50 лет назад в эссе "Человек – ошибка эволюции" Артур Кестлер выдвинул гипотезу о том, что homo sapiens является не венцом творения, а патологической ошибкой. Он обнаружил у человеческого вида пять симптомов патологий, которых не найти у других животных. В их числе стремление истреблять себе подобных и "шизоидный разрыв между рациональным мышлением и иррациональными верованиями".

Режиссер Виктор Косаковский предлагает те же вопросы о пороках человеческого рода. Его новый документальный фильм "Акварела" посвящен воде во всех ее формах: нет ни одного кадра, в котором не было бы воды. Трещит арктический лед, тропический ураган сметает все живое, жалкий кораблик чуть не гибнет в океане, взбаламученном штормом. Есть уникальные кадры, снятые под айсбергом: отважный оператор умудрился нырнуть под ледяной остров, рискуя жизнью. "Акварела" – технический эксперимент: 96 кадров в секунду вместо привычных 24, а для записи звука было использовано 118 дорожек. Подобные опыты ставил в Голливуде Питер Джексон, снявший "Хоббита" в формате 48 кадров в секунду, и Джеймс Кэмерон, призывавший коллег отказываться от устаревшего 24-кадрового стандарта и переходить к более совершенному варианту – 60. Но до 96 кадров в секунду еще никто не добирался. В самом деле, картинка впечатляющая, хотя далеко не во всех кинотеатрах возможно показать такое кино. Виктор Косаковский предсказывает революцию в кинематографе и говорит, что после его эксперимента в Голливуде никто не захочет работать по-старому. Hollywood Reporter сулит фильму блестящее будущее в мировом прокате и успех у аудитории, увлеченной живописными картинами, которые демонстрируются в кинотеатрах IMAX.

"Акварела" – фильм о стихиях, с которыми безрассудно пытается сражаться человек, – начинается эпизодом, снятым на озере Байкал. По непрочному льду безумцы носятся на автомобилях. Прямо перед камерой машина проваливается под лед, двое пьяных и окровавленных пассажиров выбираются при помощи МЧС, а их приятель Колян тонет.

На Венецианском фестивале, где прошла премьера фильма, Виктор Косаковский выступил в поддержку политзаключенного украинского режиссера Олега Сенцова.

Мы встретились с Виктором Косаковским после австрийской премьеры "Акварелы" на Виеннале. Оказалось, что его фильм вызвал нарекания у российских коллег, считающих, что знаменитый режиссер избегает прямого политического высказывания, и в разговоре с Радио Свобода Виктор Косаковский ответил оппонентам.

Embed share

Виктор Косаковский в программе "Культурный дневник"

by Радио Свобода

Embed share

Текст скопирван

The URL has been copied to your clipboard

---

No media source currently available

0:00 0:23:44 0:00

Скачать медиафайл

• 64 kbps | MP3

Pop-out player

– Когда вы в океане находитесь, там 24 часа в сутки идет шторм, и ты представляешь, что это может быть так миллион лет… Или водопад, там такая мощь невероятная, ты понимаешь, что это так каждый день без выходных, без Нового года, без дня рождения. Каждую секунду миллион лет – вот такая сила. Откуда это взялось? Мы не знаем ничего про этот мир, про то, по каким законам он существует. И конечно, мы переоцениваем наше значение в этом мире. Я не знаю, как мы сумели узурпировать все это, как сумели подавить все вокруг, как мы решили, что мы самые главные? Это только мы изобрели автоматы, пытки, концентрационные лагеря, ГУЛАГи, "Новички" – это только мы делаем, это никто другой не делает, ни попугай, ни крокодил. Если они убивают друг друга, они в честном бою один на один, но так, чтобы миллионы убивать – это только мы. Это только мы придумываем бомбы, это из-за нас в океане плавает целый пластиковый континент. В среднем человек съедает сто килограмм мяса в год. Если нас 7 миллиардов, значит нам надо убить 7 миллиардов крупных животных по 100 килограммов каждое. Сейчас на земле два миллиарда коров, два миллиарда свиней, 20 миллиардов куриц, и все они не проживут и двух лет. Мы просто убийцы. Мы думаем, что мы самые главные. Мы ведем себя не то что безрассудно, я даже не знаю такого слова по-русски, надо придумать это слово, чтобы квалифицировать, как ужасно мы себя ведем.

