Четыре года назад, 20 февраля 2014 года, во время массовых протестов в Киеве несогласных с решением украинских властей не подписывать Соглашение об ассоциации с Евросоюзом произошел расстрел десятков демонстрантов. Несмотря на то что с тех пор прошло много времени, до сих пор никто из тех, кто нажимал на курок, не был осужден, а высокопоставленные чиновники того времени, главные фигуранты так называемых дел Евромайдана, находятся в бегах – в России. ​Судебное рассмотрение по их делам осуществляется заочно.

Памятные мероприятия в Киеве 20 февраля 2018 года

Один из адвокатов, которые представляют интересы родственников погибших и других потерпевших на протяжении нескольких месяцев протестов, Виталий Тытыч, подробно рассказывает, почему до сих пор не доведены до конца следственные и судебные разбирательства в отношении подозреваемых в убийствах и других резонансных преступлениях во время Евромайдана.

– В СМИ широко используется термин "дела Евромайдана" для определения уголовных дел по самым разным эпизодам, связанным с событиями во время протестов. Департамент специальных расследований Генеральной прокуратуры Украины в конце прошлого года обнародовал информацию о ста уголовных делах, которые в связи с этим открыты. Не могли бы вы подробнее рассказать, о каких делах идет речь?

– Для понимания, что на самом деле происходит, надо оперировать не понятиями уголовного производства, а эпизодами, когда совершались различные преступления, по фактам которых были возбуждены уголовные дела. Речь идет о мирных протестных акциях и противодействии им со стороны правоохранительных органов и привлеченных ими так называемых "титушек", о преследовании участников акций протеста прокуратурой и судами с нарушением законодательства в период с 30 ноября 2013 года по 20 февраля 2014 года. Это избиения, уничтожение имущества, пытки, похищения, убийства, незаконные аресты или содержание под стражей, нарушение права на защиту, неоказание медицинской помощи.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться

Первый такой эпизод – 30 ноября, когда произошел разгон демонстрации, в основном студентов (всего около 300 протестующих), которые остались ночевать на площади после проведения митинга. Общебытовое название – разгон, квалифицированный как незаконные действия с превышением полномочий работниками правоохранительных органов, что повлекло за собой травмы и нанесение ущерба имуществу. В соответствии с Уголовным кодексом Украины это надлежит квалифицировать как пытки, потому что людей окружили и избили. Более того, тех, кто пытался убежать, догоняли и избивали. Людей не пытались вытеснить и рассредоточить, как это следовало бы сделать в соответствии с порядком тактико-специальных действий.

После 30 ноября следуют события 1 декабря – противостояние на улице Институтской в Киеве, когда демонстрация подошла к кордонам, оцепившим административные здания. Со стороны правоохранителей тогда появилась группа провокаторов, которые в течение часа имитировали нападение на оцепление, эта группа впоследствии отошла, и началось избиение граждан. В этот день пострадало очень много журналистов, поэтому помимо превышения полномочий при разгоне демонстрации тут инкриминировали препятствование журналистской деятельности.

В этот день я взялся за свое первое дело в рамках Майдана – за защиту журналиста Александра Заклецкого, который совершенно немотивированно был избит вместе с коллегами, а его техника – уничтожена. Впоследствии это привело к тому, что я стал представлять интересы других потерпевших. Конечно, избиение Заклецкого невозможно сравнить с убийствами, но на примере этого дела мне удалось понять характер тех преступлений, которые совершались, и отчасти предвидеть то, как ситуация будет развиваться. К сожалению, дальнейшие события полностью совпали с моими прогнозами, но я тогда не мог представить, что эта провокация закончится массовыми убийствами.​

Следующий эпизод – 10–11 декабря – имитация разгона протестующих на основании решения суда.

Далее, 29 декабря, после акции "Автомайдана", несколько тысяч автомобилей поехали к резиденции Януковича, и людей начали лишать водительских прав. 19 января был так называемый мирный поход к администрации президента и Верховной Раде после принятия 16 января провокации в виде так называемых "драконовских" законов и первые убийства: на улице Грушевского было убито 4 человека и 14 получили тяжкие телесные повреждения. В ночь с 20 на 21 января милиция и "титушки" похитили из больницы раненых участников протеста – журналиста Игоря Луценко и ученого Юрия Вербицкого. Их вывезли за Киев и пытали. Юрий не пережил пыток и умер.

