Депутат Архангельской городской думы Александр Афанасьев потребовал проверить учителя истории гимназии №3 Михаил Копицу на предмет взаимодействия с иностранными агентами. На декабрьской сессии Архангельской городской думы Афанасьев заявил, что педагог сотрудничает с НКО. "Почему учителя ходят и получают деньги от агентов иностранных, почему они в штабе Навального ведут какие-то практические действия? Я вспомнил про школьника из Уренгоя, который выступил в Бундестаге. Меня пугает, что такое может произойти, пусть и косвенно... Важно понять, что преподается нашим детям", – сообщило издание 29.ru.

Причиной жалобы стала лекция, которую педагог недавно прочитал в штабе Навального в Архангельске. Вот что об этом Михаил Копица рассказал в интервью Радио Свобода:

– Среди активистов штаба Навального есть выпускники моего родного исторического факультета. Кто-то из них попросил меня прочитать лекцию в штабе. Я никому не отказываю, если меня просят прочитать лекцию. Мне моя работа нравится. На лекции, которая возмутила депутата Афанасьева, я рассказывал об исторической памяти. Лекция, которую я прочитал бесплатно, не имела никакого отношения к сегодняшней политической ситуации. Я готов прочитать лекцию и в мэрии, и в департаменте образования, и депутатам. Настоящая причина, по который господин Афанасьев начал меня преследовать, в том, что я год назад выступил против его инициативы установить в Архангельске памятник Сталину.

Подписывайтесь на нас в telegram

​– Что вы конкретно сделали?

​– Я организовал сбор подписей, чтобы не допустить установки памятника тирану. Я участвовал в дебатах на нашем местном телевидении. В результате на заседании комиссии по топонимике в мэрии Архангельска приняли решение, что памятника Сталину в нашем городе не будет. Профессор Юрий Барашков, председатель комиссии по топонимике, один из самых уважаемых краеведов нашего города, произнес очень эмоциональную речь против памятника. В конце концов Афанасьев установил памятник на частной территории, на автостоянке. Бюст Сталина стоит сейчас там среди подержанных иномарок. Меня это полностью устраивает. Я всегда на эту парковку привожу друзей, которые приезжают в Архангельск, показать памятник тирану среди подержанных иномарок. После этой резонансной истории депутат Афанасьев решил, что я его враг. Он неоднократно заявлял, что будет отслеживать деятельность таких людей, как я. Переубедить его в чем-либо невозможно. Речь господина Афанасьева не более чем набор раскатистых “р” в словах “враг”, “позор”, “не потерплю” и “разорю”.

– Какое решение приняли депутаты Архангельской городской думы, перед которыми Афанасьев поставил вопрос о вашей “идеологической благонадежности”?

– Здравый смысл восторжествовал у депутатов Архангельского городского совета. Восемь из них проголосовали за, девять против, четыре воздержались.

​– Что вы думаете о Навальном?

– Предвыборные программы кандидатов – это такие попурри на тему "за все хорошее, против всего плохого". Но я был на местном митинге в поддержку Навального в октябре. Мне понравилась атмосфера. Я почувствовал драйв. Было такое ощущение, что я нахожусь на рок-концерте. Я не возлагаю на Навального никаких ожиданий, потому что у него столько же шансов их не оправдать, как и у любого другого человека. Меня Навальный интересует как фигура, которая аккумулирует протест и символизирует возможность выбора. Если выбора нет, то выборы президента России превращаются в ритуал, карго-культ. А я хочу, чтобы предстоящие выборы были честными. Мне кажется, что нам сейчас лапшу вешают на уши по поводу тотальной поддержки Путина народом. Не страшно, если мы ошибемся в Навальном. Хуже будет, если мы будем бояться. Эта тишь да благодать, в которую погружено российское общество, ужасна, потому что насквозь лжива. Я согласился прочитать лекцию в штабе Навального еще и потому, что сейчас можно увидеть часто красные значки с Навальным на школьниках в Архангельске. Среди сторонников Навального есть и мои старшеклассники, и учителя архангельских школ.

– Как вы думаете, почему школьники поддерживают кампанию Навального? Почему они выходили и продолжают выходить на антикоррупционные митинги?

