Приговор актеру Павлу Устинову – три с половиной года колонии за якобы вывих плеча росгвардейца – вызвал массовые протесты. Молодой человек был задержан во время протестной акции в Москве 3 августа, хотя даже не участвовал в ней. Судья отказался смотреть видео с моментом задержания, на котором было видно, что росгвардейцы избили и бросили Устинова в автозак. Сотни актеров, режиссеров высказались в поддержку Устинова, в том числе приняв участие в одиночных пикетах и флешмобах. Спустя несколько дней прокуратура сама обжаловала арест, и актера выпустили под подписку о невыезде, а на суде 30 сентября изменили приговор на год условно.

Радио Свобода побеседовало с Павлом Устиновым о его деле – и о чем он думал, сидя в автозаке:

– Был в полном шоке, не понимал, что происходит, за что меня схватили, на каком основании и почему не предупредили об этом?! Потом начал анализировать. Люди говорили – митинг, митинги. Проскальзывало это слово часто. Начал понимать: какое-то мероприятие, связанное с какими-то политическими делами, и меня куда-то ввязывают.

– ​Как вы попали на эту площадь?

– Стоял и ждал друга, чтобы встретиться, сесть куда-нибудь в кафе и обсудить предложение по работе.

– ​Когда увидели бегущих на вас росгвардейцев, делали ли попытку сбежать от них?

– Я их увидел, буквально когда перевел взгляд от смартфона на ботинок первого сотрудника, поднял голову… Не сразу понял, что сотрудники. На меня неслись четыре здоровых человека в амуниции, полностью экипированные. Я сразу хотел их успокоить и спросить, чего они хотят. И потом, когда меня начали заламывать, я потерял равновесие, попытался выровняться и еще сказал: "Спокойно!" И несколько раз повторял, когда они меня избивали, говорил: "Спокойно, ребята! Вы чего творите?!" Но они продолжали, не слышали меня.

– ​С кем вы связались в первую очередь, как оказались в автозаке?

– С сестрой, когда меня привезли в Следственный отдел. Следователь Заварзин дал один звонок. Я объяснил Юлии, что меня задержали на площади и везут в ИВС (изолятор временного содержания) СВАО. Я поспал, чтобы перевести дух. Просыпаюсь, вызывают к адвокату, общаюсь с ним, он рассказывает все, что узнал у следователя. На третий день проходит суд на меру пресечения. Когда я попал на процесс, то ощутил весь этот абсурд.

– ​Вы связались с другом, с которым не удалось встретиться на площади, и объяснили ситуацию?

– Я написал ему сообщение, что "ты меня не жди. Меня задержали по непонятным причинам. Чуть позже встретимся".

– ​Вы дали одно из первых интервью Радио Свобода, когда вышли на свободу и заявили, что "политикой не интересуетесь". Говорили, что не знаете, что происходило в Москве в тот момент. Насколько вы были искренни?

– Искренен на сто процентов, не знал, что происходит, в полной мере. Конечно, за два дня до освобождения члены ОНК (общественная наблюдательная комиссия) рассказали, что по моему делу подняли резонанс, но они не углублялись про другие дела. Когда вышел, дал вам интервью, естественно, вечер посидел с родными, отдохнул, а на следующий день начал изучать, что произошло, при каких обстоятельствах, какие люди там были, какие случаи произошли. И много произошло несправедливых приговоров, судебных разбирательств, как у меня.

– ​Вы, наверное, читали в комментариях под тем роликом, который набрал сотни тысяч просмотров. Там много негативных высказываний в ваш адрес. Вам обидно?

– Не скажу, что обиделся. У каждого человека свое мнение, в том числе и по поводу этой ситуации. Политикой не интересовался и не буду интересоваться. Помочь ребятам – это же не политика! Это общественная деятельность, чтобы помочь незаконно осужденным людям выйти на свободу. Займусь, уже занимаюсь. Я подписал петиции в поддержку ребят, скоро будет концерт в поддержку политзаключенных. Что касается каких-то политических моментов, я на них не смотрю.

– ​Самые едкие комментарии, которые были на форуме, звучали так: "А вы не знаете, в какой концлагерь вас повезут?" – "Нет, я политикой не интересуюсь". Как вам такая цитата?

– С одной стороны, смешно, с другой – страшно. В этом случае так и произошло. Я не интересовался политикой, она заинтересовалась мною.

– ​Там, где вы сидели, – это отдельный блок для бывших сотрудников правоохранительных органов. Вы служили в войсках МВД.

– В Росгвардии.

– ​По закону, вас не могли поместить к обычным гражданским. Что это были за люди?

