• Современное кино стоит перед вызовом технической революции, новые форматы изменяют само представление о кинематографе.
• Иммерсивный звук, технология 3D, виртуальная реальность и интерактивное кино сформировали новую нишу кинематографа будущего.
• Сериалы из продукта, который раньше смотрели между делом, сегодня превратились в важный феномен, формирующий общественную дискуссию.
• Кино по-прежнему остается самым массовым из развлечений. Оно может замениться новыми формами интерактивности, но не уйдет в прошлое.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Читайте Свободу в Телеграме

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Сергей Медведев: Будущее наступило 123 года назад: в 1896 году братья Люмьер представили свое знаменитое "Прибытие поезда", и с тех пор кино остается для нас некоей магической лампой, мы завороженно смотрим на белый квадратик экрана. Технологическая революция наступает сумасшедшими темпами, новые форматы изменяют само наше представление о кинематографе: сериалы, мобильное кино, виртуальная реальность, дополненная реальность. Останется ли в будущем кино таким, как мы его привыкли знать, сидя в переполненном темном зале?

Корреспондент: Переход от немого кино к звуку, от черно-белого к цветному, от пленки к цифре – каждый такой шаг стимулировал развитие киноиндустрии и помогал добиваться новых успехов. После перехода к цифре продолжают появляться все новые и новые киноформаты. Иммерсивный звук, 4К, технология 3D и даже виртуальная реальность и интерактивное кино уже сформировали новую нишу кинематографа будущего, обеспечивая полное погружение зрителей.
Одной из самых перспективных областей для 3D остается предварительная визуализация, где важную роль в процессе подготовки к работе над фильмом будут играть трехмерные сценарии, а также интерактивное кино, которое уже сейчас вполне демонстрируют нам некоторые игры от Sony playstation. Как поведет себя персонаж, что выберет – зависит от зрителя и нажатия кнопки, после чего игрока-зрителя ждет кинематографичная кат-сцена.

Хорошим примером будущего кино может стать и короткометражка, показанная на Каннском фестивале. Каждый кадр фильма "Новое пришествие" производства компании Atom films представляет собой панораму с углом обзора 360 градусов. Зритель сам становится оператором, и по ходу картины он может сам поворачиваться, смотреть, как реагируют на происходящее те или иные герои и откуда идет звук.
Что бы из новых технологий ни взяли на вооружение, мир кино останется таким же заманчивым, как и раньше. С каждым новым шагом будут расти и ожидания зрителей, а вместе с ними – возможности и перспективы киноиндустрии.

Сергей Медведев: У нас в студии Александр Павлов, доцент Школы философии Высшей школы экономики и заведующий сектором социальной философии Института философии РАН, и Николай Поселягин, доцент факультета гуманитарных наук ВШЭ.

Говорят, первый вопрос, который задает собеседнику Питер Гринуэй, когда с ним встречаются: знаете ли вы, что кино умерло? Что бы мы ему ответили в связи с нынешней технологической революцией? Останется ли старый формат кино, как мы его знали последние 125 лет?

Александр Павлов: В зависимости от того, что мы понимаем под старым форматом кино и что Питер Гринуэй имеет в виду под смертью кино. Дело в том, что Гринуэй – особенный, экспериментальный режиссер, он репрезентирует не обычное кино. У него даже была своя довольно громкая концепция, он сказал, почему кино умерло: теперь есть несколько диктатов – диктат экрана, диктат звезды. Обычный формат кино – это как минимум две категории: первое – это мейнстрим, то, что показывают в кинотеатрах, и второе – это фестивальный кинематограф, который, как правило, не показывают в кинотеатрах, в лучшем случае показывают на фестивалях. Есть фильмы, которые снимают сразу на DVD, VHS, то есть это кино по требованию: кто-то снимает, и ты, оплатив его просмотр, можешь получить его дома.

