Во второй части этого выпуска: Стихи Лидии Алексеевой (1909-1989); «Тайна твоих волос»; "Мои любимые пластинки" с писателем А. Макушинским.

Начнем с рассказов альпинистки и дайверов о покорении высот и глубин

Елена Холоденко (журналистка, Киев):

– Горы и подводный мир – это не только высота и глубина. Для тех, кто бесстрашен, любознателен и привык сам себя вызывать на дуэль, это любовь, философия, путь. Сегодня такие люди – мои собеседники.

Ирина Галай (альпинистка, первая украинка, покорившая Эверест. Побывала на самых высоких точках пяти континентов):

– Я никогда не тянулась к природе. Никогда. Хотя выросла в Закарпатье. Но когда я попадаю в горы, у меня такое ощущение, что я долго путешествовала и наконец-то вернулась домой. Есть такой классный спорт, альпинизм, и я счастлива, что его кто-то придумал. Я считаю, что из всех видов спорта в мире он самый крутой, потому что он психологичен. Ты изучаешь себя. Ты сам себе становишься психолог, ты работаешь постоянно со своим внутренним миром. Он сложный, но он раскрывает потом какие-то нереальные возможности в нашем мире.

Ты возвращаешься и начинаешь мыслить по-другому, понимать алгоритм жизни. Вершину же можно спроектировать на что угодно. В бизнесе, в личной жизни. Берешь себе цель – назовем ее вершиной – и начинаешь искать к ней путь: подбирать правильную погоду, команду, акклиматизацию. Не получилось – спустился вниз, пересидел – еще раз пытаешься подняться. Это все можно полностью сопоставлять с тем, как мы живем. Это помогает, ты начинаешь по-другому абсолютно мыслить. Каждый горный массив со своей энергетикой. Это настолько ощутимо! Кавказ – он очень дерзкий, такой, как кавказские мужчины. Гималаи – какие-то божественные. В них позитив, буддизм в воздухе витает. Анды – сухие, жесткие, ветреные. У каждого своя энергетика. И я везде чувствую, что принимают меня. Иногда спрашиваю у людей: «Что ты чувствуешь?» – «Я боюсь» – «Почему?» – «Что не зайду». У меня нет такого даже в мыслях. Я смотрю на вершину – мне хочется ей улыбаться.

Что я слышу в горах? Постоянный диалог с собой идет, постоянный. Сколько ты поднимаешься на вершину, столько ты ведешь диалог сам с собой. Потому что тебе организм… его не обманешь. Тебе надо его уговорить, что все нормально, что мы здесь ненадолго, что надо потерпеть, и все будет хорошо. Если ты не сможешь этого сделать, начнется паника, и организм выдаст симптомы горной болезни. Это то, как вижу я. Ты начинаешь от этого болеть, ты теряешь силы, и тебе приходится возвращаться вниз. Если ты это не контролируешь. Если зародился какой-то страх или жалость к себе, все – ты проиграл эту войну. Причем война эта не с горой – это постоянно ты сам с собой ведешь диалог. Ты должен сам говорить с собой, шутить. Я с позитивом ко всему отношусь, с юмором. Я над собой смеюсь, просыпаюсь иногда с утра – понимаю, что вид у меня ужасный, лицо опухло, волосы жирные спустя три недели в палатке, и выпадают, лицо обветренное и обгоревшее – что там только с ним не происходит, руки тоже. И я думаю, ничего страшного: приеду – приведу через какое-то время себя в порядок. Зато после каждой вершины даже кровь как-то обновляется. После пяти тысяч метров, словно очистка организма происходит.

До прошлого года я не сталкивалась со смертельными случаями. Но в прошлом году погиб мой товарищ, в моей экспедиции: горная болезнь подошла так близко, а я не смогла распознать симптомы. И он уснул на спуске. И я поняла, что горы – это такое место, где ты не сможешь определить сам, что тебе настолько плохо, потому что есть эйфория после кислородного голодания, когда ты не понимаешь, что с тобой происходит. Тебе хорошо, тебе кажется, что ты сам все контролируешь – а на самом деле нет. Поэтому всегда нужно иметь рядом человека, который сможет тебя проконтролировать. Я веду к тому, что есть безопасность, которую ты можешь проконтролировать – в горах это тоже работает.

Да бывали случаи, когда я стояла на грани смерти. Несколько срывов в трещины, повисала на веревках, которые были неправильно установлены – на ледопаде Кхумбу. Но, слава Богу, ангел меня бережет. Как бы там ни было, если суждено, то суждено. Конечно, мы напрашиваемся сами, потому что идем туда. Но я верю в то, что горы не могут меня обидеть – это невозможно. Ребята наши из Украины в этом году взошли на Эверест и спасли жизнь одному китайцу. Его оставил его шерп, его глаза полностью покрылись льдом. На высоте 8600 метров они его под руки спустили, рискуя своей жизнью, в лагерь. И я гордилась ими очень, это были люди из моей экспедиции, я понимала, что молодцы, это много стоит в горах. Поэтому… я понимаю, что альпинистам всем тяжело. Но быть человеком мы обязаны. Даже там, даже в таких условиях.

