"Во время наших встреч мы много раз обсуждали политические темы, и во время этих разговоров высказывали антисоветские взгляды. В 1946 году я, когда мы с известным вам Скибой ходили гулять на территорию монастыря или вместе плавать, я говорил в антисоветском смысле о советской печати. Я заявил, что советская печать не так правдива и демократична, как в западных странах. Я имел в виду СМИ в Англии и в Америке… в разговорах со Скибой я говорил о том, что англосаксонские страны успешны в международной политике, заключают договоры и создают альянсы, строят рядом с Советским Союзом военные базы и стремятся к военной осаде и моральной изоляции СССР от внешнего мира".

Это фрагмент допроса, который проводили советские следователи с десяти часов вечера до пяти часов утра с Павлом Цибере, гражданином Чехословакии, незаконно вывезенным СМЕРШем в Советский Союз в 1947 году. До войны Цибере работал в посольстве Чехословакии во Франции, а во время войны – в госсовете при чехословацком правительстве в изгнании в Лондоне. Он был одним из сотен чехословацких граждан, осужденных за "шпионаж" и "антисоветскую агитацию" к многолетним срокам заключения в СССР. Этот фрагмент его допроса лег в основу обвинения и заключения в лагерях ГУЛАГа.

Судьба чехословацкого дипломата и политика Павла Цибере – одна из нескольких десятков историй жизни, о которых рассказано в трехтомнике "Чехословаки в ГУЛАГе". Работа над ним продолжалась более трех лет, а последний том этого издания напечатан в начале этого года.

По словам одного из авторов трехтомника, Адама Градилека, советские репрессии коснулись приблизительно 10 тысяч граждан Чехословакии и чешских соотечественников, которые переселялись на территории, ставшие позже советскими, в основном в XIX веке. В эту цифру не включены те, кто был казнен в Советском Союзе – 1350 описанных исследователем Мечиславом Бораком случаев. "В российских архивах можно найти еще много дел, – говорит Адам Градилек. – Но составить полный список будет очень сложно, поскольку даже родственникам расстрелянных не всегда сообщали о том, что их близкие были расстреляны".

Историк приводит случай Йозефа Яндуры, одного из 80 убитых во время самой массовой казни чехов в истории – в Житомире во время Большого террора. Дочь Яндуры узнала об истинной причине смерти отца только три года назад благодаря авторам книги, получившим возможность ознакомиться с его делом в украинских архивах. Супруга расстрелянного была уверена в том, что он погиб во время Второй мировой войны: такую справку выдали семье в 60-х.

Йозеф Яндура был одним из нескольких десятков жителей деревни Ческа-Крошна (сегодня она находится в городской черте Житомира), казненных из-за обвинений в принадлежности к шпионской повстанческой группе, якобы существовавшей на Волыни. Ознакомившись с архивными документами, чешские историки сомневаются в обоснованности обвинений и наказания. Родственники не знали ни о деле, ни о расстреле: их близкие в один день были арестованы и не вернулись.

В трех книгах серии "Чехословаки в ГУЛАГе" рассказывается о трех волнах советских репрессий. Первая волна – репрессированные в межвоенный период. В это время речь шла в основном о потомках чешских и словацких граждан, эмигрировавших в Советский Союз. Среди них были представители политической и экономической миграции. Вторая волна репрессий коснулась бежавших от нацизма в 1939–1941 годах из Чехословакии в СССР. Третья волна – репрессии после окончания Второй мировой войны. Это те, кого СМЕРШ после войны без суда и следствия вывез с территории Чехословакии. Впоследствии они были осуждены на многолетние сроки уже в СССР.

К последней волне репрессий относились и россияне, оказавшиеся в Чехословакии после революции и ставшие чехословацкими гражданами. В последнем томе книги рассказывается о судьбе Николая Быстрова. Он родился в Петербурге, а когда ему было 18 лет, с Белой армией оказался в Праге, где чехословацкие власти организовали акцию помощи тем, кто решил бежать из России после 1917 года. В Чехословакии он закончил юридический факультет и стал сотрудником министерства иностранных дел. У Быстрова было несколько причин не раздумывая покинуть Россию. Его матерью была аристократка Анна Джонсон, а ее брат Николас Джонсон был личным секретарем брата царя Николая II Михаила Александровича Романова. За месяц до убийства царской семьи их обоих в Перми расстреляли большевики. Внук Николая Быстрова Михаил, который живет в Праге, считает, что это была репетиция последующего за этим убийства в Екатеринбурге.