– Такие размышления много лет назад привели меня к вегетарианству, а потом и к веганству.

– У меня то же самое. У меня была в семье маленькая трагедия: меня отправили из города в деревню, я прожил там несколько месяцев. У меня был друг – маленький поросенок. Потом его, естественно, съели. Мне было 4 года, я запротестовал – съели моего друга. И я стал вегетарианцем. Как только ты об этом думаешь, ты становишься веганом. Сейчас я снимаю картину про свинью, курицу и корову. Люди снимают, как их убивают, – это не помогает. Люди снимают мясокомбинаты – это не помогает. Я решил снять, кто они такие. Кто такая курица, кто такая свинья, кто такая корова. Я решил провести с ними время, два месяца, просто уделить им время и понять. Я вам скажу, ничего лучшего в жизни я не снял, ничего лучше я не испытал. Не жалейте меня, я испытал очень много в жизни, я, может быть, самый счастливый на земле. Но вот эти эмоции: увидеть, что они способны на самопожертвование, на чувство юмора, на взаимовыручку, на любовь, они на все способны. Они способны плакать от переживаний. А мы думаем, что это только наша привилегия – душа. Простите пожалуйста, это не наше, у них тоже это есть.

– У вас есть потрясающий кадр: во время наводнения свиньи и собаки стоят и ждут спасения, ждут своей судьбы…

– Это был самый первый кадр, который я снял случайно. Я был в Мексике по другой причине, снимал другой фильм. Это было 5 лет назад. Но когда я услышал о наводнении в Веракрусе, я туда приехал, снял этот кадр. Я его сохранил, и он попал в картину. Я понимаю, что документалисты сейчас снимают о Путине, о том, какой он плохой или что мы делаем не так в Сирии или Украине. Я понимаю. Но я думаю, что есть больше проблемы. Я, как документалист, наверное, несу ответственность, что не снимаю что-то про Россию, но мне кажется, что есть больше проблемы на земле. Потому что сам факт, что есть Путин, сам факт, что есть война, говорит о том, что что-то с нами не в порядке. С нами как биологическими существами что-то не то. Если русские воюют с Украиной, что-то с нами, не с русскими и с украинцами, а что-то с человеком не то. Поэтому это я и снимаю, я хочу понять, что это за существо – человек, в чем его место на земле.

– То, что вы снимали на Байкале, – это же про Россию, про русского человека, который бросает вызов Богу и готов умереть из-за сигареты.

