Подполковник госбезопасности Владимир Попов служил в КГБ СССР с 1972 по 1991 год, работал в Пятом управлении, в отделах, которые курировали выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество. В 1995 году он эмигрировал в Канаду.

В книге "Заговор негодяев" Владимир Попов рассказал о том, как советские писатели и спортсмены сотрудничали с КГБ, и назвал имена многих агентов. Отрывки из книги публикуются с декабря 2019 года на сайте "Гордон".

Одна из тем "Заговора негодяев" –​ созревший еще в 1970-е годы в недрах КГБ заговор, целью которого был захват власти в стране сотрудниками спецслужб. Ключевой фигурой этого заговора Попов называет генерала Евгения Питовранова, пользовавшегося особым доверием Юрия Андропова. В интервью Радио Свобода Владимир Попов рассказывал о своих выводах.

Мы публикуем главу из книги "Заговор негодяев", посвященную отношениям КГБ с Иосифом Кобзоном и авторитетным предпринимателем Шабтаем Калмановичем, который в 1987 году был приговорён израильским судом к 9 годам заключения за шпионаж в пользу СССР и провел 5,5 лет в израильской тюрьме. ​В 2009 году Калманович был убит в Москве. В 2019 году Следственный комитет ​объявил о раскрытии этого преступления.

В освобождении Шабтая Калмановича из израильской тюрьмы принял активнейшее участие известный эстрадный певец Иосиф Кобзон.

Иосиф Кобзон родился 11 сентября 1937 года в городе Часов Яр Донецкой области. В 1956 году он окончил Днепропетровский горный техникум. С 1956 по 1959 год служил в армии. Во время службы был приглашен в ансамбль песни и пляски Закавказского военного округа. В 1959 году стал солистом Всесоюзного радио. С 1962 по 1989 год Кобзон был солистом Москонцерта. В 1985 году Кобзон был приглашен на пост вице-президента по гуманитарным вопросам Ассоциации "ХХI век". Ассоциация была создана братьями Амираном и Отари Квантришвили, известными криминальными авторитетами.

В 1986 году по инициативе Кобзона был создан фонд "Щит и лира" социальной защиты работников органов внутренних дел. Кобзон стал его руководителем.

Популярный эстрадный певец с ярко выраженными качествами лидера, Кобзон не случайно оказался таким успешным. Он обратил на себя внимание сотрудников 8-го отдела 5-го Управления КГБ, осуществлявших разработку еврейских националистов и зарубежных сионистских центров. В начале 1970-х годов Кобзон пополнил ряды агентов этого отдела. Довольно скоро, как ценный агент, он был принят на связь лично начальником 5-го Управления КГБ генералом Филиппом Бобковым. Оставался он в этом качестве до добровольной отставки Бобкова в январе 1991 года. Их личные отношения сохранялись до самой смерти.

Кобзон многим был обязан своему патрону Бобкову. 5-е Управление КГБ, возглавляемое Бобковым, курировало Министерство культуры СССР и Госконцерт СССР, благодаря чему уже в начале своей сценической карьеры солист Москонцерта Кобзон имел самую высокую ставку за выступления. Бобков способствовал получению Кобзоном звания заслуженного артиста РСФСР в 1973 году, звания народного артиста РСФСР – в 1980-м и народного артиста СССР – в 1987-м. Не много было советских исполнителей со столь высокими званиями.

Высокие звания давали почет и материальный достаток, но в полной мере не удовлетворяли стремления Кобзона, выросшего в бедной семье, к реальному материальному благополучию. И снова помог генерал Бобков, тем более что в Кобзоне была большая нужда. Начиная с 1980 года Кобзон девять раз побывал с концертами в Афганистане, где выступал перед советскими воинами.

Но выступления перед военнослужащими не были главным заданием Кобзона в Афганистане. Во время поездок Кобзона в представительство КГБ в Кабуле стали поступать оперативные данные о контрабанде крупных партий афганских наркотиков, спрятанных в реквизите музыкального коллектива Кобзона. Представитель 5-го Управления КГБ в Кабуле майор Александр Евдокимов, получавший информацию о контрабанде, сообщал об этом в Центральный аппарат КГБ с рекомендацией провести тщательный таможенный досмотр багажа, с которым в очередной раз возвращался в Москву музыкальный коллектив во главе с Кобзоном. Но полеты в Кабул совершали самолеты советской военно-транспортной авиации с собственного базового аэродрома Чкаловский, расположенного в ближнем Подмосковье. Аэродром этот был военным и не имел таможенных постов. На неоднократно направляемые Евдокимовым в 5-е Управление КГБ телеграммы о необходимости проведения таможенного досмотра следовал один и тот же ответ: "Признано нецелесообразным". К началу 1980-х годов Иосиф Кобзон стал одним из первых советских нелегальных миллионеров.

