Свидетель обвинения по делу Анастасии Шевченко, блогер Сергей Рулев пытается привлечь ее 15-летнюю дочь Владу к ответственности по статье 5.61 КоАП РФ "Оскорбление" из-за поста в фейсбуке. В начале октября прокуратура второй раз отказалась возбуждать дело против Влады Шевченко. Члена федерального совета "Открытой России" Анастасию Шевченко обвиняют в сотрудничестве с нежелательной организацией. 23 января в квартире активистки прошел обыск, Анастасию Шевченко поместили под домашний арест. 30 января старшая дочь Анастасии Алина Шевченко, имевшая первую группу инвалидности, попала в реанимацию. Мать пустили к Алине только утром 31 января, в 11 часов появилась информация, что Алина умерла.

Больше 8 месяцев Анастасия Шевченко находится под домашним арестом. Ей не разрешено выходить на улицу. Активистка может общаться только с ограниченным кругом людей. Вместе с Анастасией в съемной квартире живут ее мать, 8-летний сын Миша и дочь Влада.

В интервью Радио Свобода Влада Шевченко рассказала, как ходит на судебные заседания, помогает политзаключенным и морально готовится к тому, что маму могут посадить.

– Почему Сергей Рулев написал на вас заявление в прокуратуру?

– В июне я пришла посмотреть на сводного брата, который принимал участие в дне памяти у мемориала "Вечный огонь". Ко мне подошел Сергей Рулев, который ходит на многие городские мероприятия, и начал снимать меня на камеру. Я сказала, что не хочу, чтобы меня снимали, и попросила Рулева уйти. Он стал говорить о патриотизме и сказал, что я тоже когда-нибудь стану патриотом. Я дома написала пост о Рулеве, что быть патриотом – это хотеть лучшего для своей страны, а писать доносы – это быть подонком. Рулев написал на меня донос в прокуратуру за этот пост. Рулев решил, что я его оскорбила. Меня хотели вызвать в участок, но мама настояла, чтобы меня опросили в ее присутствии дома. Полицейской, которая меня опрашивала, я ничего не отвечала, взяла 51-ю статью Конституции. Через неделю на почту пришло письмо из прокуратуры с отказом в возбуждении уголовного дела. Рулев снова написал в прокуратуру и попросил разъяснить, почему именно она отказалась возбуждать на меня дело. Прокуратура снова отказалась возбуждать дело – меня нельзя привлечь к ответственности, потому что мне нет 16 лет. Затем этот Рулев, уже немолодой человек, выложил ролик в интернете под названием "Ответ Владе Шевченко и прочим гнидам". Я ничего хорошего сказать о Рулеве не могу. По моему мнению, Рулев не в полной мере здоровый человек. Я не считаю, что Рулев патриот. Быть патриотом – не значит потакать власти и быть согласным с ее действиями. Я считаю патриотами свою маму и себя. Мне, пока я несовершеннолетняя, нельзя выходить на митинги и пикеты. Когда мне исполнится 18, я буду выходить на митинги. Но можно быть патриотом и не выходить на митинги.

– Я знаю, что вы приходили на судебные заседания по делу Яна Сидорова и Владислава Мордасова. Молодые люди 5 ноября 2017 года вышли на улицу в Ростове-на-Дону с двумя плакатами в защиту погорельцев. Их обвинили в организации массовых беспорядков. Ян Сидоров и Владислав Мордасов получили больше 6 лет колонии строгого режима. Почему вы решили их поддержать?

– Когда я пришла первый раз на суд над мамой, мне было очень страшно. Там такая неприятная атмосфера. Я сидела в зале суда, дрожала, и мне так хотелось ухватиться за кого-то. Сложно представить, как тяжело тем, кого судят. Когда человека несправедливо судят, ему важно видеть в зале суда какие-то еще лица, кроме физиономий судьи и прокурора. Поэтому я хожу на все мамины заседания, даже если в школе контрольные. Не должен человек в таком месте, как российский суд, оставаться один. Не только мама, никто не должен. Ян и Влад долго сидят в СИЗО. Они говорили, что их пытали. Моя мама поддерживала ребят, искала им адвокатов и общалась с мамами Яна и Влада. Я тоже общалась на суде с их родственниками – хорошие люди. Мне очень жалко и мальчиков, и их родителей. Абсурдно и несправедливо, что ребят посадили на такой долгий срок. Я приходила на заседания, потому что мальчикам сейчас очень нужна поддержка. Иногда массовая поддержка меняет ситуацию к лучшему. Вспомним, например, дело журналиста Ивана Голунова, которому подбросили наркотики. Еще мне хотелось посмотреть судье в глаза. На заседание, где судья 3 часа зачитывал приговор, пришли много людей. Они кричали "Позор! Вы вынесли приговор сами себе". Мне показалось, что судье немного стыдно. Надеюсь, что судья, который отправил ребят за решетку на шесть с половиной лет, не был полностью уверен в своей правоте.

– Когда Анастасию арестовывали, вы с братом Мишей были дома. Как вы пережили обыск?

