25-летняя бывшая сотрудница штаба Навального в Ижевске Анастасия Синельникова воспитывает маленького сына с особыми потребностями. Активистка рассказала, что силовики с целью политического давления пытаются обвинить ее в жестоком обращении с ребенком. По словам Анастасии, ее вызывают в отделение по делам несовершеннолетних под предлогом проверки неких "внутренних сигналов", гражданскому мужу активистки во время обыска по делу ФБК угрожали подкинуть спайс, а счет для получения алиментов на содержание сына был арестован.

– Осенью инспектор по делам несовершеннолетних полиции Ижевска сказал, что на меня поступила анонимка. В ней было написано, мол, я употребляю запрещенные вещества, алкоголь и веду аморальный образ жизни. Кроме того, в поклепе написали, что у меня двое детей, хотя ребенок у меня только один. В квартиру, где мы жили с мамой и сыном, пришел дознаватель и выяснил, как обстоят дела на самом деле. Мы с мамой заботимся о ребенке, иногда с ней ссоримся, но мы никогда не прибегаем к насилию. Бытовые условия у нас скромные, но приемлемые. Сын накормлен, обут, одет. Я делаю все возможное, чтобы он получал лечение. Инспектор увидел, как мы живем, и не нашел оснований продолжать проверку по подозрению в жестоком обращении с ребенком.

– С чем связаны подозрения в употреблении наркотиков?

– Перед приездом Путина 19 сентября в Ижевск мы планировали провести пикеты. Силовики в этот день вызывали меня на допрос по делу ФБК и отправили сдавать анализы на наркотики. Оснований проверять меня на наркотики у полиции не было, но я согласилась, так как мне скрывать нечего. Отрицательный результат анализа на присутствие в крови запрещенных веществ мне дали только после официального запроса, а координатору штаба Навального Резеде Абашевой, которую в этот же день проверили на наркотики, не дали совсем.

– Чем закончилась проверка отделения по делам несовершеннолетних?

– Они не нашли, к чему прицепиться, и отстали от нас на некоторое время. В феврале, перед поездкой полпреда президента в ПФО Игоря Комарова в наш город, я получила повестку в полицию. Меня вызвали на 10 утра, я в это время не смогла прийти. Я позвонила в участок и попросила перенести допрос на вечернее время. В этот же день днем к нам пришел участковый и сказал: "Поступила жалоба на крик из вашей квартиры". Никто в нашей квартире кричать не мог: сын кричит только, если у него гаджеты отбирают, и то недолго. Видимо, полицейские ждали меня в участке, не могли дождаться и заслали "казачков". Так не хотелось им полпреду испортить благостную картинку. В участке инспектор сказала, что вызвала меня после "внутреннего сигнала", мол, я употребляю алкоголь и наркотики.

– Что такое "внутренний сигнал"?

– На этот раз они не потрудились даже анонимку состряпать. Я предполагаю, что "эшники" сказали им отвлечь меня в день появления полпреда в Ижевске, а инспекторы выполнили приказ. Я, чтобы снять все подозрения в употреблении наркотиков, предложила прямо сейчас сдать анализы. Инспектор спросила, почему я до сих пор не оформила сыну инвалидность. Я ей объяснила, как в России проходит процедура получения инвалидности. Рассказала, сколько времени мы ждали приема у логопеда, какая очередь к окулисту. Инспектор стала предъявлять мне претензии, дескать, я затягиваю оформление инвалидности, и за это мне можно инкриминировать жестокое обращение с ребенком. Я ответила, что уже ушла с работы и трачу все время на походы по врачам.

– Инспекторы отдела по делам несовершеннолетних угрожали отнять у вас сына?

– Они намекали, что лучше мне сконцентрировать силы на ребенке, а не на политической активности. Я думаю, они понимают, как трудно отнять ребенка у матери, которая объективно чиста. Они прицепились к тому, что я долго оформляю инвалидность для сына, так как им больше нечего поставить мне в вину. Да и этот повод они надумали. Инвалидность детям с таким заболеванием дают только после наступления определенного возраста. Так, по крайней мере, мне объяснили врачи.

– Вас напугала проверка отделом по делам несовершеннолетних?

– Меня сложно напугать, но моя мама и гражданский муж очень беспокоятся, поэтому я на время отстранилась от политической деятельности. Осенью в нашем доме был обыск по делу ФБК. Следователи допросили меня, моего гражданского мужа и мою маму. Гражданский муж воспользовался 51-й статьей Конституции. Полицейские ему сказали: "Давай ты не будешь брать 51-ю статью, а мы не найдем у тебя спайс". Его это встревожило. У мамы во время обыска давление поднялось. Сын расстроился, потому что меня увезли в штаб Навального и не пускали в квартиру, где он сидел с бабушкой, до конца обыска. После обыска они заблокировали счет для алиментов от бывшего мужа, отца моего сына. Там было чуть больше 16 тысяч. Эти деньги я планировала потратить на лечение сына и подарки на его день рождения.

– Как вы оцениваете эти действия полиции?