Я хочу дальше продолжать экспедиции на восьмитысячники, но и хотела бы завести семью. И это будет для меня самый большой Эверест – решиться на этот шаг. Пожертвовать своим временем на самом пике моей спортивной формы и уделить год времени рождению ребенка. Я вернусь к восхождениям даже после рождения ребенка в горы, потому что это мой наркотик, я уже без этого жить не могу. Эта энергия меня наполняет, и когда я ее теряю – я становлюсь несчастной, и мне надо срочно вернуться туда. Зарядиться еще на полгода.

Иван Трухан (скуба-дайвер – тот, кто погружается под воду с аквалангом. Обучил дайвингу более тысячи студентов).

– Это свобода движения во всех измерениях. Это если попробовать полететь – и ты полетел. А здесь дыхание под водой – и ты это смог. Получается такой душевный-душевный и физический подъем. Страх и восторг одновременно. Вау!

Давным давно в дайвинге была специализация – подводная охота. Прошло пять лет – и она исчезла. Появились другие специализации, которые называются морская экология, защита коралловых рифов, защита акул. И сейчас, когда мы уже что-то умеем, задача- сохранить то, что есть, и оставить нашим детям то, что еще осталось под водой. Скорость исчезновения этого колоссальная. Огромных рыб выловили, они исчезли. Горы пластика. Черепахи запутываются в сетях. Поэтому основная миссия сейчас – это очистка. Мы организовываем дни по очистке – кармашек в костюме. За год тонны гадости мы собираем.

Сначала, когда ты попадаешь под воду, больше всего режет слух единственный звук – это звук твоего дыхания. Когда опускаешься глубже и глубже – я всегда слышу биение своего сердца. Я всегда слышу его звуком: это не ощущение биения сердца внутри тебя, это именно удары в унисон той скорости, с которой бьется твое сердце. Других звуков я никогда не слышал. Мы под воду для того и идем, чтобы наслаждаться тишиной – только твое сердце и дыхание.

Все живое, что окружает тебя под водой, пугается выдыхаемых пузырей воздуха. Когда ты плывешь, рыба и другие существа пытаются укрыться, потому что это для них неестественный звук. Когда ты плаваешь в ребризере, аппарате закрытого цикла, нет исходящих пузырей, нет звука, который пугает все живое. Это как в лесу бесшумной походкой, когда ты можешь увидеть намного больше, чем если ты будешь идти и петь песни и кричать. И тогда ты можешь плавать в стае рыб, они рассматривают тебя, дельфины – ты можешь в их стае находиться. Поэтому это намного интереснее, чем плавать просто в баллоне с воздухом.

После шторма сети дрейфуют в море. И морские животные – рыбы, черепахи – запутываются в них. И это уже не жизнь, а медленная-медленная смерть. Чаще всего жертвами сетей становятся черепахи. К черепахам я отношусь с легким страхом. У них очень мощный клюв – они им раскусывают камни и кораллы. Все время, пока мы ее вырезали из сетей, она находилась в оцепенении, но мы ощущали ее доверие. Откуда оно берется со стороны этого дикого животного, я не могу понять, но оно есть.

У дайвера есть правило, которое гласит: «Любое погружение может быть отменено в любой момент по любой из причин или по отсутствию таковой вообще». Что это значит? Мы воспринимаем даже такую причину как предчувствие. Иногда напарник говорит: что-то у меня плохое предчувствие – наверное, мы сегодня погружаться не будем. Я не должен спрашивать, какое предчувствие или ему что-то приснилось, ему кто-то нагадал что-то… Мы просто воспринимаем это как причину.

Я никогда не пойду под воду с людьми, которые по своему психологическому складу абсолютные одиночки. Под воду мы всегда ходим с напарником. Одиночку через пять минут что-то отвлекает – и он о тебе забывает. Потом кается, обещает не поступать так впредь, но все повторяется из раза в раз. С таким человеком плавать просто опасно. Если вспомнить историю моих погружений за 20 лет, два раза в жизни мне приходилось спасать жизнь другим людям. Один раз это было декомпрессионная болезнь, и один раз у нас был приступ сердечной аритмии на большой глубине. Все закончилось хорошо.

Последнее время мой Эверест – это плавание с белой акулой. Я на него все еще никак не созрею, но все-таки для меня это погружение с белыми акулами. Когда-то в Норвегии я познакомился с телеоператором с чешского телевидения. Он настолько неказистый – невысокого роста, толстенький… Оказалось, он снимает белых акул камерой без клеток. У него абсолютно отсутствовало какое бы то ни было чувство страха. Я смотрел то на его снимки, то на него – и не мог поверить, что это он сделал. Он снимал фридайверов с белыми акулами – и они с ними плавали в открытую. Я не хотел бы участвовать в этом как обычный турист – все должно быть природно. Ну что это за Эверест с лифтом – белые акулы с клеткой?

