"Ох, черт возьми, только не русская!" (в оригинале вместо "черт возьми" употреблено более крепкое выражение). Так, по словам молодой женщины из России, живущей в Лондоне, отреагировали два ее английских собеседника, когда в обычной беседе за столиком в кафе она ответила на их вопрос, откуда она родом.

Валерия Старк – так называет себя автор недавней исповеди русской эмигрантки, опубликованной изданием The Independent, – утверждает, что Великобритания быстро превращается в страну, исполненную предрассудков и неприязни по отношению к выходцам из России – особенно после "дела Скрипаля". Старк – свою настоящую фамилию в Британии она перестала использовать, так как ее "трудно произнести англоговорящим", – жалуется на то, что ее происхождение создает ей трудности на каждом шагу: "Сообщить, что ты русский, в Британии – все равно что признать, что у тебя смертельная болезнь, и жить тебе осталось пару недель. Причем болезнь эта заразная".

Приводимые ею разнообразные примеры настолько неприятны, что неизбежно возникает вопрос: зачем же так мучиться в столь негостеприимной чужой стране? С другой стороны, если верить Старк, то трудно избежать и другого вопроса: как могло случиться, что одно из самых открытых европейских обществ стало сборищем грубых ксенофобов? Опасения по поводу преследований соотечественников в Соединенном королевстве у российских властей настолько усилились, что Россотрудничество даже запустило для обучающихся там российских студентов специальную программу "Highly Likely Welcome Back, или Пора домой!". Правда, как выяснили корреспонденты проекта "Сибирь.Реалии", сами студенты, находящиеся в Британии, относятся к этой инициативе в основном иронически, а каких-либо проблем в общении с местными жителями российское происхождение им не приносит.

О том же говорит Радио Свобода и Александр П., уроженец Перми, который уже 15 лет живет в Англии и сейчас владеет небольшим торговым бизнесом в городе Шеффилд: "Вроде нормально все. Да, после этой истории со Скрипалем соседи и мои здешние друзья стали задавать мне какие-то вопросы о Путине, о российской политике – раньше мы об этом говорили мало. Но по отношению лично ко мне или моей семье я никаких косых взглядов или грубых слов не встречал. Правда, у меня дети уже куда лучше по-английски говорят, чем по-русски, их от местных особо не отличишь".

Валерий Аджиев, IT-специалист, живущий в городе Борнмут, делится своими наблюдениями: "На повседневном, бытовом уровне никаких изменений не замечаю. Все нормально. И о каких-либо эксцессах со знакомыми россиянами тоже не слышал. На общем же информационном уровне отношение к России как стране, откуда может исходить опасность, безусловно, стало более выражено".

Больше поводов для беспокойства, чем у людей среднего достатка, видимо, у богатых российских бизнесменов, осевших в Великобритании. И дело тут не в ксенофобии. В конце марта британский парламент объявил о начале специального расследования, направленного на выяснение масштабов и ужесточение методов борьбы с отмыванием денег в стране. Стоимость собственности, приобретенной в Великобритании за "средства сомнительного происхождения" (suspicious wealth), оценивается сейчас в 4,4 млрд фунтов стерлингов. Не менее 880 млн из них – приобретения граждан РФ. Многие из этих владений, как и их хозяева, хорошо известны и фигурировали в материалах антикоррупционных расследований и выступлениях российских оппозиционных активистов.

"Известно, что Лондон давно стал популярным местом пребывания для обладателей капиталов сомнительного происхождения из России, – заявил недавно руководитель британского отделения организации Transparency International Дункан Хэймс. – Они воспользовались недостаточными мерами регуляции в этой области и возможностью не разглашать реальную структуру собственности офшорных фирм. Чтобы бороться с этим, Британия должна осуществить наконец давние планы составления публичного реестра владельцев всех иностранных компаний, обладающих собственностью в стране". Как заявил на днях министр по делам безопасности и экономической преступности Бен Уоллес, соответствующий законопроект сейчас дорабатывается и, по планам кабинета Терезы Мэй, может быть одобрен парламентом в будущем году.