– Потрясающие люди, абсолютно адекватные, понимающие, с высшими образованиями. Они были в такой же ситуации, как и я. И если у кого-то что-то случалось, чего-то не хватало, обычных бытовых вещей, они выручали, помогали, поддерживали. Конечно, спасал в первую очередь, юмор, – самое первое, что спасало от всего этого давления, от психологического размышления.

– ​Юмор юмором, но есть быт. Насколько сложно там находиться?

– Это не напрягало, видеть одни и те же лица. Я служил в армии, год видел лица всех людей, учился в институте – четыре года видел одни и те же лица. Быт... Конечно, сложно было без обычных бытовых принадлежностей: микроволновки не было, плиты не было, чтобы приготовить какую-то еду, нож был запрещен, чтобы резать. Приходилось выкручиваться – ложкой резать и так далее.

– ​По вашей версии, это были не преступники, они не нарушали закон?

– Невинные люди.

– ​Почему они туда попали?

– Их также осудили, также сфабриковали дела. Видимо, они кому-то перешли дорогу. Не знаю.

– ​Сержанты, майоры?

– Офицеры.

– ​Верили в то, что рано или поздно вас освободят и правда восторжествует? Или психологически были готовы к тому, чтобы провести годы в тюрьме?

– Верил до того момента, как меня привезли в Следственный отдел и надели наручники. Тут понял, что уже что-то не то. Думал, что люди ошиблись, сейчас кто-то придет, скажет, что взяли невиновного человека, зачем вы его здесь держите, отпускайте. Когда надели наручники и сказали: "Малейший шаг вправо или влево будет расцениваться как бегство, и мы открываем огонь на поражение", тут я задумался. Осознал, что-то не то происходит. Меня ввязывают в какие-то странные дела.

– ​Вы абсолютно невиновный человек, судя по видео. Вас поместили в СИЗО, тюрьма. Кровь не закипала?

– Я бы не сказал, что закипала. Было волнение, но страха не было. Что бояться-то? Там такие же люди.

– ​Когда вынесли приговор и дали вам 3,5 года колонии, что вы в этот момент чувствовали?

– Я подготовился морально. Уже видел судебные процессы, которые проходили, их тенденцию к чему все это шло и насколько суд был слеп. Насколько они не видели всех фактов, которые мы предоставляли – элементарные видеозаписи. Я подготовился к тому, что могу уехать надолго, просидеть в лагере несколько лет. Но в одно и то же время я не терял надежды, люди одумаются, увидят, посмотрят, как-то вникнут в дело. Но оказалось, что не вникли до сих пор.

– ​Удалось ли вам переброситься словами с росгвардейцем Александром Лягиным, которому якобы вы вывихнули плечо?

– Я с ним общался только на очных ставках, когда приходил следователь в СИЗО: мой адвокат, следователь и сам непосредственно псевдопотерпевший. Я задал вопрос: "Почему вы меня оговариваете?" Он не смотрел на меня. С поникшим взглядом в пол сел и не отвечал даже на вопросы, может быть, мельком на меня взгляд перевел. Следователь снял этот вопрос, сказав, что это не относится к делу.

– Кто он в ваших глазах?

– Конечно, он человек, но совершил ошибку, за которую должен понести ответственность. Хотелось спросить: "Зачем ты врешь нагло в суде? Зачем врешь следователю? Мне? Зачем врешь в глаза, что якобы я что-то выкрикивал?"

– ​Вы столкнулись с конкретным человеком или системой?

– Конечно, это часть системы. Когда я был в СИЗО, увидел, как минимум 50 процентов людей сидят невиновных. И это уже какое-то правило, а не исключение.

– ​Этот человек был винтик в огромной машине?

– Конечно!

– ​Вы служили в Росгвардии. Вам встречались такие люди, как Лягин?

– Ни разу.

– ​Как так?

– Не знаю. Я ходил с сотрудниками ОМОНа в патруль. Это адекватные люди: кто-то спортсмен, с какими-то разрядами, кто-то просто человек, который так же отслужил срочную службу и пришел на контракт в ОМОН. Но таких людей я ни разу не встречал.

– ​Помимо боевой подготовки, чем вы еще занимались в Росгвардии?

– Строевой подготовкой, патрульно-постовой службой. Нас каждый день, когда были патрульно-постовые выезды, выводили на плац, инструктировали, как применять спецсредства, как обращаться к гражданам, в какой форме, что нужно говорить и так далее. Мы в основном выполняли задачи по охране общественного порядка. Чаще всего стояли "в коридорах", если мы говорим о срочниках, направляли людей к метро либо к какому-то проходу, чтобы они никуда не разбредались.

– ​Срочников тоже привлекают к массовым митингам, акциям, ставят их в оцепление и т. д.