– Полицейские пришли в 7 утра, когда мама должна была вести Мишу в школу. Брат хотел захлопнуть входную дверь, а полицейский сказал: "Можешь не закрывать". Мишу в школу не пустили, у мамы отобрали телефон. Полицейские перевернули дом вверх дном. Бабушку особенно поразило, что полицейские копались в белье и детских книжках. Меня это не удивило. Я представляла примерно, как проходят обыски. Я, в отличие от бабушки, знала, что полицейские во время обыска все переворачивают, а потом не убирают за собой. У бабушки поднялось давление. Особенно бабушку расстроило, что полиция раскидала по полу открытки с поздравлениями в стихах, которые она нам писала на все праздники. Бабушка, учитель русского языка и литературы, сама сочиняет эти поздравления в стихах. Мы с Мишей дорожим открытками. И когда бабушка увидела, как расстроился Миша, заметив разбросанные открытки, она заплакала. Полицейский во время обыска спросил бабушку, знает ли она, что мама поддерживает американцев. Бабушка сказала, что она во всем на стороне мамы, а из знакомых американцев – у нас только одна семья, которая уехала из Ростова-на-Дону в США. Тогда полицейский сказал, что вызовет бабушку в участок и меня вызовет на допрос, потому что я уже взрослая и все понимаю. Он очень сильно давил на нервы и пытался заставить сомневаться в правильности того, что делает мама. Потом мы ждали звонка от мамы, которую увезли в полицию. Два дня мама провела в ИВС. Там не было воды. Мама не могла вымыть руки, чтобы снять контактные линзы. Она ставила кружку под кран и набирала к вечеру немного воды. В ИВС было много тараканов. Но мама особо не жаловалась. У нее отличное чувство юмора. Мама сказала, что у нее перестала болеть спина после двух дней на нарах. А недавно мама заводила стирку, полезла в свой шкаф в поисках того, что уже носила. Потом сказала: "Да кого я обманываю, я ведь никуда не хожу". Смеялись в голос.

– Как к вам и Мише относятся в школе после ареста Анастасии?

– Учителя – с пониманием. После обыска мы не ходили некоторое время в школу. Нам надо было переезжать в новую квартиру, потому что хозяйка арендованного жилья, где был обыск, попросила нас съехать. Наталья Крайнова разрешила нам бесплатно жить в ее квартире. Мы упаковывали и перевозили вещи – было не до учебы. Потом я вернулась в школу. Сейчас я хорошо учусь, Миша тоже. Классная руководительница отнеслась ко мне с сочувствием, но сказала, что в школе политику лучше не обсуждать. Одноклассники ведут со мной себя как обычно. Они стараются не спрашивать меня о маме. Наверное, не хотят меня смущать, но я не против поговорить о моей жизни. У меня есть друзья, которым можно доверять. А вот Мишу одноклассники задирают. Миша плачет и никому не рассказывает в школе, что его обижают. Я не знаю, как Мишу защитить. Я хотела поговорить с детьми, но не понимаю, как общаться с второклассниками. Решила, что если еще раз Мишу обидят, то я попрошу вмешаться классную руководительницу брата. Я переживаю за Мишу. У него проблемы со сном. Брат просыпается среди ночи и повторяет "мам-мам-мам". Когда мама его зовет, Миша не реагирует. Потом резко ложится и снова засыпает. Миша недавно прошел обследование, и ему прописали успокоительные. Вроде бы ничего страшного. Возможно, эти проблемы связаны с обыском и домашним арестом, с тем, что брату пришлось в последнее время пережить.

– Как Анастасия себя сейчас чувствует?

– С виду ок. Мама говорит хорошо, что снятся сны. Там она работает, гуляет и купается в море. Иногда снится Алина​.

– Какие новые обязанности у вас появились после того, как Анастасию арестовали?

– Вожаком семьи всегда была мама. Теперь многие обязанности перешли ко мне. Я научилась пользоваться стиральной машиной и посудомойкой. Я плачу за коммуналку, покупаю продукты, выбираю всем одежду. Последнее – самое сложное. Я прихожу в магазин, фотографирую одежду, дома показываю маме, потом покупаю то, что она одобрила. Я много общаюсь с мамиными друзьями, больше чем с ровесниками. Веду хронику домашнего ареста на своей странице в социальной сети "Фейсбук". Раньше я фейсбуком почти не пользовалась. Хорошо, что нас многие люди поддерживают. Мама страдает от недостатка общения и свежего воздуха. Она не может даже в подъезд выйти. Маме не хватает прогулок. Я за время ареста стала больше ценить свободу и радоваться любой погоде, когда можно выйти на улицу. Я стала много ходить пешком. А вот Миша почти перестал гулять. Он ходит из дома в школу и обратно. Получается, что у них с мамой один домашний арест на двоих.

– Что вы думаете об обвинениях в адрес Анастасии?

– Мы с Мишей спросили маму, зачем она этим занимается. Мама сказала, что она хочет, чтобы ее дети жили в свободной стране, где соблюдаются права человека. Мама хотела лучшего для своей страны, но кому-то помешала. Маму решили устранить по щелчку.

– Вы интересовались политикой до того, как Анастасию арестовали?

– Мы с мамой часто разговаривали о политике. Фейсбук я не вела, потому что мне была неинтересна эта социальная сеть. А сейчас много пишу туда, потому что надо призывать людей приходить на суды по делам политзаключенных. Я знала, что людей в России преследуют за инакомыслие, но до конца поняла масштабы беззакония, когда к нам пришли в обыском.

– Какие у вас политические взгляды?

– Я патриот и люблю свою страну. Я хочу, чтобы пенсии повысились, чтобы бездомным людям и животным помогали. Я хочу, чтобы в России была свобода слова. Но я не вижу достойного кандидата в президенты и не думаю, что в России что-то изменится в ближайшее время к лучшему.

– Как вы представляете свое будущее?

– Я готовлюсь морально, что маму могут отправить в колонию. Думаю, как мы будем выживать, если маму посадят. Думаю об этом постоянно, но надеемся, мы, конечно, на лучшее.