Сомнений в эффективности предложенных мер, правда, тоже хватает. Джеймс Никси, глава программы изучения России и Евразии в лондонском исследовательском центре Chatham House, формулирует причины этого предельно жестко: "Кроме голой риторики, нет никаких свидетельств того, что британское правительство всерьез намерено отслеживать "грязные" деньги и бороться с ними. Скорее наоборот. Британские власти годами воздерживались от нанесения ущерба деловым интересам [лиц], связанных с Кремлем, поскольку, по удивительному совпадению, это также один из источников обогащения обладающего хорошими связями слоя банкиров, финансовых менеджеров, юристов, агентов по продаже недвижимости и т. д."

​Евгений Чичваркин, крупный российский предприниматель, ныне живущий в Лондоне и известный своими оппозиционными по отношению к Кремлю взглядами, в недавнем интервью телеканалу Sky News утверждал, что санкции против российского бизнеса в Великобритании будут иметь политический эффект, противоположный желаемому. "Если начнется охота на олигархов, я не вижу, какие позитивные последствия она может иметь. Хотите наказать Путина – наказывайте лично его. Не надо наказывать людей, живущих здесь 15 или 20 лет. Ну, введете вы санкции против олигархов – и Путин скажет им: "Я был прав, британские власти – наши враги, возвращайтесь-ка в Россию". Кто в результате выиграет? Путин", – считает Чичваркин.

Ситуацию для Радио Свобода комментирует профессор Кембриджского университета, специалист по истории международных отношений Брендан Симмс:

– По вашим наблюдениям, отношение обычных британцев к россиянам, русским изменилось в связи с "делом Скрипаля" и другими проблемами в отношениях двух стран?

– Нет. Во всяком случае, не в том смысле, в каком принято говорить об исламофобских или антисемитских выходках. Или о нападениях на поляков и других выходцев из стран Восточной Европы в период кампании, связанной с референдумом о Брекзите. Я не утверждаю, что ничего подобного по отношению к русским здесь нет, но я о таких случаях не слышал.

– А если говорить об имидже России и его восприятии? Есть изменения?

– Да, безусловно. У меня нет данных каких-то опросов, но я исхожу из собственного общения с людьми и из того, что вижу в СМИ. Но тут речь идет не только о "деле Скрипаля", это, скорее, результат более длительного процесса, кульминацией которого стало это происшествие. Возникло обостренное понимание того, что действия нынешних российских властей в Европе могут иметь крайне неприятные последствия. Это один момент. Другой – это эффект массмедиа и поп-культуры, где образ русских тесно связан с преступностью, мафией, сейчас популярен один такой телепроект…

– Вы имеете в виду сериал "МакМафия"?

– Да! Он очень известен. Конечно, это создает какие-то стереотипы. С одной стороны, это не вранье, но с другой – это, наверное, не очень честно по отношению к большинству живущих здесь русских, которые работают, занимаются бизнесом мирно и вполне законно. В общем, есть несколько слагаемых, благодаря которым образ России здесь в целом очень плохой.

​– Если сравнить нынешнюю ситуацию с тем, что было в 2006–07 годах, сразу после убийства Александра Литвиненко, – сейчас хуже?

– Да, намного. Насколько я помню, за ситуацией с гибелью Литвиненко здесь следило относительно небольшое число людей. То есть непосредственно после убийства был всплеск интереса, но потом он быстро пропал. И тогда не было такого политического эффекта, как в случае со Скрипалем. Тогда было стремление особо не педалировать причастность российского государства к этому преступлению. Теперь это совершенно иначе.