Смотри также

Иллюзорный спрут и лучадоры. Лучшие фильмы Виеннале

– Это наш "авось". Да, это тяжело смотреть, но это факт. Я мог бы из этого сделать полнометражный фильм. Вы помните, был у Абдрашитова и Миндадзе фильм "Остановился поезд"? Если внимательно разобраться, там все в чем-то виноваты. То же самое на Байкале. Вроде просто случай, просто пьяный, просто утонул, а на самом деле это массовое убийство. Cговор, который приводит к этому результату. Я бы мог целое кино об этом сделать, если бы занимался художественным кино. В документальном кино ты не можешь это сделать, потому что ты тогда обвиняешь людей таким образом, что их даже могут посадить в тюрьму. Хотя сегодня не знаю, могут ли посадить в тюрьму у нас. У нас есть человек, который показывает каждый день, что творят наши чиновники, и что-то в тюрьму никто не попадает. Видимо, теперь уже все можно, слово ничего не значит, документы и факты ничего не означают. Ну украл, что из этого? Продолжает сидеть в своем кресле и руководит, издает законы. Поэтому я и говорю: мы, конечно, можем делать фильмы про Путина, или против Путина, или за Путина, использовать кинематограф в пропагандистских целях. Но, мне кажется, в этой ситуации кто-то должен поддерживать огонь искусства, огонь кинематографа – киноязык. Определенная группа знаменитых людей бросилась лизать попу президенту, делать панегирики к его 60-летию, кричать, что без него нет России. Другая часть кинорежиссеров кричит, какой он ужасный. Но и то, и другое – это пропаганда. А использование кинематографа в пропагандистских целях ужасно. Потому что должен быть кто-то, кто просто служит культуре беззаветно, бескорыстно, чтобы огонь еще теплился. Потому что сейчас уже каждый фильм – что-то хотят доказать: или что Путин плохой, или что Путин самый лучший. Но, извините, это совсем не имеет отношения к тому, что привело нас в кино. Мы пришли в кино, потому что смотрели что-то на экране, каждый свое, защемило сердце, и мы сказали: вот это да. Художественные выражения с экрана могут дать тебе что-то, что ты никогда в жизни не испытывал, могут подвигнуть тебя к размышлениям, к которым ты никогда, ни читая книгу, ни разговаривая с людьми, ни слушая музыку, не пришел бы. И кто-то должен продолжать этим заниматься.​

Меня можно обвинять, что я ухожу от реальности, но, мне кажется, нет. Мне кажется, что реальность больше. Это то же самое, как в коммунальной квартире ссорятся люди. Можно снять об этом фильм, но будет ли это интересно людям с соседней улицы? Мы в своей стране не можем понять, что человек из КГБ не должен быть президентом, это так трудно понять уже 20 лет. Мне предлагали фильм снимать о Путине в 1999 году, я отказался. Я сказал: не может человек из КГБ быть президентом в стране с такой историей и с таким желанием из любого президента сделать царя. Из любого мы создаем царя, мы так вылижем, так готовы потакать, так готовы восхвалять. Тогда давайте выберем писателя, его восхвалять будем. Но зачем выбирать того, у кого непременно все будут бегать с автоматами? И вот теперь "Новичок". Удивление. Откуда удивление? Так что, я думаю, если в коммунальной квартире идет война, то это наша проблема. Весь мир уже давно понял, а русские все еще не могут понять, зачем они на свете живут. Всем понятно, только нам непонятно. Конечно, давайте сейчас снимать об этом фильм. Может быть, пора уже подумать о чем-то серьезном?

– Неужели вас кто-то упрекает в том, что вы снимаете не о Путине?

– Вы не представляете, все мои коллеги на меня ополчились! В Лейпциге мы просто поссорились. Все мои коллеги на меня ополчились, что я избегаю политических тем, нет высказываний по поводу ситуации в стране. Наоборот, я как раз и говорю, у меня даже фильм назвался "Да здравствуют антиподы!". Я призывал к толерантности, к уважению людей с разным мышлением, с другой точкой зрения. Я даже в названии это написал, что я обычно никогда не делаю, обычно "Лосев", "Беловы", "Среда", "Тише!". Тут я даже написал с восклицательным знаком "Да здравствуют антиподы!".

Нет, недостаточно. Я снял "Тише!", все можно понять про русский народ. И стал врагом – "вы унижаете русский народ". Конечно, мы можем мусолить без конца: ах, он сказал это, ах, он сказал так, тогда я скажу вот так. Пожалуйста, тратьте на это свою жизнь, продолжайте. Получается так: те люди, которые привели Путина к власти в 1999 году, делали его предвыборный фильм, те же самые люди сейчас в оппозиции и меня упрекают, что я не снимаю фильм против Путина.

– Я знаю, кого вы имеете в виду.