– Они давят на ижевских оппозиционеров как только могут, используя слабые места. Моя слабость – мой ребенок. На мой взгляд, силовики не чувствуют границ допустимого. Во время допроса одного из активистов Ижевска "эшник" сказал ему, что я варю самогон и дерусь. Я тогда совсем разозлилась и написала "эшнику", чтобы он отстал от моей семьи. И добавила: "Кто обзывается, тот сам так называется". "Эшник" ответил: "Что за день сегодня".

– До того как вы стали выходить на протестные акции, у опеки или у отделения по делам несовершеннолетних были к вам претензии?

– Нет, конечно, никогда.

– Чем вы занимались в штабе Навального?

– Я писала тексты для соцсетей. Организовывала митинги и пикеты, стояла в пикетах.

– Почему вы решили поддержать протестное движение?

– Я в протестное движение пришла после рождения сына. На восьмом месяце беременности я узнала, что у сына будут серьезные проблемы со здоровьем. Ребенка я планировала, очень ждала, и у меня даже мысли не возникло отказаться от него. После рождения сына нам пришлось очень трудно. До декрета я зарабатывала около 30 тысяч – на них в небольшом городе Удмуртии, откуда я родом, можно было жить. В 2015 году, когда я вышла на работу из декрета, зарплаты сократили в два раза, многих работников уволили, а цены выросли. Маме пришлось уйти с работы, чтобы ухаживать за внуком. В обычном детском саду нашего городка у воспитателей не хватало сил и времени на ребенка с особенностями развития. Врачей, способных сделать обследования и поставить точный диагноз, там просто нет. Мы поняли, что не справляемся, и уехали в Ижевск. Здесь проще найти работу, выше зарплаты, легче получить лечение, хотя за многие лекарства и процедуры мне приходится платить самой. Сейчас мой сын ходит в обычный детсад Ижевска. Там к моему ребенку все хорошо относятся. Воспитатели стараются адаптировать сына и поддержать меня. Сейчас мы ждем очереди в коррекционный детский сад. До него надо будет добираться несколько часов в другой конец города. Нам трудно, но мы как-то выживаем, в отличие от одиноких мам, у которых нет бабушки и боевого характера. Я не представляю, как мамы детей с особыми потребностями справляются совсем одни, особенно в небольших городах и селах. В конце декабря в городе Можга Удмуртии подросток с ДЦП несколько дней находился в квартире с мертвой мамой. Женщина умерла от хронического заболевания. Он звал на помощь, но его никто не слышал. Мальчик попытался открыть кран с водой, не смог его закрыть, упал с коляски на пол, который затопила ледяная вода, и умер от переохлаждения. Я стала заниматься политикой, чтобы такого не происходило. Мне хочется, чтобы люди начали бороться за свои права, за социалку и контролировать власть. У детей с инвалидностью и их родителей много проблем, которые должно решать государство. Я хочу, чтобы государство выделяло больше денег на реабилитацию маленьких детей. Чем раньше начать реабилитировать ребенка с неврологическим заболеванием, тем больше шансов на выздоровление. Мне не страшно выходить на митинги и пикеты, я не боюсь силовиков. Мне страшно думать о будущем сына. Если я умру и некому будет пробивать стены, государство моего сына просто не заметит и он не выживет.

Комментарий Радио Свобода дала координатор штаба Навального в Ижевске Резеда Абашева:

– В день визита Путина в Ижевск меня задержали, когда я ехала на пикет на своей машине. Меня остановили сотрудники ДПС и отправили на медосвидетельствование. В результатах теста обнаружили следы фенобарбитала. По моему мнению, эти следы они мне сочинили – я рассказала полиции, что принимала вечером накануне поездки корвалол. Результатов теста я не получила даже после специального запроса, мне выдали только справку, что обнаружен фенобарбитал. Меня лишили водительских прав на полтора года, и сейчас мне трудно добираться в Ижевск из деревни, где мы живем с мужем и детьми. Мне особенно сложно без прав, потому что каждый день надо возить детей в школу. Я буду оспаривать лишение водительских прав. Я не вожу машину в состоянии алкогольного опьянения и не принимаю наркотики. Такие меры полиции я считаю способом борьбы с оппозицией в Ижевске. Отделение по делам несовершеннолетних ко мне тоже проявляло интерес. Инспектор по делам несовершеннолетних позвонила мне, сказала, мол, у меня большой опыт воспитания подрастающего поколения, и предложила встретиться, чтобы этим опытом с ней поделиться. Я думаю, что таким отчасти комичным способом полиция пыталась выведать у меня сведения о моей семье. Я встретилась с инспектором, так как мне скрывать нечего. Инспектор спрашивала, как мы с детьми без машины добираемся до города, какие у меня отношения с мужем, поддерживает ли он мои политические взгляды. Сотрудники Центра "Э" не случайно выпытывают личные сведения. Они таким образом нащупывают наиболее чувствительные точки, на которые можно давить. В случае с Настей – это ребенок. Настя ужасно переживала после проверок и подозрений, у нее нервный срыв случился. Действия инспекторов отделения по делам несовершеннолетних по отношению к Анастасии Синельниковой я считаю прямым политическим давлением. Я работала вместе с Настей, она с сыном приезжала ко мне в гости. Настя хорошая мать, и подозревать ее в жестоком обращении с ребенком абсурдно и несправедливо.