– Да, скорее всего.

– ​Вы оказывались в такой ситуации?

– Помню только 9 мая, когда мы, оцепляли дорогу, на которой находилась техника. День города, когда просто стояли в оцеплении, когда был какой-то марш. Праздники, чаще всего массовые мероприятия. Но митинги, чтобы там что-то скандировали или кого-то задерживали, не припомню.

– ​Вы были военный человек и должны были выполнять приказы, тем более срочник.

– Конечно.

– ​Если вам дали команду – схватить, побить человека на площади, ваше решение?

– Срочником, там, конечно, сложнее ситуация, чем по контракту. Если ты ослушаешься приказа, тебя отправят на дисбат. Я, конечно, сказал командиру, зачем это делать, чтобы он принял взвешенное решение. Не хотел бы этого делать в любом случае. Если бы на контракте, допустим, как тот же самый Лягин, просто уволился, если бы мне сказали это делать.

– ​Правильно ли понял, если командир дал команду – взять того парня с телефоном, трое побежали бы, а вы один остались в стороне и сказали: ​"Не буду этого делать".

– Конечно. Если этот человек был напрямую невиновен, не привлекал внимания, не участвовал в митинге, я бы сказал: "Зачем его задерживать? Он просто стоит и кого-то ждет".

– ​Попали бы в дисбат.

– Как срочник, наверное, да.

– ​Многие актеры "сачкуют" от армии. Почему вы пошли служить?

– Во-первых, это мужская солидарность. Прекрасный этап становления мужчиной, там закаляется дух, мужской коллектив, где ты варишься целый год. Ты учишься, как общаться с ребятами, командной работе. Все эти команды, те же самые строевые, это не просто так делается, нужно делать синхронно, делать шаг одновременно. Все для того, чтобы вырабатывать коллективизм, синхронность действий. Это правильно!

– ​Вы не жалеете, что служили в армии?

– Не жалею абсолютно. Я служил. Зачем бегать до 28?

– ​Ваше освобождение – чья больше заслуга?

– Конечно, общественный резонанс, который возник из-за флешмоба, который организовал Александр Паль, – ему огромнейшее спасибо! Затем подхватили другие известные актеры, режиссеры, театры, даже РПЦ, обычные граждане.

– ​Вы об этом узнали, когда сидели в следственном изоляторе, или чуть позже?

– За два дня до освобождения, когда ко мне пришли члены ОНК.

– ​Откуда появился адвокат Анатолий Кучерена? Многих это удивило, был резонанс, многие заступились за вас, дело двинулось – и тут появляется в белом костюме Кучерена и снимает сливки.

– ​Честно – не знаю. Мне просто сказали, за два дня до освобождения, что Анатолий Кучерена входит в дело. Я удивился. Не знал, кто это такой, что за человек, потом ребята, сокамерники, рассказали: очень крутой адвокат, у него много громких выигрышных дел. И это суперски, что за тебя взялся.

– ​Вы знали, что он прокремлевский, провластный адвокат, у него прямые связи с начальством, он член Общественной палаты? Статусный товарищ.

– Узнал уже впоследствии. Он тоже сыграл определенную роль.

– ​Что вы почувствовали, когда услышали приговор – 3,5 года?

– Если учесть, что находился в аквариуме, в изоляции от всех людей, уже это давило на психику, меня насильно делали преступником… Когда услышал "3,5 года", взгрустнул. Было плохо, несправедливо. Были смешанные чувства: вроде к этому готов, но, с другой стороны, понял, что в этот момент бесполезно что-то делать, потому что уже осужден.

– ​Когда вы получили условный срок и два года под наблюдением, вы в тот же день взяли плакат и встали в пикет у здания администрации президента. Это было спонтанное решение?

– Как вышел, думал о том, чтобы поддерживать других ребят. Когда узнал на следующий день, что такая несправедливость произошла с таким количеством людей, мне захотелось им помочь. Но я сам тогда находился в подвешенном состоянии, меня выпустили под подписку, с меня не сняли никаких обвинений. Я должен был готовиться к суду, к апелляции, 30 сентября. После всего этого мне удалось выйти и поддержать ребят. Спасибо им, что тоже помогали мне. Вся страна встала на мою поддержку. И если бы я остался как-то в стороне, это было бы неправильно.

– ​Когда человек попадает в беду, то он узнает свое окружение. В ком вы разочаровались? Кто для вас стал полной неожиданностью в положительном смысле этого слова?

– Ни в ком не разочаровался. Все люди поддерживают, даже те люди, с кем давно уже не общался, мне пишут. Написал одноклассник, с которым я в детстве по глупости поссорился, и мы с ним не общались очень длительное время, где-то класса с 7-го или 8-го до настоящего времени. И он мне написал письмо в СИЗО! Представляете, как я удивился, когда я увидел все это. Это приятно.

– ​Что чувствует арестант, когда получает письмо с воли?

– Это один из небольшого количества источников информации. Мне писала сестра, девушка о каких-то новостях, что сделал адвокат, как идет следствие и так далее. Приятно читать слова любви, поддержки от родных и близких. Ты абстрагируешься от этой атмосферы, которая происходит в СИЗО, и мысленно перемещаешься домой.

– ​Вам не страшно жить в стране, в которой любого человека могут посадить ни за что?

– Конечно, страшно, любой человек мог оказаться на моем месте.

– ​Как жить?

– ​Опасаясь, смотреть новости, не выходить из метро (смеется). Если честно, не знаю, как жить с этими последними событиями. Просто нужно на каждом шагу быть начеку.

– ​Почему система вас не защитила как своего, как росгвардейца?

– Для меня тоже вопрос. У меня остались знакомые офицеры, сержанты со своей части, где я служил. Я с ними общался недавно, и они пребывали в таком же шоке – почему меня схватили.

– ​Почему не проявили солидарность, не вышли на пикеты или не пришли в следственный изолятор, не проявили активных действий, зная вас?

– Военные? Как они из части вырвутся? Они каждый день там. Даже в выходные людей приглашают на проверку боевой готовности, и там много-много всяких мероприятий.

– ​Голос они свой не подали в вашу защиту?

– Как видим, нет.

– ​Насколько эта история отразится на вашей актерской карьере?

– Отразится, наверное, хорошо, сейчас много людей меня знают. И я могу через такую известность передать какую-то важную информацию и для этой области, правозащитной, и для актерской.

– ​Вы собираетесь заниматься общественной деятельностью?

– С самого начала хочу поддержать ребят, которые идут по "московскому делу", мы оказались неожиданно все вместе. Я изучил их дела. Буду ходить на пикеты, на митинги в поддержку заключенных, незаконно осужденных, именно в целях освобождения человека. Мне важно, чтобы права человека были соблюдены.

– ​Развейте некоторые мифы о себе. Ваши читатели, кто знакомился с вашей биографией "ВКонтакте", нашли какие-то заметки по поводу Сталина. Есть ли у вас к нему симпатии? Или это был троллинг?

– Конечно, троллинг. Увидел какую-то забавную картинку с текстом. Мне это показалось смешным, я репостнул. У меня на страничке постоянно какие-то приколы, я их репощу. Это не было с целью выражения какой-то своей позиции к Сталину. Был Сталин и был, но я не сталинист.

– ​Ваше отношение к Путину изменилось после этой истории? Или это никак не связывается между собой?

– Предполагаю, что Владимиру Владимировичу просто не донесли эту информацию в полном объеме, как это, наверное, часто бывает. Когда уже такая огласка произошла, все увидели, видимо, президент тоже все это увидел и понял, что тут несправедливость. Но в итоге, конечно же, я вышел на свободу. И это уже хорошо.

– ​Ваши симпатии к нему остались или вы равнодушны к нему?

– Я его уважаю как президента, и только.

– ​Что у вас лично изменилось за это время?

– ​Поменялись какие-то внутренние убеждения, увидел, как происходит содержание в СИЗО. Никогда с этим не сталкивался. У меня были какие-то свои представления, рассказы людей, но в реальности с этим не сталкивался. Сейчас, конечно, увидел, осознал. Поменялись какие-то взгляды, внутренние убеждения. Я знал, что происходит какая-то подобная муть, что в жизни может произойти все что угодно, но я не думал, что со мной произойдет именно так.

– ​Вы слышали фамилию – Алексей Навальный?

– Да. Я услышал ее уже в СИЗО, когда приехал, и ребята, сокамерники, начали подкалывать меня, типа, да ты за Навального, ты на митинге был. Я спросил их: "Ребята, а кто такой Навальный, расскажите мне?" Просто его фамилию слышал везде, просто захотелось узнать, кто это такой. А так я до этого и не знал.

– ​Что вы о нем сейчас думаете? Он в ваших глазах со знаком плюс или минус?

– Честно – не знаю.

– Не смотрели ни одного ролика, который выпустил Навальный и его команда?

– Нет, не интересуюсь.

– ​О фильме "Он вам не Димон!" не слышали?

– Что-то видел в YouTube, но не открывал.

– ​Чувствуете себя в подвешенном состоянии – год условно и два года надлежащего поведения?

– Конечно!

– ​Что это означает?

– Это рамки, за которые нельзя заходить.