– Чаще всего это были мелкие преступления: мы бросались камнями в арабские дома, разбивали их машины, избивали арабов на улице, расписывали стены. За граффити мне даже иногда платили, примерно 50 евро за ночь. Я садился на велосипед, чтобы потом было легче сбежать от полиции, катался по городу и писал на стенах. Израильская полиция нас за это, конечно, арестовывала. Когда меня арестовали впервые, мне было 13. Это было за граффити "Нет арабов, нет террора" (программа движения "Ках" предусматривала переселение всех неверных еврейскому государству арабов с территории библейской Эрец-Исраэль. –​ РС). Я не сам пришел к этой идее – мне велели расписать стену в центре Иерусалима, где все могли это увидеть. Полицейская машина остановилась, они прижали мое лицо к стене, руки скрутили за спину, кто-то дал мне пощечину... Потом меня увезли в полицейский участок, мне было очень холодно – думаю, от пережитого стресса. И мне очень хотелось писать. Я не мог больше терпеть, я сказал полицейскому, что мне нужно в туалет, мы с ним пошли в соседнее здание, зашли в туалет. Мои руки были связаны, и я попросил его развязать меня, а он сказал, что не может. Он придержал ногой дверь туалета и сказал, что их нельзя закрывать по причинам безопасности. Мне было 13, и мне просто мне очень хотелось писать. Я не смог. Я провел в тюрьме всего одну ночь, но это было ужасно.

В совокупности меня арестовывали более 500 раз. Это чаще всего были короткие аресты – я сидел час-два в полиции, и потом меня отпускали. Понятно, что это было неэффективно: арестуют за любую мелочь, даже за то, что ты кричал на протесте, – и человек к этим арестам привыкает. Арест становится неотъемлемой частью жизни, неотделимой от подвигов группы. Кроме того, чем больше тебя арестовывают, тем больше уважают в группе. Заказы всегда были только на мелочи, типа граффити. Однако опасность в том, что подталкивание к мелким преступлениям создает основу для совершения преступлений более серьезных, и это в итоге может быть опасным для общества. К примеру, был такой человек Барух Гольдштейн, наш врач. Когда мы болели, мы ходили к нему. В 1994 году Гольдштейн совершил теракт в Пещере Патриархов, в результате которого погибло 29 человек, а более 150 получили ранения. Мы каждый год праздновали годовщину этого теракта, её до сих пор празднуют. Мы все думали, что совершивший большое преступление человек – герой.

С другой стороны, терроризм в Кахе был исключительно единоличным. Ках был такой группировкой, в которой никто не подойдет и не скажет тебе "вот тебе бомба, иди взорви здание". Лидеры понимали, что за взрыв и их могут посадить в тюрьму. Мой знакомый, Эден Натан-Зада, в 2005 году совершил теракт, и ни одна из групп не взяла на себя ответственность за это нападение. Я уверен, что никто не сказал ему: "надень футболку с символом Каха и иди стреляй в людей в автобусе". Но я знаю, что он был очень несчастен перед тем, как все это случилось. Насколько я знаю, он никому не сказал, что собирается сделать. Мы между собой не разговаривали о таких вещах – никто никому не доверял, потому что все боялись разведслужб.

Я сам потерял лучшую подругу в теракте. Мы договорились встретиться; последнее, что я помню, – я увидел ее на противоположной стороне улицы, потом бомба взорвалась, она погибла, а я получил ранение. После этого я понял, что мы живем во лжи – мы якобы вместе добивались победы в какой-то войне, нас убеждали, что несмотря на то, что мы теряем своих близких, мы все-таки побеждаем. Если все страдают, что это за победа?

– Почему вы решили покинуть эту среду?

– В школе я окончил только 7 из 12 классов. Я был ужасно непослушным, меня выгоняли с уроков, и я сидел в библиотеке, читал, особенно о религии. Я начал понимать, что в нашем движении речь идет не столько о религии, сколько о бизнесе. Когда мне было 14 лет, как и все подростки, я начал носить небольшую кипу, которую можно положить в карман, когда никто не смотрит. Кто-то, конечно, заметил, что я делаю, и меня за это раскритиковали. Сказали, что я должен вести себя лучше. Моим самым большим страхом всегда было потерять это сообщество, потому что я знал, что мне необходимо чувство принадлежности. Я не боялся умереть, но боялся, что однажды кто-то из моего круга общения может враждебно отнестись ко мне. Я просто больше не мог жить в состоянии страха. Я собрал вещи и уехал. До сих пор у меня иногда бывают флешбеки. Однажды я сидел в ресторане в Армении с компанией друзей. Когда я услышал, как мимо проезжает скорая помощь, сирена напомнила мне что-то, и я просто подпрыгнул на стуле. До сих пор иногда, когда с друзьями собираемся на шашлыки, я чувствую запах человеческих тел, и мне потом не хочется есть. Это неприятно, но это так.

У меня всегда было большое желание путешествовать. Я думаю, что лучшее, что мама для меня сделала в детстве, это то, что она покупала мне журналы National Geographic. Я читал и мечтал о далеких краях. Когда я уехал, я решил отправиться в те места. Кроме того, меня с детства всегда окружали журналисты. Я наблюдал за ними и начинал понимать, что они делают и как. И я всегда хотел стать таким, как они. Купил фотоаппарат, начал путешествовать, а потом и водить туристов. Однажды у нас в туристической поездке оказалась журналистка National Geographic. Она мне сказала, что она уже пару лет читает мой блог. Мы стали друзьям в Фейсбуке. Я однажды опубликовал фотографию в интернете, она ее увидела и попросила отправить ей в хорошем качестве. И я подумал, что если мне повезет и National Geographic опубликует мое фото, тогда я смогу всё.

– В 1990 году Меир Кахане был убит в Нью-Йорке в результате теракта. Десять лет спустя движения "Ках" и его ответвление "Кахане хай" ("Кахане жив"), которое возглавил сын Меира Кахане, раввин Биньямин Зеев Кахане (также погибший в 2000 году в результате теракта), официально прекратили свое существование. Что может измениться в Израиле после выборов?

– Хотя группа, которой я принадлежал, официально больше не существует, партия "Оцма Йехудит", представители которой пытаются войти в парламент в коалиции с премьер-министром, являются последователями идеологии раввина Кахане. Я не хочу называть имен, но среди них – мои знакомые, люди, вместе с которыми я жил. Я думаю, что печально, что им вообще разрешено баллотироваться, хотя это не удивительно в момент, когда весь мир становится все более расистским и ультраправым. Идеология Кахане очень опасная и расистская, и я думаю, что эту организацию нужно снова признать террористической. Люди, которые у себя дома вешают фотографии таких людей, как Барух Гольдштейн, и празднуют годовщину его теракта, поддерживают насилие и терроризм. Они опасны. Я надеюсь, что "Оцма Йехудит" не получит власти.