"Меня кинули в микроавтобус, с мешком на голове привезли в здание бывшего СБУ на Ивана Франко. Начался очень жесткий допрос, меня спрашивали, кого я знаю из активистов, кто собирался взрывать памятники. Меня начали избивать ногами, руками, дубинками, лежа и сидя. Когда я отказался говорить, начали применять удушение. Я много раз видел это в кино и не понимал, как люди на этом ломаются. Но это очень страшно, ваша честь. Они угрожали изнасиловать меня дубинкой, вывезти в лес и там закопать. Часа через четыре они утомились и повезли меня на обыск. Только там я узнал, что это – сотрудники ФСБ. Они там ожидали увидеть террористов и оружие, а нашли только моего ребенка – он присутствовал при обыске, о чем в протоколе не говорится. Найденные деньги – это деньги моей кинокомпании для съемок фильма “Носорог”.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться

Тут в суде фамилия Чирний (обвиняемый по "крымскому делу" Алексей Чирний, его арестовали с поличным, когда он закладывал под памятник Ленину муляж бомбы, который дал ему агент ФСБ, под пытками он оговорил Олега Сенцова. – РС) произносится чаще, чем Сенцов. Вы думаете, что если я буду делать теракт, я доверю это такому человеку, как Чирний? Чтобы он всех завалил? Мы якобы планировали там теракты, при этом я остаюсь в городе, ничем не пытаюсь им помочь. Какой я тут революционер? Я неумеха.

Я все сказал, и больше не хотел бы участвовать в этом процессе и отвечать на вопросы суда или прокурора. Спасибо, что выслушали, ваша честь" – это отрывок из показаний Олега Сенцова в Ростовском окружном военном суде в августе 2015 года.

Эти слова вошли и в пьесу Елены Греминой "Помолвка", которую она написала для Театра.дос. Получилась пьеса о смелости, о силе духа, о трусости, о предательстве и о преодолении страха. Для Греминой был важен именно человеческий аспект "крымского дела". Почему кто-то выдерживает, а кто-то нет. Всех четырех обвиняемых по "крымскому делу" пытали, двое оговорили себя и других. Сенцов и Александр Кольченко не сломались. Геннадий Афанасьев, выступая на суде, признался, что оговорил Сенцова под пытками. Его признание было архиважным, оно подтверждало версию защиты о том, что "крымское дело" сфальсифицировано и показания главных свидетелей обвинения получены под пытками. Пьеса "Помолвка" легла в основу спектакля "Война близко" – одного из самых пронзительных и сильных спектаклей Театра.док.

Гремина умерла утром 16 мая, в тот же день стало известно о бессрочной голодовке Олега Сенцова. Я думаю, что если бы Лена была жива, она была бы среди тех, кто сегодня мучительно ищет пути спасения Олега Сенцова. Жертвенность Сенцова, который объявил смертельную голодовку не за изменение своей участи, а за освобождение других, тронула очень многих, даже тех, кто никогда не интересовался делом "крымских террористов".

Кто-то выходит на пикеты, кто-то пишет письма поддержки. Но пока очень страшно. Страшно, потому что есть ощущение безысходности. Может быть, потому, что Олег так далеко – в ямальской колонии строгого режима, местные члены ОНК не будут навещал его так же часто, как мы, московские, навещали ту же Надежду Савченко, когда она голодала в московском СИЗО 70 дней. Мне страшно, потому что я уже много лет занимаюсь одним и тем же: пишу и подписываю открытые письма в защиту обвиняемых и осужденных. Я каждый раз надеюсь на чудо, но чудеса случаются не всякий раз.

Дело не во мне. Дело в том, что с каждой такой историей в очередной раз убеждаешься в том, как мы мало можем. В том, что каждый человек, вытащенный из лап системы, может оказаться последним спасенным. "Время сопротивляться еще не пришло. Время печали давно с нами", – написала Алена Солнцева в статье о Михаиле Угарове и Елене Греминой. Я никак не могу смириться с тем, что мы не научились сопротивляться, что мы все время проигрываем, не могу смириться с тем, что мы упустили какой-то очень важный момент. Всегда можно оправдать свое бессилие тем, что от тебя ничего не зависит и что в авторитарном государстве все решает только один человек, а на него никто не может повлиять.

Не мною сказано: "Бог действует через людей". Ведь в окружении Путина должны быть люди, способные влиять и знающие как. Давайте пробовать. Мы можем очень мало – говорить, писать, говорить, писать об Олеге, о его голодовке, о его требованиях. Мы можем быть реалистами и требовать невозможного. Ведь мы каждый раз сокрушаемся о том, что ничего не можем, а власть "усмехается в усы".

В августе 2015 года Сенцова посадили на 20 лет за несуществующий терроризм, его не смогли отстоять, потом пришли за Кириллом Серебренниковым. Две недели назад мы в таком же бессилии наблюдали, как в конвойном помещении Басманного суда в предынфарктном состоянии находился обвиняемый по "театральному делу" Алексей Малобродский. Адвокаты и коллеги названивали разным сильным мира сего и умоляли спасти Малобродского. Его увезли в больницу и приковали наручниками к кровати.

Через несколько дней звезды как-то сошлись на небе и Следственный комитет неожиданно изменил меру пресечения Малобродскому с ареста на подписку о невыезде. Теперь он дома. И это чудо. Пусть и кратковременное: никто не знает, каким будет приговор суда, не окажется ли эта подписка о невыезде передышкой перед лагерным сроком.

О спасении Сенцова нужно просить у всех: у патриарха Кирилла, который может напомнить президенту Путину о милосердии; у Алексея Кудрина, который может объяснить Путину, в чем состоит прагматическая польза освобождения украинских политзаключенных; у Макрона и Меркель – и далее по списку. Спасти Олега Сенцова можно, если найти переговорщика. Найти того, кто бы встал между Россией и Украиной и договорился о цене, за которую можно решить проблему заложников – украинских политзаключенных.

На кону – жизнь. Жизнь человека, который однажды не сломался под пытками. Это ключ к пониманию того, кто такой Олег Сенцов. Сам он написал о себе в одном из рассказов вполне в шукшинском стиле: "Родился в понедельник, 13 числа. Наверное, оттого и жизнь проходит весело. Детство было как детство – светлая пора. Вырос в деревне, в полуинтеллигентной семье: мать – воспитатель, отец – шофер. Жили небогато, но плохого вспомнить нечего. В школе учился хорошо, в классе был первым. Много читал. Уроки делал, но не зубрил – выезжал на хорошей памяти и тяге к знаниям. В классе был отщепенцем. Худым. Били.

В 12 лет сильно простудился. Простуда дала осложнение на ноги – полиартрит. Отнялись. Полгода лечения – снова начал ходить.

В старших классах спорил с учителями – иногда по теме, иногда просто дерзил – раздражают люди, которые считают себя умнее других, но таковыми не являются. Влился в тусовку школы, начал дружить с хулиганами – жизнь повернулась новыми гранями. Занялся спортом, хотя врачи запрещали. Медицина от меня отказалась, а я от нее. Раскачался, закалился. После школы приехал в город С. поступать в институт, в престижный, на государственное отделение. Не хотели принимать документы:

– Мальчик, ты откуда?

– С деревни С.

– Золотая медаль есть?

– Нет.

– Серебряная?

– Нет.

– Так что же ты хочешь?

– Учиться!"

Зоя Светова – журналист mbk.media, бывший член Общественной наблюдательной комиссии города Москвы

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции