​Подготовка прайда проходила в строжайшем секрете, причем трудности с выездом были лишь частью возможных проблем.

– Я больше переживала за то, что приедут какие-нибудь журналисты [из провластных СМИ], которые будут снимать очередную историю из другой галактики и засветят лица людей, – говорит соорганизатор мероприятия Валентина Лихошва из мурманского "Максимума". – Или наши националисты могли появиться.

По словам Лихошвы, представители националистических движений давно воюют с ЛГБТ-активистами: они не раз блокировали выходы из зданий, где проходили мероприятия "Максимума", фотографировали выходящих участников, устраивали другие провокации. Впрочем, в России в последние годы проводить мероприятия всё сложнее: даже кинопоказы отменяются, потому что владельцы помещений неожиданно отказывают в аренде, а, к примеру, в 2013 году представители полиции и ФМС заявились в молодежный правозащитный лагерь, задержав и депортировав съемочную группу из Голландии – за нарушение визового режима.

– Для многих участников Баренц-прайд – это опыт собственной… нормальности что ли, – говорит Лихошва. – Как только начинаешь говорить о том, чтобы что-то организовать дома, есть только страх того, что тебя будут бить, что попадешь в полицию, что уволят с работы. Мы решили провести прайд в Норвегии не только для протеста и для того, чтобы как-то зазвучал наш голос. Важный пласт – это возможность вместе прожить не травмирующие моменты, а что-то радостное. Я поняла важность этого, когда лет семь назад случайно попала на первый прайд в отпуске в Палермо. Я прижалась к стене, смотрела на людей, на детей, на прохожих и не могла отделаться от ощущения того, что это фильм, что всё сейчас закончится и пойдут титры. В прошлом году на прайде в Осло я уже говорила речь на закрытии – это был такой долгий поступательный путь от стены до сцены.

​

​Активисты 404

При этом российские активисты никакого прайда проводить не могут, потому что для государства их… не существует. В 2015 году мурманскую ЛГБТ-организацию "Центр "Максимум" неожиданно внесли в список иностранных агентов и оштрафовали на 300 тыс. рублей, несмотря на то что прошедшая до того проверка Минюста никаких нарушений не нашла, да и политической деятельностью "Максимум" не занимался.

– Это штамп, это закрытые двери госструктур и общественных организаций, которые боятся, что их тоже признают иностранными агентами, если они будут с тобой работать, – поясняет Лихошва. – Это ежеквартальные отчеты в Минюст, а значит, твоя бухгалтерия будет заниматься только ими. И даже иностранные НКО относятся к тебе с опаской, потому что их могут признать нежелательными организациями и они вообще не смогут работать в России.

"С нами даже мурманский Центр СПИД перестал сотрудничать, хотя раньше мы вместе проводили экспресс-тестирования на ВИЧ", – говорит руководитель "Максимума" Сергей Алексеенко.

Штраф тогда выплатили, НКО ликвидировали, а активисты создали инициативную группу под тем же названием, но без возможности получать финансирование.

Впрочем, к примеру, в Белоруссии, откуда приехал сооснователь проекта о гендере и сексуальности MAKEOUT Николай Антипов, никакие ЛГБТ-НКО не регистрируют вовсе, а за "подпольную" работу можно получить до двух лет тюрьмы.

– Этот закон пока не применяется, но мы все ходим под угрозой уголовного преследования, – говорит Антипов, добавляя, что если в России права ЛГБТ хоть как-то обсуждаются, несмотря на закон о запрете пропаганды нетрадиционных отношений, то в Белоруссии этой темы в публичном пространстве нет вообще.

Основным грантополучателем в итоге стала норвежская НКО FRI, деньги при посредничестве Баренцева регионального комитета выделило правительство Норвегии. Другими партнерами мероприятия были Норвежский Хельсинкский комитет, норвежское отделение Amnesty International и норвежская НКО Queer World, которая занимается поддержкой ЛГБТ-мигрантов, – все они провели воркшопы.

Представитель норвежского отделения Amnesty International рассказал участникам прайда о фильме, снятом в 2014 году подростками города Тромсё – в поддержку ЛГБТ-подростков в России, To Smile Is a Human Right ("Улыбаться – это право человека"). Роль отрицательного героя сыграл мэр Тромсё Йенс Йохан Хьорт.

После двух дней воркшопов, презентаций, кинопоказа ("Один день из жизни") и дебатов о ситуации с ЛГБТ-правами в России, в которой принял участие мэр Киркенеса Руне Рафаэльсен, прошла и сама демонстрация. 50 участников шествия приехали из России (из них около 40 из Мурманска), еще около 150 были местными жителями.

Наклейка No photo не была слишком популярной – большую часть русских участников составляли активисты, которые своих лиц не скрывают, а норвежцам и вовсе стесняться нечего. Впрочем, житель Мурманска Л., к примеру, уверен, что его могут уволить из школы, где он работает, если вдруг руководству или родителям станет известно, что он гей. М. – трансгендер в стадии перехода, родителей у него нет, воспитывала бабушка, которая до сих пор не знает, что внучка проходит курс гормональной терапии и готовится к операции по перемене пола, а К. и вовсе приехал с женой из Мурманска, не взяв отгула на работе.

Скандируя Love is human right [любовь – это право человека], колонна во главе с мэром прошла от школы Киркенеса до центральной площади, где организаторы прайда и глава города произнесли обычные в таких случаях речи о толерантности и борьбе за свои права – слова, которые еще долго не зазвучат в соседней России. Впрочем, и здесь перед началом прайда один из прохожих показал средний палец выходящим из гостиницы активистам – даже в Норвегии борьба далеко не закончена.

На обратном пути не все активисты спокойно вернулись домой. Несколько человек задержали на российской границе, отвели в отдельное помещение и по 15 минут опрашивали, начиная с выяснения личных данных (телефона, места работы, проживания) до информации, что за мероприятие проходило в Киркенесе, почему в нем участвовал мэр города и кто за всё платил. "Признайтесь, ведь мы всё знаем", – говорили люди в штатском. Они не представились и не показали документы: прайд закончился.

​