Далее из ключевых событий – 21 января и убийства Сенника, Нигояна и Жизневского. 18 февраля – так называемое мирное наступление к администрации президента и Верховной Раде, которое закончилось кровавым побоищем: погибли 10 человек, более 100 получили тяжкие телесные повреждения. Затем началась так называемая антитеррористическая операция и очередная имитация разгона протестующих, но уже с убийствами, с применением оружия. Она началась в ночь с 18 на 19 февраля, когда состоялся поджог Дома профсоюзов в Киеве (два человека тогда погибли, потому что не смогли покинуть здание). И на следующий день, 20 февраля, – массовый расстрел демонстрантов, уже, слава богу, квалифицированный как террористический акт. 49 убитых и 80 раненых.

Вот это основные эпизоды в соответствии с уголовно-процессуальным правом: когда устанавливаются причастные к какому-то из этих преступлений, это выделяется в уголовное производство. И те сто уголовных дел, о которых вы говорили, когда цитировали Горбатюка, – это определенное количество уголовных производств на разных стадиях, начиная с досудебного расследования и заканчивая рассмотрением в суде. Эти уголовные дела, соответственно, разделяются на преступления, которые условно квалифицированы как превышение полномочий, повлекших ранения или убийства протестующих, – это что касается судей и правоохранителей, и на ненасильственные преступления, о которых можно говорить на примере "Автомайдана", когда выносили неправосудные решения, привлекали заведомо невиновных к уголовной ответственности, брали под стражу протестующих с нарушениями процесса и фальсифицированием документов.

К компетенции Департамента специальных расследований Генеральной прокуратуры Украины были отнесены эпизоды принятия так называемых диктаторских законов (законы 16 января. – РС), а также преступной деятельности депутатов Верховной Рады и судей Конституционного суда, которые способствовали узурпации власти Виктора Януковича. А когда, наконец, была сформулирована общая канва и начали говорить, что это не спорадические преступления, а объединенные одним умыслом одной группы лиц, началось производство по 255-й статье УК "Создание и деятельность незаконной организованной преступной группы". Здесь появляется Янукович как лидер незаконной группы. Отдельный блок уголовных дел – экономические преступления Януковича и других лиц.

– Так называемая антитеррористическая операция, которая проводилась против демонстрантов на Евромайдане и во время которой были убиты люди, была организована правоохранительными органами. Вероятно, они получали одобрение на это от вышестоящих чиновников, возможно, даже от президента. Уголовных дел, связанных с этими событиями Евромайдана, много, но тем не менее, есть ли конкретные факты, которые указывают на то, что руководство страны – это бывший президент Украины Виктор Янукович и высокопоставленные чиновники правительства каким-то образом причастны, например, к расстрелу мирных протестующих?

– Есть официальная позиция следствия (Департамента специальных расследований), его понимание событий во всех этих эпизодах, в том числе что касается роли Януковича и его команды, ближайшего окружения, но не только их. Она содержится в подозрениях и в обвинительных актах, которые переданы в суд. Есть также позиция ГПУ, которую артикулирует Юрий Луценко (генеральный прокурор Украины. –​ РС). Есть моя субъективная позиция как адвоката, который с 2013 года за этим внимательно наблюдает и находится внутри этих расследований, имеет доступ к процессуальным документам, к тем доказательствам, которые собраны следствием и которые уже признаны надлежащими, допустимыми доказательствами в уголовном производстве судом.

Моя позиция от официальной позиции отличается в описании роли и участия того же Януковича и его окружения и в описании вообще того, что происходило и как это необходимо квалифицировать в соответствии с Уголовным кодексом. Я подчеркиваю, что она отличается от официальной позиции, потому что фактически Адвокатская совещательная группа, защищающая потерпевших (получивших ранения или убитых во время протестов. –​ РС), постоянно контактирует, мы уже третий год работаем вместе с Департаментом специальных расследований. Мы же и создали этот департамент, выбили его у руководства нашей страны при помощи давления родственников погибших.