Есть разные форматы потребления кино. Если мы имеем в виду, что кино рискует исчезнуть в плане больших кинотеатров, то это совершенно не так. Кинематограф остается главным форматом развлечения. Для того, чтобы потреблять театр, нужно в нем разбираться, опера, балет – это не то чтобы для элиты, но это не вполне развлечение. Чаще всего люди знают, что четверг – это день старта проката, и они с четверга по следующий четверг ходят, покупая попкорн и газировку, для того чтобы получить удовольствие, посмотрев большой голливудский фильм.

Сергей Медведев: То есть большое форматное кино – это то, о чем Ленин и говорил: "Из всех искусств для нас важнейшим является кино", – потому что это массовый досуг.

Александр Павлов: Если мы возьмем любой другой формат развлечения массовой культуры: комиксы, видеоигры, популярные книги, – то все они становятся популярными только после того, как попадают на большой экран. Кино на самом деле остается самым массовым из искусств или из развлечений: естественно, оно никогда никуда не пропадет.

Николай Поселягин: Кино как сфера развлечения, как разновидность искусства – почему оно должно отмереть? Я думаю, оно заменится какими-то другими, новыми формами интерактивности, но само не уйдет в прошлое. В свое время боялись, что кино убьет театр, а телевидение убьет кино. Пока они разделили сферу влияния, но ничто не исчезло.

Сергей Медведев: Кинотеатр – продукт массового общества из той эпохи, когда была следующей за строительством больших оперных театров. Во что превратятся кинотеатры? Спилберг, например, считает, что если люди тратят сто фунтов на билет на футбол или на поход в оперу, то и кинотеатр должен дать какое-то тотальное мультимедийное зрелище, и человек должен выложить сто долларов за билет.

Александр Павлов: Вряд ли такой прогноз сбудется. Как мы видим сегодня, кинотеатры показывают новинки, технологически большое и сложное кино, его долго и сложно снимать – это требует больших вложений, а с другой стороны, кинотеатры должны быть обустроены таким образом, чтобы предоставлять зрителю новый звук, новую степень погружения. Таких кинотеатров в России немного, даже в Москве.

Сергей Медведев: Сейчас нет оттока аудитории из кинотеатров, нет такой проблемы для прокатчиков?

Александр Павлов: Понятно, что есть. Многие кинотеатры вынуждены выживать. Например, есть кинотеатры, которые специально с понедельника по среду устраивают дни киноманов, когда цена на все билеты фиксирована. Когда пойдет фильм, они соберут кассу с четверга по воскресенье, а затем люди могут спокойно прийти в понедельник и посмотреть этот фильм за относительно небольшие деньги.

Я бываю во многих кинотеатрах, там проблема со звуком, с техникой и так далее. Довольно сложно представить, что какие-нибудь крупные сети за пределами США смогут хорошо подготовиться, чтобы продвигать новый тип кинематографа, который будет показан именно на больших экранах. Кинотеатр зарабатывает большие деньги не только на показах, но также на дополнительных услугах, когда зрители покупают попкорн, газировку. В 2009 году все говорили: "Аватар" изменил кино, изменил нашу жизнь. Действительно, в следующие два года были очень популярны форматы 3D, все фильмы делали в 3D. Сейчас многие блокбастеры даже не делают в этом формате, сеансов в 3D в разы меньше, чем в 2D. Этот формат не прижился. Люди все-таки хотят посмотреть обычное кино, то есть кинематограф на данный момент – довольно консервативный формат. Вот одно из моих любимых высказываний председателя Мао – его спросили: на что будет похоже будущее? Он ответил, что солнце будет светить, деревья будут расти, а женщины будут рожать детей. И точно так же через 10–15 лет мы будем ходить в кино, смотреть его в формате 2D и есть попкорн.

Очень популярен еще один формат: вы приходите в кино, и вам транслируют постановку, которую показывают в Англии, в США и так далее. Один раз показывают живое представление, его записывают и затем транслируют на протяжении какого-то времени. Люди, которые хотят посмотреть театр, ходят в кинотеатр, что потреблять его на большом экране уже как кино.