– Им надоела неискренность и нечестность, которая исходит от взрослых за последние годы. Мы все каждый день сталкиваемся с запредельным уровнем цинизма. Подростки особенно восприимчивы к неискренности. Именно предельно высокий градус цинизма привел к тому, что молодежь стала очень политизированной. Дети уходят, как в повести братьев Стругацких “Гадкие лебеди”. Они не хотят жить в обществе искусственных ограничений, которые мы сами вокруг себя возвели. Подростки не желают жить в тупике, в который мы сами себя завели. И это поведение школьников внушает надежду. Десять лет назад, в соответствии с опросами, школьники хотели быть государственными чиновниками. Детей интересовали деньги и престиж, связанные с этой профессией. Сейчас нет такого тренда. Мне очень нравятся волонтеры Навального своим бесстрашием и готовностью идти на риск.

– В гимназии, где вы преподаете историю, давят на волонтеров Навального, как это происходит во многих школах России?

– Я ничего об этом не слышал.

– У вас после обвинений Афанасьева были проблемы с администрацией школы?

– Я работаю в соответствии с законом “Об образовании”. Ко мне нет и не может быть никаких претензий. После моего интервью в штабе Навального и лекции меня вызывали в департамент образования, и там был разговор с чиновниками. Я опасаюсь давления со стороны чиновников на школу, работой в которой я очень дорожу.

– А если ученики спрашивают вас о Путине, Медведеве, Навальном, коррупции, фальсификации выборов? Что вы отвечаете?

– Моя позиция ясна по социальным сетям и из интервью, которые я даю разным медиа. На уроках я стараюсь высказываться на актуальные общественно-политические темы нейтрально, подбираю и взвешиваю слова, потому что закон “Об образовании” запрещает политическую агитацию в школах. С другой стороны, я стараюсь быть честным со школьниками, потому что дети чувствуют фальшь. И лживый учитель моментально теряет уважение. Я не скрываю своих взглядов на коррупцию. Я не объясняю, как некоторые коллеги, что коррупция это вариант нормы. К тому же вопрос коррупции связан с вопросом социальной справедливости и нравственности. Как бы смешно это ни звучало в нашем циничном мире, но мои ученики очень чувствительны к этим понятиям.

– Как вы думаете, почему учителя и директора школ позволяют себе угрожать ученикам, которые поддерживают Навального?

– Я думаю, что в них говорит психологическая травма, которую учительское сообщество получило в 90-х годах. Многие педагоги, особенно старшего поколения, тогда поняли, что такое унижение из-за нищеты и финансовой беспомощности. Сейчас для них материальный достаток важнее всего. Я не осуждаю этих педагогов. Я помню времена, когда моей маме учителю зарплату не платили. Слово “учитель” в то время стало синонимом слова “лузер”. Те учителя, которые бьются в истерике, когда школьники приносят значки Навального, боятся мрака 90-х и цепляются за призрак того, что называется стабильностью. Еще коллеги помнят свои разбитые иллюзии времен перестройки или начала девяностых. Я при этом стараюсь не забывать, что это было еще и время надежд и небывалой свободы для творческих учителей, которым было что сказать. Но все надежды перестройки обернулись разочарованием. Именно поэтому для многих моих коллег идеально, чтобы политики не было совсем. А чиновники от образования были бы рады, чтобы Путин правил пожизненно. Но в последнее время меня с моими оппозиционными взглядами коллеги стали выслушивать намного чаще и гораздо внимательнее.

​– Как вы думаете, почему это происходит?

– Учителям тоже надоел цинизм, который они чувствуют каждый раз, когда включают телевизор или читают победные реляции в официальной прессе.

– Вы часто объясняете процессы, которые происходят в современном обществе, исторической травмой? Поясните, что это такое.

– Об исторической травме лучше всего написал историк Александр Эткинд, у него есть книга "Кривое горе: Память о непогребенных". И там как раз речь идет о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Наше общество не работает с травмой, мы в ней живем, хотя бы потому что не так давно она была у нас в бумажнике. До последнего время на пятисотрублевых купюрах было изображение Соловецкого лагеря, СЛОН. Но есть и другая травма: распад Советского Союза, которая во многом управляет нами. Вектор реваншизма, обуявший всех вокруг, связан именно с травмой поражения в холодной войне и распада СССР. А современные политики оседлали эти настроения и используют их в своих целях. Нынешняя ресталинизация – это тоже следствие реваншизма. Для пожилых людей Сталин – это надежда и молодость. Я понимаю таких людей и готов слышать их, говорить с ними. Но есть и другой типаж современного сталиниста. Молодые или относительно молодые персонажи, которые вылезают на свет, когда речь заходит о Сталине. Какие-то казаки, православные фундаменталисты, русские националисты и так далее. Если травму не прорабатывать, то она передается из поколения в поколение.