Вернувшись через пару лет из командировки в Афганистан, майор Евдокимов с удивлением обнаружил, что места в 5-м Управлении КГБ, где он считался признанным асом оперативного розыска, за что был награжден высшей ведомственной наградой "Почетный сотрудник госбезопасности", ему нет. Состоявшаяся по его инициативе личная беседа с Бобковым подтвердила его опасения, и Евдокимов принял решение перейти в созданное в системе КГБ СССР Управление по оперативному обеспечению МВД СССР и милицейских органов на местах (Управление 3В). Здесь судьба свела Евдокимова с Геннадием Аршиновым, до нового назначения служившим в 3-м Главном управлении КГБ (военная контрразведка) и являвшимся куратором афганской линии. Именно к нему поступала информация из Особых отделов советского контингента войск в Афганистане, передававшаяся затем руководству 3-го Главного управления. Именно от Аршинова узнал впоследствии Евдокимов, что против таможенного досмотра Кобзона и его коллектива при возвращении из Афганистана возражал лично Бобков.

Когда советский агент Калманович оказался в израильской тюрьме, Бобков поручил Кобзону осуществление операции по вызволению Калмановича. С присущей Кобзону энергией и хваткой он взялся за порученное дело и с честью его выполнил. Для прикрытия действий Кобзона по вызволению Калмановича была использована версия о старой (неведомо откуда возникшей) дружбе Калмановича и Кобзона. "Мы подружились семьями задолго до моего ареста. Между нами не было никакой корысти, не было совместного бизнеса. Поэтому и возникла настоящая дружба", – рассказывал Калманович в одном из интервью, но не уточнял, когда именно они успели подружиться семьями, да и какими именно семьями. Кобзон был женат трижды; столько же раз был женат Калманович. Легенда о дружбе была прикрытием для деятельности агента 5-го Управления КГБ Кобзона. Калманович вспоминал:

"Что бы ни говорили про Кобзона, как друг он невероятно предан. За собственные деньги летал в Израиль, навещал меня. Иосиф был тогда депутатом Верховного Совета, и его не досматривали в тюрьме. Контрабандой он приносил мою любимую рыбу в томатном соусе, кильку, бычков и конфеты "Белочка"... Я никогда не забуду, как много он для меня сделал. Поднял на ноги всех. Люди, которых я никогда в жизни не встречал, по просьбе Кобзона хлопотали о моем досрочном освобождении... Кобзон привозил официальные письма от [Михаила] Горбачева, [Геннадия] Янаева, [Бориса] Пуго, [Александра] Руцкого с просьбой о досрочном освобождении. Причем в Израиле по аналогичным статьям отбывали срок еще несколько человек, но за них Горбачев, скажем, не просил. А письма эти Кобзон организовывал в одиночку, обивая пороги кремлевских кабинетов".

Очень трогательно. Особенно про бычков в томате и конфеты "Белочка". Калманович родом был из Прибалтики. Ему ностальгичнее было есть рижские шпроты.

Давление, которому подверглись израильские власти, было беспрецедентным. Посол России в Израиле Александр Бовин описывает эту поразившую его историю достаточно красочно:

"Никаких указаний из Москвы насчет Калмановича у меня не было. Был на эту тему примерно месяц назад разговор с Кобзоном (когда он приходил ко мне с Глазуновым). Но я как-то пропустил его (разговор) мимо ушей. Зря пропустил… Кобзон приехал в Израиль на круизном теплоходе вместе с художником Ильей Глазуновым. Его принимал премьер-министр Шамир… Помощник премьера спросил: "Возможно ли сделать портрет Шамира?" – "Пожалуйста", – ответил Илья Сергеевич. "Сколько это будет стоить?" – "Ничего, – ответил художник. – Только отпустите из тюрьмы Калмановича". Фамилию он прочитал по бумажке, подсунутой заранее Кобзоном...

29 апреля [1992 года]. Чудный день. Сижу на террасе гостиницы "Кинг Давид" (в ней, естественно, остановился Руцкой), пью кофе, жду развития событий. И они начинают развиваться. Из окна мне машет Кобзон, потом спускается. Выражает удивление, что посол России ничего не делает для вызволения из тюрьмы прекрасного человека Шабтая Калмановича... По просьбе Кобзона к израильскому руководству обращались: министр внутренних дел СССР Б. Пуго, вице-президент СССР Г. Янаев, народный депутат СССР Е. Примаков, премьер-министр Украины В. Фокин, министр культуры СССР Н. Губенко, вице-президент РСФСР А. Руцкой. Руцкой обратился к премьеру Израиля И. Шамиру и в качестве вице-президента Российской Федерации. Привожу последнее послание полностью:

"Уважаемый господин Премьер-министр!

В августе 1991 года мною было направлено письмо в Ваш адрес, в котором я просил Вас проявить чувство гуманности и освободить по состоянию здоровья бывшего гражданина СССР Шабтая Калмановича, отбывающего наказание в Израиле. Пошел пятый год его заключения. Состояние здоровья резко ухудшилось.

На встрече со мною в сентябре 1991 года г-н Арье Левин заверил меня, что Ш. Калманович будет освобожден на второй день после установления дипломатических отношений между нашими странами. С тех пор прошло достаточно времени, однако позитивного решения данного вопроса не последовало.