Но ни я, ни другие адвокаты не имеют права влиять на принятие процессуальных решений. Мы пытаемся аргументировать свою позицию, привлекая для этого экспертов, в том числе в сфере права, и благодаря нашему экспертному мнению уже многое удалось поменять. В частности, это изменение обвинения по ключевому событию – массовому расстрелу протестующих 20 февраля. Следствие, прокуроры восприняли нашу позицию, доводы экспертов, фактические данные и изменили квалификацию – с "превышения полномочий и убийства" на "террористический акт". Это единственное пока производство, в котором мое понимание событий совпало с официальным, со следствием. Остальное пока передано в суд и находится в следствии в том виде, в том объеме обвинения, которое немножко отличается от моего понимания динамики событий на Майдане, что это на самом деле было и почему так развивалось.

– Есть ли какие-то документы, приказы, записи телефонных разговоров, которые бы указывали на то, что, например, Виктор Янукович, тогдашний министр внутренних дел и другие высокопоставленные представители власти имеют отношение к принятию решений по так называемой антитеррористической операции на Евромайдане и конкретно к применению оружия против демонстрантов?

– Я не хочу никого обидеть, но вы фактически повторили те тезисы, на которых базируется попытка представить часть картины преступления защитой Януковича. На самом деле ситуация крайне простая, и тут не может быть каких-то двойных мнений. То, о чем они говорят, – это какая-то виртуальная реальность, и она не может существовать, потому что ни Янукович, ни на тот момент командующий внутренними войсками Шуляк или министр внутренних дел Захарченко и далее вниз по иерархической лестнице, как и в любой другой стране, не могут, в соответствии с законами Украины, действовать вне закона, их полномочия и порядок действий полностью законом определены. И диспозиция, что кто-то кому-то что-то не говорил, а кто-то как-то сделал, она не применяема в отношении должностных лиц, которые занимают определенное положение в стране. Они обязаны, у них достаточно сил и средств для того, чтобы прекратить данный процесс, если они его не санкционировали. Ведь речь идет о событиях, которые происходили на протяжении трех месяцев. То есть это такая позиция: "я не знал, а там убивали"…

Доказательства, которые, в соответствии с законом, должны были быть, такие как рапорты о применении спецсредств и оружия, видеофиксация, записи переговоров, приказы о введении плана антитеррористической операции и так далее, – естественно, после бегства Януковича уничтожались. Из того, что у нас есть, – это, например, телефонные переговоры командира роты "Беркута" Садовника во время расстрела, когда он руководил этим расстрелом, совершением террористического акта. Зафиксирована его связь с Шуляком и с заместителем Захарченко. То есть непосредственно при совершении террористического акта он с ними связывался. Но эти доказательства еще не исследованы в судебном заседании. Возможно, это будет исследоваться в заочном производстве по Шуляку, сейчас оно должно начаться, и тогда эти вещи можно будет точно установить и точно понять.

Решение о применении оружия касалось, как я предполагаю, исключительно определенной группы бывших работников правоохранительных органов – это те, которые, в частности, 20-го числа совершали расстрел. Оно не было доведено приказом или особым распоряжением до других подразделений – это тоже факт, и очень важный, который будет в процессе разбираться. То есть применяла оружие исключительно одна группа, как их называют, "черная рота". Другие работники правоохранительных органов совершали другие преступления. Они молча наблюдали за совершением террористического акта, не выполняя своих служебных полномочий, обязанностей прекратить данное преступление.

​Все события, которые происходили на Майдане, нападения на протестующих, по моей версии, – это провокации. Они не преследовали своей целью, как у нас говорят, "разгон Майдана". Такой цели не было. Была цель – нападение, нанесение максимального ущерба, фиксация на видео этого ущерба, ранений, убийств, избиений, и распространение в интернете с целью эскалации конфликта. Все события – это, в моем понимании, именно провокация. Она совершалась определенными группами граждан из числа действующих на тот момент сотрудников правоохранительных органов, милиционеров в штатском, гражданских лиц – это так называемые титушки, которых правоохранительные органы привлекали к этим мероприятиям. В ответ на эти провокации конфликт разгорался с новой силой.