Сергей Медведев: Получается, что кино – корневой, консервативный жанр, что людям нужны практики коллективного просмотра с ведерком попкорна.

Николай Поселягин: Это консерватизм не только формата, не только производителей кино, но в первую очередь консерватизм массовой аудитории. Если небольшие сообщества людей, которые готовы на риск, на своеобразные жертвы, готовы приходить смотреть в пять утра сложную интеллектуальную постановку в той же опере. Производители знают, что у них есть такая аудитория, которая пойдет на все, готова пожертвовать своим временем и комфортом, провести совместную интеллектуальную работу с постановщиками. Люди, которые рассматривают кино как развлечение, вряд ли будут готовы на какие-то серьезные эксперименты в жанре и формате. Может быть, сами производители и прокатчики хотят больше экспериментировать, меньше зацикливаться на консерватизме. Но если они рассчитывают на миллионы потенциальных зрителей, то они будут настолько консервативны, насколько консервативны их зрители. А те, конечно, будут консервативны, они будут приходить не для того, чтобы провести сложную интеллектуальную работу.

Сергей Медведев: Вечный вопрос: пленка или цифра – за чем будущее?

Николай Поселягин: Думаю, и то, и другое. Когда стал массово внедряться цифровой формат, думали, что пленка уйдет в прошлое, можно ее больше не выпускать. Тем не менее, сами режиссеры стали говорить, что для передачи оттенков, для цветокоррекции необходима именно пленка.

Сергей Медведев: Меня лично цифра раздражает, как и многих. Там какая-то пластмассовость изображения, а хочется живой фактуры, теплого лампового звука, пленки.

Александр Павлов: Есть люди, которые снимают только на пленку (Квентин Тарантино, например). Пленка – это действительно особый формат, от него никто не собирается уходить, если на это есть деньги, ведь на цифру снимать в некоторых отношениях дешевле.

Сергей Медведев: Говоря о новичках и цифровых прорывах: насколько радикально может кино изменить малые формы, такие как съемка на фотоаппарат, на мобильный телефон? Это нишевые истории, или они все-таки могут изменить формат кино в целом?

Николай Поселягин: В принципе, формат кино может изменить все, что угодно. По-моему, сейчас даже нет жесткого разделения между какими-то форматами малых форм, форматами экспериментального, фестивального, массового кино. В 90-е годы знаменитая сейчас и уже всем надоевшая дрожащая камера была прерогативой фестивального кино в духе "Догмы", либо, наоборот, во многом противоположность – Майкл Бэй, который считал это своеобразной своей находкой. Теперь ни один фильм в жанре боевика или катастрофы не обходится обходится без сцен с дрожащей камерой. С другой стороны, она продолжает существовать и в фестивальном кино тоже. Здесь нет никаких жестких границ, все достаточно подвижно. Есть всякие форматы в стиле скриншотов рабочего стола или в духе YouTube.

Сергей Медведев: А вот, скажем, дроны, возможность тотальной съемки? Может быть камера в очках, скоро, видимо, камеру можно будет встроить в человеческий глаз, куда угодно. Такая тотальная снимаемость как-то изменит кино?

Александр Павлов: Думаю, радикально – нет. Мини-веб-сериалы, кино на фотоаппарат, на айфон – это все одна маленькая история для тех, кому это может быть интересно. Это никогда не будет супермассовым. На айфон мобильное кино снимают около десяти лет, и все нормально, но мы все еще ходим в кинотеатры смотреть фильмы и есть попкорн. Кино претерпело огромное количество технических революций, и они будут, наоборот, помогать, развивать фильмы. Если говорить про технику, про дроны, это все равно будет большое голливудское кино. Техника важна, но она не может радикально изменить фильмы. Кроме того, возможностями колоссальных технологий могут воспользоваться далеко не все, потому что снять кино очень дорого, это может себе позволить Голливуд. А чем дороже вы снимаете кино, чем больше вложений, тем больше риск не окупиться. Именно поэтому многие снимают традиционно и не идут на риски. Вы можете себе это позволить, если у вас имя: вы – Квентин Тарантино, вы снимаете на пленку, да еще это подчеркиваете, и все идут смотреть.