​– Но что можно сделать с травмой в общественном пространстве?

– Нужно честно и прямо говорить о ней. Травму нельзя загонять и забывать. Иначе она будет вырабатывать компенсаторные механизмы, которые в конце концов станут управлять нашей жизнью. Очень важно очистить память от мифов. Например, от мифа, что СССР был развален в результате заговора темных сил. Или от мифа, что мы, народ, пассивная жертва, которую обманывает весь свет. Такие мифы упрощают картину мира и делают ее одномерной. Многообразие и сложность сводится к банальным и пошлым вещам.

– Кто это должен делать?

– Интеллектуалы, эксперты, журналисты. Но большинство из них идет с легкостью на компромиссы ради собственного материального благополучия. В результате работы с травмой не происходит, вместо этого мы проводим Олимпиаду и наклеиваем на машину фразу “можем повторить”. Такие действия не решают проблему, а лишь компенсируют наше ощущение дискомфорта и бессилия.

Еще работа с травмой требует интеллектуального усилия. А мы живем в состоянии удивительной легкости. Включаем телевизор, где ведущий упрощенно объясняет сложные вещи. В этом аспекте мне очень интересно преподавание истории. Ведь мой предмет должен учить критическому мышлению. А история сейчас понимается как идеологический инструмент. Несколько лет назад я был на совещании учителей истории в администрации президента. Там некоторые историки говорили, что преподавать историю нужно с идеологических позиций. Тогда, в 2012 году, учителя, которые делали такие предложения, воспринимались как маргиналы. На них даже с опаской поглядывали. Но сейчас эти идеи воплощаются в жизнь. И мы, учителя истории, вместо того чтобы формировать сложную нравственную личность, фаршируем школьников ложными и временными ценностями. Я уверен, что чем больше будет давление через идеологический воспитательный инструментарий на школьников, тем больше они будут протестовать. ​

– То есть вы против того, чтобы школа воспитывала учеников? За школой надо оставить только образовательные функции?

– Я как учитель занимаюсь воспитанием своих учеников. Но свою воспитательную работу я вижу в том, чтобы говорить и спорить с ними как с равными. Во всяком случае, когда это уже возможно, когда у них появляется мнение и желание его озвучить. Еще моя задача сформировать у учеников критическое мышление, чтобы они всегда задумывались о другой стороне события или явления. Я стараюсь не ограничивать преподавание предмета только политической историей. Ведь есть еще и антропология, и история повседневности, и история простого человека. Например, я даю ученикам задание опросить старших родственников о позднем Советском Союзе. Подобрать артефакты и рассказать об особенностях жизни людей в этот период. Среди старших родственников одиннадцатиклассников могут быть представители разных социальных категорий. И воспоминание номенклатурного работника может отличаться от того, что помнит таксист. Более того, эти воспоминания могут вступать в конфликт. Таким образом школьники учатся смотреть на прошлое со стороны и понимать, что прошлое проходит через все траектории сразу.

– Депутат Александр Афанасьев во время обвинительной речи в ваш адрес вспомнил школьника из Нового Уренгоя Николая Десятниченко, который выступил в Бундестаге и сказал, что многие немецкие солдаты хотели жить мирно, а не воевать. После этого на него обрушилась волна критики, а учителя немецкого языка школы, где учится Десятниченко, предложили уволить. Что вы думаете об этом?

– Помните слова из песни Гребенщикова: “Нас учили, что жизнь это бой. Но по новым данным разведки, мы воевали сами с собой”. Гребенщиков это не о Великой Отечественной войне пел. Он пел о дурной бесконечности поиска врагов. Мирная речь мальчика вызвала критику у тех чиновников, которые видят смысл своей деятельности именно в этом. Парень сказал правильные вещи. Нельзя воевать непрерывно, когда-то уже пора начинать прощать, а войну пора закончить.