Я бы, наверно, написал: убери за собой все, что ты здесь оставил. Так много стало мусора и всякого хлама, что это жуть. Поэтому такой санитарный призыв: пожалуйста, забери с собой свою бумажку.

Андрей Хветкевич (кроме погружений с баллоном, осваивает глубины на задержке дыхания – он фридайвер):

– Фридайвинг у меня ассоциируется с медитацией. Это ощущение чистоты, действенности, чего-то интересного. А скуба-дайвинг – даже если это одно и то же место для погружений – это всегда что-то новое, уникальное». Я начал заниматься этим спортом самостоятельно во время путешествий. И скорее это был сюрприз для всех – может, для меня тоже. Я начал заниматься фридайвингом менее двух лет назад и достиг результата, который у меня есть на текущий момент очень быстро. То есть меньше чем за год я установил национальный рекорд Украины – это дисциплина Constant Weight Without Fins, CNF, постоянный вес без ласт – в 71 м в глубину.

Эта дисциплина очень сложная, потому что ты не используешь никакие дополнительные средства, не тянешь себя по веревке вниз, ты используешь только свои руки и ноги, плывёшь брассом в глубину. Этот результат обычно достигается после семи лет тренировок. У меня это получилось быстро, спокойно и, да, у меня есть большой потенциал к этому. Среда под водой – свободная среда. Понаблюдаете за рыбами – увидите социум. Черепахи приплывают в место чистки, которое делают рыбки. И те, и другие знают «правила» и времена «приема». Эти моменты под водой уникальны. Подводный мир развит больше, чем ты думаешь. Морские животные интеллектуальны. Акулы – интеллигентные животные. Я плавал с ними во Флориде. Они трогают тебя носом – знакомятся. И совсем не хотят тебя кусать.

Еще до погружения под воду я ощущаю, как вода касается моего тела. Это мне помогает расслабиться. Погружаясь в воду, я концентрируюсь на ощущении воды, от которой я отталкиваюсь, погружаясь глубже. Далее я концентрируюсь на ощущении воздуха внутри себя. Воздух я использую для продувки ушей и сосредотачиваюсь на том, чтобы чисто выполнять технику продувки. Иначе через 20-30 м вглубь мне придется повернуть к поверхности.

Страх может чувствовать каждый. Погружение – и скуба, и фри – всегда происходит с напарником. Во фридайвинге в любой момент можно потерять сознание. По разным причинам, например, от нехватки сахара в крови. У меня был такой случай на соревнованиях: я шел на новый национальный рекорд – 73 м в глубину без ласт, но за 10 м до поверхности потерял сознание. Из-за того, что моё выступление перенесли на час вперед, получилось, что последний прием пищи был пять часов назад, и мне не хватило «топлива», понизился уровень сахара в крови. Но под водой я всегда себя чувствую комфортно, свободно – это мой мир.

Самые страшные моменты – паника твоего студента. Страшно, потому что, если ты не знаешь, что делать или растерялся, это может стоить человеку жизни. А также – мой дайв на соревнованиях с потерей сознания. Постфактум думаешь, что, наверное, это было страшно, но, скорее, не для меня, а для моих родных.

Несколько месяцев назад я переехал в Майами и теперь живу рядом с океаном. 2019 год у меня расписан для соревнований или погружений в разных странах. И да – я не представляю себе мир без воды.

Далее в программе:

Стихи Лидии Алексеевой (1909-1989).

Поэтесса родилась в городе Двинске, её отец Алексей Девель, потомок гугенотов , был полковником Генерального штаба. Ее мать — сестра поэтессы Анны Ахматовой . Детство провела в Севастополе. Эмигрировала в 1920 году вместе с родителями в Турцию. Жила в Белграде, Австрии, Америке. Умерла в 1989 году в Нью-Йорке. Автор нескольких сборников лирики, изданных во Франкфурте-на Майне и Нью-Йорке. В России её книга Горькое счастье была издана в 2007 году в издательстве «Водолей».

Пряный запах моря и фруктовой лавки,

Дремлющая площадь в солнечной пыли.

На стене по карте — пестрые булавки:

«Отступили!» — «Взяли!» — «Снова в тыл зашли».

Полон дом газет, приносят телеграммы.

Карта вся в уколах. «Ей не больно? — Нет».

Я вчера видала, у знакомой дамы,

Как фата, прозрачный черный креп надет.

Покупала груши — я стояла рядом,

Посмотрела блестки непролитых слез,

А над лиловато-ржавым виноградом

Вился липкий танец охмелевших ос.

Видно, что-то знают, но молчат большие,

Сунут мишку, мячик — отведут глаза.

«Няня, как молиться надо о России?» —

«Нет такой молитвы — кушай, егоза».

«Тайна твоих волос». Эстетические, социальные, политические смыслы волос и причёсок.

У нас до последней минуты
растут волос и голос,
и после последней минуты
еще подрастает волос,
а голос, вставши дыбом
над телом, ставшим дыбой,
плеснет уплывающей рыбой,
блеснет улетающим дымом,

Вера Павлова

«Мои любимые пластинки» с писателем Алексеем Макушинским.