В моем понимании, была системная эскалация, которая совершалась группой лиц на фоне бездействия правоохранительных органов, их содействия провокаторам. Эта версия базируется на достаточном количестве доказательств. И в последующем Янукович покинул Украину по команде организаторов данных провокаций. Именно для истории с так называемым освобождением Крыма и создавались эти картинки и видео этой эскалации.

– Если говорить о непосредственных исполнителях, расстреливавших протестующих 20 февраля, вы упомянули о Дмитрии Садовнике – это командир группы подразделения "Беркут", предположительно принимавшей участие в этом расстреле, он убежал в Россию. И сейчас из исполнителей, которых удалось идентифицировать, потому что не всех, кто стрелял, удалось идентифицировать, на скамье подсудимых остались пять человек. Это крайне мало, потому что группа была больше. Как это обстоятельство сейчас пытаются преодолевать следствие, адвокаты?

– Эпизод с "побегом" Садовника очень важен для понимания обстановки, в которой проходит расследование. На самом деле Садовник никуда не бежал, Садовника вывезли из Украины (в Россию. –​ РС). Я бы даже сказал, что он не сразу соглашался отсюда выезжать. Это была целая операция, начавшаяся с того, что судья Волкова вынесла демонстративное, циничное, заведомо неправосудное решение, и выпустила под домашний арест обвиняемого в массовых убийствах.

Предположительно Дмитрий Садовник стреляет по протестующим во время Евромайдана 20 февраля 2014 года

Важность Садовника в том, что, во-первых, его сразу четко идентифицировали. Практически все непосредственные исполнители 20 февраля закрывали лица масками, что усложняет их идентификацию, а Садовника, несмотря на то что он был в маске, сразу идентифицировали в силу того, что он имеет ранение: у него оторвана кисть (правой. – РС) руки, и он стреляет левой рукой, кладя оружие на раненую руку. Характерная травма, которую видно по многочисленным видео. Это первое. А второе то, что он во время совершения преступления координировал свои действия. Естественно, это субъективные предположения на основании той информации, которая собрана следствием, эти доказательства еще не исследованы, поэтому о них нельзя говорить как о чем-то на сто процентов доказанном. Это подлежит исследованию в судебном заседании, но картина видится так. Поэтому Садовник был и есть крайне важный свидетель, можно применить к нему такой термин. Ведь для нас очень важно установить не только и не столько непосредственных исполнителей, сколько организаторов, заказчиков данной бойни и идентифицировать, правильно квалифицировать данное преступление.

Касательно идентификации остальных лиц. Она тоже крайне проста, потому что непосредственные исполнители либо, скажем так, в силу своей интеллектуальной слабости не понимали, что происходит, либо они получили определенные гарантии, либо не боялись ничего. Но они, совершая данное преступление, перезванивались со своими родственниками, знакомыми, другими членами группы, и по этим телефонным звонкам, по биллингу, очень четко определено, кто где и когда находился во время стрельбы 20 февраля.

Я не знаю аналога в истории, когда убийца, совершая убийство, давал возможность себя абсолютно спокойно снимать на камеру, а данный террористический акт от начала до конца снят как стационарными камерами видеонаблюдения, так и десятками телеканалов. Были десятки, если не сотни стримов участников как с одной, так и с другой стороны. Все это дает возможность очень четко восстановить картину преступления.

Интернет в данном случае является орудием преступления в понимании украинского Уголовного кодекса, потому что целью совершения террористического акта является влияние на принятие решения государственными органами или гражданами. Это как раз тот случай, когда совершением жуткого акта – убийства 39 человек, ранения десятков других и фиксации этого кровавого месива на видео с последующим распространением в интернете – надо было создать картинку кровавого побоища в Украине, полного хаоса с целью дискредитировать государственные институты власти. Таким образом, были созданы ключевые предпосылки для бегства Януковича, который должен был всем сказать, как он это и сказал, что он испугался чего-то, непонятно чего, и покинул Украину. Я думаю, это задумка ФСБ. Отсутствие в Украине Януковича – это единственная юридическая возможность для обоснования аннексии Крыма. Если бы Янукович уехал из Киева и оставался в Крыму, или на востоке в каком-нибудь Северодонецке, – это делало бы невозможной легитимизацию в глазах международного сообщества аннексии Крыма и атаки на восточные области.