Сергей Медведев: Техника техникой, но формат фильма радикально не меняется: это полуторачасовые, а не клиповые истории?

Николай Поселягин: На мой взгляд, радикальность подхода к фильму и существование нового формата – это две не взаимосвязанные величины. Наиболее впечатляющий результат, на мой взгляд – это еще немой кинематограф 1920–30-х годов, Дзига Вертов. Когда Ниццу снимают с вертолета, это смотрится гораздо более впечатляюще, чем сейчас, когда Ниццу можно снять с дрона. Тотальную снимаемость, тотальную визуальность демонстрировали многие режиссеры, и не только экспериментальные.

Сергей Медведев: Я хочу поговорить о новых социальных технологиях, социальных практиках просмотра, о том, насколько Netflix изменяет это все. Это отдельная параллельная история, это не уведет людей от большого экрана?

Александр Павлов: Netflix – это довольно важный и интересный феномен. Он некоторым образом уводит людей от большого экрана, потому что вкладывает десятки миллионов долларов в то, чтобы снимать целые фильмы. И хотя эти фильмы сделаны для того, чтобы их смотрели дома, их иногда показывают в кинотеатре. Самое главное: хотя они не рассчитывают на большой прокат, на то, что вы будете покупать эти фильмы по подписке, тем не менее, Netflix все равно играет в игру и с большим удовольствием предоставляет свою продукцию на фестивали. Даже был скандал – Канны после того, как там было два фильма Netflix, сказали: мы можем показывать только то, что было в прокате. И тут же Венецианский фестиваль сказал: не хотите – мы с удовольствием рассмотрим и покажем все, что предоставит нам Netflix. Тем более что Netflix предоставляет свободу режиссерам, которые не могли состояться, их не брали большие студии, потому что это слишком авторская история.

Сергей Медведев: Netflix – это в основном сериалы?

Александр Павлов: Помимо сериалов, они сами снимают и фильмы, вкладываются. Там выходит довольно существенное количество фильмов в год. Кроме того, они еще спонсируют талантливых режиссеров по всему миру, причем берут новичков, режиссеров, выпавших из обоймы, пытаются их вернуть. В рамках кинематографа Netflix идет на различные радикальные шаги.

Сергей Медведев: А сериалы – это параллельная история или некий новый прорыв? Вообще, сериал – это искусство?

Николай Поселягин: На мой взгляд, прочерчивание рамок, что считать искусством, а что считать не искусством, – вопрос не столько эстетический, сколько социологический. Если мы воспринимаем Netflix, как легитимирующую институцию, стало быть, мы воспринимаем и ее сериалы как искусство. Мало того, сама Netflix в последнее время довольно активно мигрирует в сторону больших голливудских форматов и все больше претендует на то, что ее продукция – это такое же искусство, как и то, которое предлагает Голливуд.

Сергей Медведев: У Александра вышла книжка "Престижное удовольствие" про сериалы. Почему такое название?

Александр Павлов: Сериалы из продукта, который мы смотрели между делом, которого мы стыдились, сегодня стали важным феноменом, некоторым образом формирующим общественную дискуссию. Если вы не знаете некоторые сериалы, это означает, что вы выпадаете из культурной повестки (например, был хайп вокруг "Чернобыля", новость на новости и так далее). Если вы пропускаете всю эту сферу культуры, в какой-то момент вы становитесь, как я это называю, поп-культурно безграмотным.