Михаил Быстров говорит, что сотрудники СМЕРШа обо всем об этом, видимо, не знали, так как в деле, на основании которого его дедушка был осужден на 10 лет лагерей, говорилось лишь о его лидерстве в эмигрантском объединении "Крестьянская Россия", а также о статьях, которые были обозначены как "антисоветские": Быстров предлагал пути устранения большевиков от власти, чтобы в дальнейшем Россия развивалась как социал-демократическое государство. Его арестовали буквально через два дня после освобождения Праги. Он предполагал, что так и случится, но уехать не успел. Определенную роль в этом, по словам его внука, сыграла супруга Анежка, которая настаивала: гражданину Чехословакии ничего не грозит. Николай Быстров – один из немногих граждан Чехословакии, которым удалось вернуться домой после заключения. Его сыну Владимиру до падения "железного занавеса" было запрещено заниматься журналистикой, и он работал переводчиком.

Смотри также

Николай Быстров: второе пражское поколение

Николай Быстров содержался в "Унжлаге" в Нижегородской области, и в одной из книг трехтомника авторы приводят свидетельство другого заключенного "Унжлага", тоже чехословацкого гражданина, Франтишека Полака:

"За кухней располагалась пристройка, где чистили и резали картошку и овощи. Здесь находился выход к мусорной куче, где валялись коробки от консервов, обрезки овощей, картофельная кожура, пустые бочки из-под соленой рыбы. Отсюда летом исходил жуткий запах, но это не отпугивало голодных заключенных, которые после прихода с работы до позднего вечера раскапывали эти часто тлеющие отбросы и ловили в них предметы, которыми хотели утолить свой мучительный голод: полусгнившую ботву, верхние листья капусты, картофельные очистки. Этих собирателей отбросов было очень много, их называли "шакалы", многие из них становились впоследствии пациентами больниц. Человек, познавший в лагере, что такое хронический голод, превращающий цивилизованного человека в полуживотное состояние, не мог осмелиться осуждать "шакалов". Из-за голода пожирали крыс, птиц и змей, искали отбросы около кухни, не раздумывая о том, что утоление голода принесет смерть".

О судьбах чехословацких граждан, арестованных после окончания Второй мировой войны, очень часто у местных властей не было почти никакой информации. СМЕРШ не выдавал документы даже родственникам. Поэтому информацию о насильно вывезенных в СССР чешские историки собирают благодаря семейным воспоминаниям. До сих пор неизвестна даже точная цифра, сколько было этих людей, потому что доступ к соответствующим архивным материалам в России нередко закрыт. "Руководители российских архивов, к которым мы обращаемся, часто действуют по настроению. Мне кажется, это связано со страхом. Им легче сказать "нет", чем выдать документы, а потом отвечать за свои действия", – объясняет Адам Градилек.

Тем не менее, по словам одного из авторов книги Яна Дворжака, родственникам репрессированных и ему как исследователю в нескольких, но не во всех, случаях удалось получить дела чехословаков из районных архивов ФСБ: "Процесс получения этих документов длился несколько лет, но нам удалось получить несколько дел чехов, которые были репрессированы в годы Большого террора: они осуждены за шпионаж в пользу литовской разведки. До настоящего времени такие обвинения я еще никогда не видел. В других делах о шпионаже обычно говорится о чешской, польской или немецкой разведке, о литовской я встретил упоминание впервые. В 1938 году такое обвинение означало единственное возможное наказание – расстрел, – говорит Дворжак. – Проблемы возникли у нас в Москве, где, даже несмотря на запрос нашего посольства, доступ к документам получить не удалось, однако мы активно работаем, например, с архивом Коминтерна, который частично рассекречен, а также в Российском государственном архиве новейшей истории".