– На одном из видео, снятом телекомпанией "Белсад", предположительно Садовник сделал восемь выстрелов. Тем не менее не все выстрелы, которые были сделаны сотрудниками подразделения "Беркут", могли убить человека. Есть ли уже данные, сколько беркутовцев стреляли? И сколько людей было убито именно ими? Известно, что 20 февраля, после штурма Дома профсоюзов, стрельба велась из нескольких точек, в том числе со стороны протестующих. Возможно, как вы говорите, это была провокация, но тем не менее эти пули были разными. Что удалось сейчас точно выяснить по поводу того, кто стрелял, сколько людей стреляли и откуда?

– Вопросы, кто кого убил или ранил из состава конкретных участников данного террористического акта, в соответствии с Уголовным кодексом, имеют второстепенное значение. Для применения наказания по этой статье не имеет значения, кто конкретно кого убил. Даже если они стреляли в воздух, они являются участниками террористического акта, который повлек гибель людей. Если кто-то из тех, кто находится на скамье подсудимых, начнет давать признательные показания, будет пытаться себя спасти, тогда можно будет идентифицировать, что он, скажем, стрелял в воздух. И если не будет доказательств, что непосредственно он кого-то ранил или убил, тогда можно говорить о применении более мягкой меры, чем пожизненное заключение.

Касательно оружия: было установлено 23 автомата Калашникова, АКМ, одна снайперская винтовка Драгунова и помповое ружье ИЖ-12, находившиеся на вооружении роты "Беркута". Данное оружие было закреплено за конкретными лицами. Сравнение пуль и гильз, которые были отобраны из тел потерпевших и на месте преступления, были идентифицированы путем сравнения с пулегильзотекой. Таким образом восстановили, из какого оружия стреляли на Майдане непосредственно, и через это – привязку к конкретным лицам, принимавшим участие в этом террористическом акте.

Есть эпизоды, когда стрельбу ведет предположительно бывший заместитель командира киевского спецподразделения "Беркут" полковник Олег Янишевский, но экспертизой не установлено использование его табельного оружия. Одновременно установлено применение оружия бойца роты, который точно не принимал участия, потому что в это время находился в госпитале. Есть предположение, что это оружие было у других лиц. Но опять-таки есть совпадения, и порядка 15 участников, их оружие и пули идентифицированы.

Исходя из этого, мы можем утверждать, что, например, такой-то потерпевший был убит или ранен из оружия, которое закреплено за конкретным бойцом спецподразделения "Беркут", и далее по биллингам устанавливается его присутствие во время данного преступления. Все 24 лица установлены именно путем сопоставления показаний, и основное – их телефонный трафик. Например, в случае Аброськина (один из сотрудников "Беркута", предположительно участвовавший в стрельбе 20 февраля. –​ РС) есть фотопортретная экспертиза, потому что в определенный момент он был без маски.

Оружие было найдено, оно было уничтожено физически, номера попытались затереть и утопили в озере в Голосеевском районе Киева. Но два года назад его нашли, что морально подорвало тех лиц, которые сейчас находятся на скамье подсудимых. На скамье подсудимых – 5 из 24 установленных, о которых говорит следствие.

У нас есть видео самого расстрела, тысячи гигабайтов, и абсолютно никакой огневой поддержки со стороны протестующих, чтобы прекратить эту бойню, нет. Людей расстреливают. Но стрельба действительно велась не только из сектора, в котором находились бойцы подразделения Садовника. Действительно, для начала этой бойни была совершена провокация определенной группой. Было смертельное ранение прапорщика, он истек кровью. И действительно, стрельба велась из здания консерватории (со стороны протестующих. – РС). Были такие эпизоды, их надо расследовать для воссоздания полной картины происходившего.