– А почему ты, собственно, снимал о нем фильм? Не ты ли виноват? И он победил, набрав, между прочим, 51%. Не твой ли это процент? Не потому ли он стал президентом, что люди увидели твой фильм, подумали: а, вроде хороший парень. Может быть, если бы не было твоего фильма, вот этого процента бы и не было. Да, пришел бы к власти коммунист, может быть, это было бы еще хуже, но это было бы честно. И история бы шла другим путем, мы бы, может быть, не воевали сейчас с Украиной, мы бы не отрывали Крым, не было бы стыдно произнести, что ты русский. Теперь неловко даже сказать: я из России. Дошло уже до этого, до маразма.

Ну еще один на ринг выбежит и начнет руками махать, сначала за одних, потом за других. Простите меня, пожалуйста, это только вам непонятно. Человек каждый день вам врет с экрана, и вы еще не поняли. Каждый день врет, а вам все еще не ясно. Как так? Недавно сказал: "Они не шпионы, они никакого отношения не имеют, они нормальные люди, бизнесмены, пусть придут на телевидение". Пришли. Потом оказалось, что они не нормальные люди. Ну что дальше? Съели. Человек во главе государства врет вам в глаза, и вам все еще непонятно. Вам непонятно, так при чем тут я? Я сделаю документальный фильм, его увидят тысячи людей максимум, потому что в телевизоре его не покажут. Среди нашей тусовки скажут: Витя молодец, высказался. И что дальше-то?

– "Артдокфест" в Риге покажет.

– "Артдокфест" в Риге покажет. И что дальше? Всё. А я делаю сейчас кино, которое будет по всему миру. Я разговариваю с миром, я хочу миру сказать, что нам нужно проснуться. Появление подобных персонажей, как у нас, не случайно. Если мы позволяем себе убивать в год 7 миллиардов животных – это мы совершаем убийство. Леонардо да Винчи сказал 500 лет назад: убить животное – это убийство. Когда-нибудь люди это поймут.

– Вы посвятили фильм Александру Сокурову, но мне кажется, что ваш ближайший родственник в кинематографе – Вернер Херцог, знаток льдов и вулканов. Согласитесь?

– Совершенно не соглашусь. Вернер Херцог как документалист находится на другом полюсе от меня, мы антиподы. Вернер Херцог – педагог, учитель, просветитель, мы с ним общаемся, я его уважаю. Но он обращается к вашему мозгу. Вы садитесь в зал, и он сразу начинает вам что-то объяснять. У него есть цель, и он вам ее объясняет. Он обращается к вашему мозгу. Потом, может быть, это обратится в ваше сердце. Моя дорога противоположная: я обращаюсь к вашему сердцу сначала, а потом это пойдет к вашему мозгу. Мы ходим совсем разными путями. Я его уважаю, но мы используем кино по-разному. Он использует кино, чтобы учить, я использую кино, чтобы поделиться необыкновенными переживаниями. Я против рассказывания. Поэтому я уважаю его, но это не мой путь. Александр Сокуров… Знаете, есть такой Григорий Перельман, я разговаривал с математиками: на самом деле понимают, что он сделал, всего пять человек на земле. Сто человек понимают примерно, почему это гениально. Если мы спускаемся ниже, потом будет высшая математика, еще какая-то математика, а потом будет та математика, которую мы изучаем в школе. То же самое в кино. Есть кино, которое люди смотрят в кинотеатрах, есть кино для интеллектуалов и любителей кино, а есть кино или кинорежиссеры, их, может быть, пять на земле, которые думают о киноязыке, какую букву еще добавить в него, чтобы он стал богаче. И вот один из этих людей – Сокуров. Для нормального человека он слишком сложный, как Перельман для пятиклассников или даже для университетских педагогов, но для истории кино он бесценен. Когда-нибудь люди поймут, что да, его фильмы несовершенны, может быть, с точки зрения зрительского восприятия, но в каждом фильме есть открытие для киноязыка. Такое время придет. Поэтому я посвятил ему фильм, он уникальный человек. Я думаю, что в мировой культуре сегодня, в кино, по крайней мере, такого человека просто нет.

