Вечная память. Наталья Геворкян – о сериале "Чернобыль"

Ссылки для упрощенного доступа

Вечная память. Наталья Геворкян – о сериале "Чернобыль"


На следующей неделе телеканал HBO совместно со Sky UK покажет последнюю пятую серию мини-сериала "Чернобыль". Она называется Vichnaya Pamyat. Интересно, как создатели сериала объединили в названии украинский и русский языки латиницей: на украинском: вIчна пам’ять, на русском: вечная память. Они сделали Вичная память, и спасибо им за это, потому что Чернобыль стал общей трагедией и общей виной. Жертвы, потери и невероятное мужество тоже были общими для тех, кто тогда жил в СССР.

Если вы не смотрите этот фильм (а это, конечно, большое кино, разделенное на серии), то возьмите себя в руки, поставьте рядом стакан водки и посмотрите. Не все серии подряд! Это невыносимо. Постепенно, внимательно, останавливая, когда совсем тяжело, и возвращаясь к экрану, когда накопятся новые эмоциональные силы. И в конце каждой серии прочтите список тех, кто работал над фильмом. Он огромен и многонационален: американцы, скандинавы, литовцы, украинцы, русские. Все вместе они превратили художественный фильм в почти документальный, они сделали работу, которой можно гордиться им и нам. Сделали то, чего не сделали мы. Фильм о трагедии в Чернобыле смотрит весь мир, его рейтинг оказался самым высоким из всех сериалов, включая "Игру престолов" – 9,7 по версии IMDb.

Думаю, на Западе этот сериал смотрят как хоррор, как фильм ужасов. И это, в том числе, фильм ужасов. Но это фильм не только об ужасах и страхе. Самым поразительным стало для меня то, о чем я почему-то не задумывалась раньше. Раньше для меня самым важным были факты: что, почему и как произошло, и люди. Контекст – строй, система – оставались второстепенными. Я только понимала, что система врала так долго, как могла, но в этом не было новости, особенно для человека, который понимает про информационное пространство в "совке". К тому же я видела, что система информационной блокады стала давать трещины внутри страны (спасибо корреспондентам, которые писали и снимали правду о происходившем в Чернобыле и вокруг, некоторые заплатили за это жизнями) и на внешнем уровне, потому что на радиационное облако, устремившееся в сторону Европы, никакое КГБ и никакие партийные боссы не могли поставить гриф "секретно". Оно, собственно, стало первым сигналом опасности для внешнего мира, а потом уже СССР в той или иной форме стал делиться не полной, но все же информацией с другими странами и международными организациями.

СССР не единственная страна, в которой возникали аварийные ситуации на атомных станциях. Они случались и до Чернобыля (в том числе и в Союзе), и после. Но Чернобыльскую аварию везде и всегда называют катастрофой, как минимум по возможным последствиям. Об этом довольно подробно говорится в фильме. Конечно, в тот момент, когда мы узнали об аварии, никто не имел представления, насколько опасна ситуация в Чернобыле. Но то, как иностранный сериал сумел воссоздать атмосферу идиотического партийно-гэбэшного контроля над всем и вся, включая науку и здравый смысл, маниакальную страсть к секретности, чтобы никто не узнал, включая собственных граждан, а то величие страны пострадает, чтобы правда не вышла за пределы кабинетов, – это бесценно. Обратиться за помощью к западным соседям, то есть сказать им правду? Да никогда!

Беспощадная тоталитарная система на своем излете поставила свою страну и Европу на грань катастрофы, и она же их спасла

Советская привычка сохранять лицо страны за счет человеческих жизней, увы, оказалась живучей. Вспомните первые дня после аварии на "Курске", всю эту ложь и невнятицу. Причем уже в мире, где ни одну аварию не скрыть просто потому, что технические средства наблюдения её все равно увидят или услышат. Вспомните, как соседи сразу предложили нам помощь и как мы на нее согласились, когда уже было поздно. Система тотальной секретности усиливала риск возможной аварии на атомной станции. Например, потому, что материалы об аварии в 1975 году на Ленинградской АЭС были засекречены. А между тем за 10 лет до Чернобыля эта авария указывала на конструктивные недостатки того же реактора РБМК, что и чернобыльский, но эти материалы скрыли от специалистов.

Теперь о том, что я очень точно поняла, посмотрев 4 серии сериала. Да, такой аварии, наверное, не произошло бы в США. Не только потому, что американцы не использовали этот тип реактора, и, разумеется, потому, что конструктивные ошибки любого реактора были бы проанализированы, а выводы использованы для устранения недостатков. Ликвидировать такого масштаба катастрофу могла, как ни парадоксально это вам покажется, только та система, которая её же в известной мере породила. Система, построенная на страхе, привыкшая, что её приказы выполняются беспрекословно, что её решения не обсуждаются, и беспощадная к людям. Система, готовая отказаться от роботов, потому что зайти в радиоактивное пекло и выполнить поставленную задачу техническим роботам не по плечу, её могут выполнить только биороботы, как печально говорит в фильме ученый Валерий Легасов, имея в виду живых людей. На Западе с его открытой информационной системой, зависимостью власти от избирателей и иным отношением к человеческой жизни остановить такую катастрофу и справиться с ее последствиями в столь сжатые сроки было бы куда сложнее, если возможно вообще. Беспощадная тоталитарная система на своём излете поставила свою страну и Европу на грань катастрофы, и она же их спасла. Она ударяла кулаком по столу и посылала людей на смерть, быструю или медленную. Одновременно превращая отдающих приказ аппаратчиков там, на месте, в Чернобыле, в людей – с натянутыми нервами, отдающих себе отчёт в конце концов в масштабе бедствия и разделяющих риски, воочию осознающих подвиг тех, кому они отдают приказы.

Американский сериал вернул нам память о Чернобыле, о действующих лицах этой драмы, о ликвидаторах, шахтерах, солдатах, медиках, рабочих, ученых, инженерах. О подвиге и низости, о страхе и бесстрашии. О Валерии Легасове, чья жизнь прервалась через два года после аварии, о Борисе Щербине, который умер через 4 года после трагедии.

Российская власть предпочитает не вспоминать о Чернобыле. Множество людей знает о трагедии очень мало, поколения, родившиеся после 1990 года, не знают почти ничего. В том числе и в России. Мы не сделали бы такой сериал, мы так пока не умеем. Мы живем в системе, наследовавшей той, а для такого кино нужна в том числе внутренняя и внешняя свобода. Снимаю шляпу перед всеми, кто работал над сериалом, от сценариста Грега Мазина до костюмеров и создателей декораций. Отдельный поклон актёрам, которые как будто говорят по-русски, хотя говорят они по-английски, даже не имитируя русский и украинский акценты. Я, пожалуй, не знаю другого художественного фильма о событиях в СССР, сделанного с такой тщательностью, уважением к фактам, неравнодушием, тактом. И с такой эмпатией.

Наталья Геворкян – парижский журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции

XS
SM
MD
LG