О том, как удается узнать о чехословацких гражданах, незаконно осужденных на территории Советского Союза, рассказывается в третьем томе книги "Чехословаки в ГУЛАГе". Там есть материалы чешского журналиста Ивана Бржезины, который обнаружил письма своего прадяди Петра Зленко из Озерлага, разбирая документы в квартире умершей сестры его бабушки несколько лет назад. Зленко оказался в Чехословакии после поражения армии Украинской народной республики. Сначала он бежал в Польшу, где два года работал учителем в гимназии, затем отправился на учебу в Прагу, где окончил факультет библиотековедения. В анкете на получение чехословацкого гражданства Бржезина позднее так ответит на вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах он покинул родину: "1920, убежал от большевиков". Он устроился на работу в Славянскую библиотеку и женился на сестре деда Ивана Бржезины Марии. В браке они прожили чуть больше полутора лет: с 1945 года, после ареста СМЕРШем, и до конца своей жизни супруга никогда больше не видела мужа. Из Озерлага Зленко писал письма, каждое нумеровал. Их было больше сотни, но в Прагу доставили только 14. Зленко умер за несколько месяцев до того, как должен был закончиться его десятилетний срок заключения, 1 октября 1954 года от "общего истощения". Недавно в украинских архивах удалось обнаружить материалы его допросов, которые происходили в Киеве. Из них следует, что Зленко был осужден за то, что был офицером армии гетмана Скоропадского, а затем Директории УНР, что был членом, как они обозначены в деле, "антисоветских националистических организаций" в Праге: Ассоциации любителей украинской книги, Музея освободительного боя Украины, Республиканско-демократического клуба, а также издателем и редактором газеты "Украинская неделя", которая в деле обозначена как "белоэмигрантская" и "националистическая".

Подробности заключения и обстоятельства смерти Петра Зленко до сих пор в России засекречены. В чешских же архивах сохранилась лишь переписка с советскими дипломатами, так как сотрудники министерства иностранных дел Чехословакии пытались добиться выдачи собственных граждан, но в итоге в СССР все они были обозначены как "преступники" и последовал отказ.

Чехословакии удалось добиться освобождения своих граждан из лагерей ГУЛАГа во время Второй мировой войны, когда правительство в изгнании подписало договор об амнистии с Советским Союзом, чтобы сформировать армейское подразделение для участия в боевых действиях, в том числе из числа интернированных в СССР чехов и словаков. Впоследствии это соединение принимало участие, например, в боях за освобождение Киева в 1943 году. По договору, все заключенные чехи и словаки должны были быть отпущены (в реальности освобождена была только часть). Во время Второй мировой войны в ГУЛАГе оказались приблизительно 8 тысяч чехословацких граждан, убежавших в СССР из Протектората Богемии и Моравии, с территории Словакии, а также из Закарпатья (в составе Чехословакии официально называвшегося Подкарпатской Русью). Сколько из них вернулись домой благодаря амнистии – неизвестно, но и оставшиеся, видимо, не все умирали в заключении, некоторым удавалось вернуться позднее.

В Чехии в одном из архивов хранится карта СССР, на которой обозначены лагеря ГУЛАГа, где содержались чехословацкие граждане. Она составлена дивизионным генералом Гелиодором Пикой и его помощником Якубом Коутным. Собранные ими данные включали также рассказы освобожденных. По воспоминаниям помощника Пики Франтишека Янды, отпущенные были похожи на "руины человека", и каждый из них в первую очередь просил спасти тех, кто еще остался в заключении в СССР. Пика и Коутны после войны были репрессированы в Чехословакии после прихода к власти коммунистов в 1948 году: первый был казнен в тюрьме, второй умер в заключении.

Сотрудники Института по изучению тоталитарных режимов Чехии, которые составили трехтомник "Чехословаки в ГУЛАГе", продолжают собирать свидетельства репрессий в отношении чехословацких граждан: во Львове и Ужгороде сейчас оцифровываются тысячи документов, ставших доступными после 2014 года для исследователей. Они имеют отношение к советизации Закарпатья, начавшейся после освобождения этих территорий Красной армией в 1944 году. Тогда же начались мероприятия по присоединению Закарпатья к Советскому Союзу: чехословацкая делегация была допущена только на часть территории этого региона, а затем, из-за давления советских спецслужб, вынуждена была ее покинуть.