Не надо забывать, что кино появилось не как история, кино появилось как один кадр. История была внутри кадра, ты можешь ее разглядеть, но она не была запланирована, она не была смонтирована. Ты, как зритель, имеешь шанс увидеть одну историю, человек, который рядом с тобой сидит, увидит другую историю: ты обратишь внимание на этого пассажира, выходящего из поезда, а ты обратишь внимание на этого служащего вокзала.

– На то, что Хичкок вышел из этого поезда.

Смотри также

"Мы пока еще идем назад"

– Да, например. То есть дальше стали создавать истории, монтировать истории. А мне кажется, что таким образом мы ушли от самого открытия кинематографа. Нам дал кинематограф другой шанс в искусстве, и мы его не заметили. Мы живем в мире историй. Например, кто-то написал историю про Иисуса Христа, а потом кто-то написал историю про Магомета, а если мы стали учить наших детей этой истории, мы заставили их любить эту историю, верить в эту историю, а потом, когда кто-то другой не верит в нашу историю, мы готовы его убить. То есть мы придумали историю, мы так убедили себя, что она правда, хотя очевидно с первого мгновенья, что там неправда, но мы убедили себя. Родила от святого духа – ладно, давай согласимся, что да.

– Это как с "Новичком".

– Да, как с "Новичком". Мы убедили себя. Потом мы учили детей: если они в это не верят, то мы их еще и накажем. Мы их изо дня в день этому учим, по воскресеньям в церковь, под Новый год под елку. Потом Возрождение, сколько искусства мы сделали. Это же все пропаганда, великое искусство – пропаганда религий. Когда кто-то против нашей истории или у него есть другая история, он наш враг. Потом мы придумали историю про любовь. Потом мы придумали романтизм, историю про вторую половинку, что надо всю жизнь вместе. И потом, если мы видим, что жизнь совсем не так идет, что все мы разводимся, ни у кого в реальности нет одного партнера, тогда это значит: как это так, как ты можешь, это неверие в любовь. Поэтому мы снимаем кино: вот немцы нападают на русских, русские воюют с немцами, все друг друга убили. Потом русская девочка и немец, они смотрят друг на друга и любят друг друга – вот это венец творения. Мы живем не в реальном мире, мы придумали истории, и мы хотим, чтобы все в это верили. Если не веришь, то ты плохой человек: ах, ты не веришь в любовь, циник. А я хочу сказать: друзья мои, может быть, проснуться пора, может быть, посмотреть на реальный мир, как он выглядит? Не на наш придуманный, а на реальный. Вот реальное кино. Поэтому я не снимаю против Путина или за Путина – это опять истории, это опять твое представление, опять ты подтасовываешь как-нибудь, чтобы какую-то историю новую в мир протолкнуть. Хватит уже историй, осознайте, где мы живем, осознайте этот мир, научитесь его уважать, попробуйте его понять, тогда будет понятно наше место, имеем ли мы право делать то, что мы делаем. Имеем ли мы право унижать всю природу. Имеем ли мы, например, сейчас право уничтожать лес в Сибири и продавать его? Имеем мы на это право или нет? Не как русские и не как китайцы, которые это увозят, а как человек, как биологический вид, имеем мы на это право или нет? Вот моя проблема.

Виктор Косаковский (р. 1961) –​ автор документальных фильмов "Лосев" (1989), "Беловы" (1993), "Я любил тебя" (2000), "Тише!" (2002), "Свято" (2005), "Да здравствуют антиподы!" (2011). Лауреат российских премий "Ника" (1998) и "Триумф" (1997) и многочисленных наград международных кинофестивалей. Член Европейской киноакадемии и американской Академии "Оскар". Живет в Берлине.