– Недавно представитель МИД РФ Мария Захарова публично напомнила о некоторых версиях давних исторических событий – в частности, подлинной или мнимой причастности Британии к убийствам Григория Распутина (1916) и Павла I (1801). Каковы бы ни были цели этой риторики, она вписывается в существующий в политических кругах России – и популярный у какой-то части общества – нарратив под названием "англичанка гадит". В Британии есть нечто подобное в отношении России – представление о том, что коварные русские стоят за очень многими проблемами и вредят британским интересам где только могут?

– Вообще-то во многих странах в разные эпохи сложился (и кое-где сохраняется до сих пор) имидж коварной и едва ли не всемогущей Великобритании. Он на самом деле заметно преувеличивает реальные возможности нынешнего британского государства. Например, на Ближнем Востоке, в Иране бытуют представления о британской манипуляции политическими и дипломатическими процессами. И конечно, Балканы. Но вы спросили о "зеркальном" негативном представлении о происках России. Россия исторически не всегда была в центре британской внешнеполитической стратегии, она часто из этих схем "выпадала". Но в XIX веке благодаря "восточному вопросу" Россия стала восприниматься как серьезный и опасный конкурент на Балканах и Ближнем Востоке – ну и, конечно, перипетии "Большой игры" и всех этих имперских комбинаций времен Киплинга. В это время образ России-врага довольно прочно вошел в массовое сознание британцев. И еще один момент: начиная со времен Николая I, Россия начала ассоциироваться также с чрезвычайным консерватизмом, реакцией, автократией, стала их олицетворением. Например, во время Крымской войны эти два образа, России-соперника и России – оплота реакции, слились воедино.

​– Но таково и восприятие нынешней России либеральной частью западного общественного мнения.

– Безусловно. Я об этом говорю, в частности, на наших семинарах по международной политике в Кембридже: ситуация XIX века в чем-то повторяется. Не во всем, конечно, сейчас другая эпоха, различия огромны, но все же. Британия и Россия вновь противостоят друг другу, стратегически и идеологически. Да, Россию можно назвать противником Соединенного королевства в Европе.

– То есть ситуация сейчас обратна той, что была во время обеих мировых войн, когда Великобритания и Россия были союзниками?

– Да. Но при этом важную роль в дальнейшем развитии событий может сыграть то, к каким последствиям приведет Брекзит. Потому что в новой возникающей конфигурации встает вопрос – я надеюсь, правда, что он останется гипотетическим: насколько сильно должны испортиться отношения между Британией и "оставшимся" ЕС для того, чтобы примирение с нынешней Россией, при всей ее непривлекательности, начало представляться реальным вариантом? Я имею в виду нечто отдаленно напоминающее 1930-е годы. До прихода к власти Гитлера и даже позднее, до 1939 года, мысль о том, что Британия и СССР могут оказаться по одну сторону баррикады или фронта, казалась большинству людей здесь абсурдной. Но потом обстоятельства изменились.

​– Британские власти заговорили о каких-то возможных мерах против российских олигархов, осевших в Великобритании. Вы верите в серьезность этих намерений? В конце концов, российские деньги, вне зависимости от их происхождения, сослужили недурную службу британской экономике…

– Наверное, я не совсем тот человек, которого нужно об этом спрашивать, потому что у меня нет четкого представления о механизме действия подобных санкций, о том, насколько с правовой точки зрения правительство тут может быть свободно в своих действиях. Но, по моим ощущениям, определенная точка невозврата все-таки пройдена. В этом разница между ситуациями с Литвиненко и Скрипалем. Тогда явно просматривалось нежелание британской стороны идти на резкое обострение. Было видно стремление сохранить не только отношения с российскими властями, но и вот эту ситуацию с присутствием и притоком российских денег в Британию. Теперь это не так, поскольку со времени смерти Литвиненко произошло множество негативных событий, связанных с Россией: Крым, Восточная Украина, Сирия. Да и в связи с Брекзитом атмосфера в самом Соединенном королевстве изменилась. В общем, Путин испортил отношения России с Британией очень и очень надолго, – говорит историк, профессор Кембриджского университета Брендан Симмс.