В этой связи я вынужден вновь обратиться к Вам с просьбой сделать все от Вас зависящее для досрочного освобождения Ш. Калмановича по состоянию здоровья.

С надеждой на понимание и на скорую встречу с Вами на древней земле Израиля.

Вице-президент РФ А. Руцкой. Москва. Кремль. 12 марта 1992 года".

Не уверен, что был (или есть) еще "бывший гражданин СССР", о судьбе которого так заботились официальные лица. Молодец Кобзон! ...[Я] сказал Кобзону, что меня стесняет посольский мундир, но попробую помочь. Мне не хотелось выходить на официальные каналы. Поэтому 13 мая с надежной оказией [я] направил приватное письмо директору СВР:

"Дорогой Женя! – писал я. – Тут на меня наседает "общественность" (и наша, например, И. Кобзон, и не наша) по поводу Калмановича. Почему я не настаиваю на его помиловании? Ответить легко – нет указаний настаивать. Но совестно так отвечать. Тем более, что человек отсидел уже полсрока и серьезно болен. В общем, я совсем было собрался идти к Шамиру, да червь чиновничьей субординации, взращенный в "застойный" и предшествующие ему периоды, не дает покоя. Как бы чего не вышло… Какой совет мог бы ты дать мне в такой ситуации? Заранее признателен. Твой Саша".

"Женя" – это директор Службы Внешней разведки Евгений Примаков. Бовин продолжает:

"Не знаю, может быть, "оказия" не сработала, но совет до меня не дошел. Решил действовать самостоятельно. 22 марта посетил Шамира и обратился к нему со следующим экспромтом: "…Я очень благодарен Вам, господин премьер-министр, за то, что Вы успешно способствуете устранению "колючек и ловушек" из области российско-израильских отношений. Тем не менее, некоторые колючки еще остаются. Одна из них – это, несомненно, вопрос о Калмановиче. Понимаю, что при упоминании этого имени у Вас, как говорят в Одессе, молоко в грудях киснет (тут скис переводчик). Но вопрос надо решать. Не буду повторять аргументы в пользу его досрочного освобождения. Они много раз приводились, ничего нового я бы не добавил. Я просто прошу Вас еще раз подумать над этим вопросом. Разрешите оставить Вам письмо по этому поводу".

Через несколько дней Бовин затронул тему Калмановича в беседе со спикером кнессета Довом Шилански. Тот обещал переговорить с премьером. 9 июня было получено письмо от генерального директора канцелярии премьер-министра Йозефа Бен-Аарона, где сообщалось, что дело Калмановича "изучается".

В июле 1992 года премьер-министром Израиля стал Ицхак Рабин, и в начале сентября Бовин направил письмо Рабину: "...Я не могу и не хочу обсуждать юридическую сторону вопроса... Время, когда в отношениях между нашими странами господствовали недоверие и подозрительность, уходит в прошлое. И пусть вместе с ним уйдет в прошлое и дело Калмановича – порождение этого времени. Досрочное освобождение этого человека могло бы стать еще одним свидетельством того, что путь назад закрыт, что Россия и Израиль смотрят в будущее".

1 ноября Бовин снова поднял вопрос о Калмановиче в разговоре с Рабиным. Информируя МИД об этом разговоре, он сообщал что "процедура займет еще полтора-два месяца". В декабре посол Израиля А. Левин передал Руцкому, что израильтяне решили освободить Калмановича "при условии его незамедлительного выезда из страны". 10 марта 1993 года президент Израиля подписал указ о досрочном освобождении Калмановича. 13 марта в Израиль прилетел Кобзон, предложил Бовину отметить освобождение "на троих". "Но мне представлялось неудобным встречаться в данной ситуации с Калмановичем. Поэтому на следующий день мы с Кобзоном отмечали "на двоих", – вспоминал Бовин.

Отмечать было что: Калманович имел доступ к международным счетам группы Питовранова, которыми оперировал до момента ареста. Через Кобзона он поставил Лубянке условие: освобождение в обмен на информацию о счетах.

По возвращении Калмановича в Москву Кобзон и Калманович организовали несколько акционерных обществ с названием "Лиат-Натали" – по именам своих дочерей. "Кобзон открыл мне все двери. Я ему очень за это благодарен", – говорил Калманович. На самом деле "все двери" открывал не Кобзон, а кураторы Калмановича из КГБ – Питовранов, Бобков и Иванов. Возможности у них для этого были значительные, несмотря на развал СССР. Но с самим Калмановичем Кобзон "раздружился". По словам Калмановича, "наши пути в бизнесе разошлись. Иногда мы встречаемся и вежливо здороваемся".

"Бизнес" тут был ни при чем. Поставленное спецслужбами перед ним задание агент Кобзон выполнил. На этом его обязательства в отношении Калмановича кончались. "Лиат-Натали", скорее всего, были платой Калмановича Кобзону на посредничество в деле освобождения из израильской тюрьмы. Никаких иных обязательств в отношении Кобзона у Калмановича не было. Это была одна из многочисленных операций советско-российских спецслужб. Только и всего. Основанием для дружбы она не являлась.