Скоро выходит первый перевод книги американского культуролога Генри Дженкинса "Конвергентная культура. Встреча новых и старых медиа". Он говорит, что популярная культура позволяет потребителям и фанатам участвовать в процессе производства, то есть вы можете снимать фильмы по мотивам "Звездных войн", используя игрушки, какую-нибудь атрибутику, и иногда это попадает на фестивали. При этом вы создаете целую дополнительную вселенную. В книге он рассматривает два старых шоу: "Матрица" и "Гарри Поттер". Было фан-сообщество, где писали фанфики: восемь штук насчитал один исследователь фильма "Бесславные ублюдки", где фанаты сидели и говорили, как бы могла сложиться жизнь героев, любовная линия и так далее.

Дженкинс рассказывает о ключевой для нас сегодня трансмедиа, когда вы получаете продукт, который на разных площадках предлагает потребителю разную информацию. Например, для того, чтобы понять вселенную "Матрицы", нужно было посмотреть сериал, поиграть в компьютерные игры и сделать еще много чего. Он говорит, что этот трансмедийный феномен позволяет фанатам входить в него в любом месте и осваивать вселенную, которая развивается в разных медиа. Проблема в том, что разные медиа действительно давали разную информацию. Одно из важных событий для "Матрицы" случилось в 2005 году, когда уже вышли все три части, вышла компьютерная игра, в которой был убит Морфеус. Многие критики, привыкшие смотреть кино, а не играть в компьютерные игры, говорили: мне для того, чтобы понять нарратив "Матрицы", достаточно посмотреть три фильма. Но Дженкинс настаивает на том, что это сложный нарратив. Любопытно, что выходит четвертая часть "Матрицы", и это уже будет не продолжение, потому что история закончена, но приквел.

Сергей Медведев: Как тяжело жить в современной культуре: надо не только смотреть сериал, но еще и играть в компьютерные игры!

Александр Павлов: Вот франшиза "Зловещие мертвецы": вышло три фильма, которые являлись культовыми, после фильма вышло несколько компьютерных игр, мюзикл, театральная постановка в Австралии. В 2016 году вышел сериал "Зловещие мертвецы" помимо римейка, который продолжал нарратив первых трех частей, то есть мы получили продолжение кинофраншизы в виде сериала. Поскольку он был не самым успешным, его закрыли после трех сезонов. Но летом сообщили, что собираются снять четвертую часть "Зловещих мертвецов".

Сергей Медведев: Сейчас, по-моему, собираются в России сделать франшизу "Метро" Дмитрия Глуховского. В данном смысле можно говорить, что сериалы – это тотальная альтернативная реальность, в которую вовлекают зрителей и слушателей?

Николай Поселягин: Да, это альтернативная реальность, но при этом она не просто предполагает, а требует, чтобы в нее включились. Вы много потеряете в собственной культурной идентичности, если не будете смотреть эти сериалы и играть в эти игры. У Netflix довольно выгодная позиция в том плане, что она не предлагает ходить на фильмы специально в кинотеатры, сидеть в удобных креслах: можно находиться в еще более комфортной обстановке, сидя у себя на диване. Чтобы подключиться к тотальной матрице сегодняшней культуры, даже не нужно выходить из дома.

Сергей Медведев: Мне кажется, это очень монопольная история, примерно то же самое, что делает Apple с потребителем: подсадили человека, а теперь говорят – докупай обновления и так далее. Бренд разветвляется и захватывает все твое пространство и весь твой кошелек.

Александр Павлов: Есть и альтернативные компании, которые производят сериалы, действуют надежными способами. Netflix, может быть, одна из первых, но монополии нет, есть конкуренция.

Сергей Медведев: Невзирая на все технологические новинки, гаджеты, способы съемки и просмотра, новые социальные практики типа сериалов, тем не менее, остается то же самое, что и 123 года назад: напугавшее публику "Прибытие поезда" братьев Люмьер. Остается магия просмотра, когда люди сидят в зале и смотрят в зажигающийся перед ними волшебный фонарь, в прямоугольничек белого экрана. Так что кино продолжается!