– Насколько я понимаю, еще не осужден ни один человек, который был причастен к убийствам во время протестов Евромайдана?

– Нет, не был осужден ни один.

– Как родственники погибших и пострадавшие относятся к тому, что так долго идет расследование, так долго длятся суды? Уже прошло четыре года, но до сих пор никто из них не узнал, кто конкретно убил их близких?

– Суды и расследования не идут долго. Это абсолютно нормальная ситуация. Я напомню, что недавно в Литве было передано в суд дело по участникам расстрела 1991 года под телецентром. В Литве, в государстве, которое в силу объективных причин значительно нас опередило в развитии демократических институтов, правоохранительных органов, это сделано только сейчас. Масштабы украинских событий несопоставимы практически ни с одним событием, поэтому я бы никогда не говорил, что дела рассматриваются долго. Другое дело, что у нас существуют определенные обстоятельства.

На самом деле, преступления для расследования крайне простые, и они могли бы быть расследованы и переданы в суд в массе своей за год-полтора, но с первого момента идет уничтожение доказательств. Ни один правоохранитель, в соответствии с законом, не может сделать шаг, начиная от просто банального выхода на патрулирование и заканчивая, тем более, выдачей и применением огнестрельного оружия. Все должно быть документировано, сделано на основании приказа. Это максимально облегчает расследование, и так должно быть в любой стране. Но это вывозили и уничтожали. В том числе вывезли оружие, вывезли подозреваемых, как, например, Садовника, все убежали. Подразделение "Беркут" перестало так называться, но фактически это все те же люди. И понятно, что они не будут способствовать расследованию или проводить его.

Если говорить о родственниках потерпевших, то это организованные люди, мы периодически встречаемся, информируем их о том, что происходит. Они прекрасно знают, кто и что мешает расследованию и наказанию лиц, совершивших преступления. Поэтому ожидать от них истерики, как многие хотят, в том числе Россия, не имеет смысла. Они действуют понятными мирными методами. Вот сейчас, к очередной годовщине, они подготовили список вопросов президенту Украины. Он был избран, потому что его основными лозунгами было наказание преступников, организаторов Майдана.

– Мой последний вопрос связан с заявлением Сергея Горбатюка, главы Департамента специальных расследований Генеральной прокуратуры Украины. Он критиковал ситуацию, при которой многие подозреваемые в совершении преступлений во время протестов на Евромайдане, могут быть осуждены заочно. Он утверждает, что эти заочные приговоры очень легко опротестовать, например, в Европейском суде по правам человека, поскольку украинские законы в общем позволяют это сделать. Согласны ли вы с этим утверждением? И нужно ли изменить украинское законодательство?

– Это вопрос, который непосредственно касается моей деятельности. Моя зона ответственности, как адвоката, – это в том числе законодательное обеспечение процедуры расследования и привлечения к уголовной ответственности. Горбатюк озвучил маленькую часть того, о чем говорили мы: украинское законодательство, регулирующее заочное (in absentia) уголовное производство, крайне несовершенно. Чтобы сделать подобный вывод, достаточно зайти на сайт Европейского суда по правам человека и посмотреть выборку решений по заочному осуждению. Соответственно, наши рекомендации были очень простые.

Мы взяли практику Европейского суда, негативные решения, и сказали, что нам надо учесть это в нашем законодательстве и предусмотреть в процессе, именно в процедуре судебного разбирательства, для того чтобы не дискредитировать данное расследование. Но это было проигнорировано. Надо понимать, что действующая сейчас Верховная Рада также абсолютно не заинтересована в принятии действенного закона, который предполагает расследование и привлечение к суду по этой процедуре. Потому что это украинская традиция: власть меняется, они куда-нибудь бегут и оттуда, издалека рассказывают о политических преследованиях… им очень важно, чтобы была возможность доказать, что процедура их привлечения к суду проведена с нарушениями Конвенции по правам человека, в частности, статьи 6-й "Право на справедливый суд". Поэтому, действительно, есть такая проблема, и мы на всех парах к этому несемся с тем производством, которое есть.