Можно ли положить в карман очередные обещания от Владимира Путина? Баттл на разогреве между Любовью Соболь и Ксенией Собчак. А также: заочный поединок президентов РФ и Беларуси 9 мая. Одинокий Путин, которого на несколько часов вывезли из бункера в центр Москвы, и Александр Лукашенко, который принимает рискованный парад с участием тысяч людей. А также: 20 лет после первой инаугурации Владимира Путина. Почему он внешне изменился куда сильнее своих тогдашних соперников по выборам? В программе "Лицом к событию" участвуют: политолог Глеб Павловский, историк Никита Петров, философ Владимир Мацкевич (Минск). Ведущая Елена Рыковцева

Полная видеоверсия программы

Елена Рыковцева: С нами Никита Петров. Сегодня мы говорим обо всем, что случилось за это время. А случилось 9 мая, до этого случилось 7 мая – это 20-летие инаугурации президента Владимира Путина. Главное – парад. И главное – еще один парад, который конкурировал с этим парадом, это был маленький парад для одного человека, а в соседней Белоруссии случился парад для другого человека, но с огромным количеством людей. Начнем с события сегодняшнего дня. Владимир Путин уже в шестой раз обратился к нации. Главное, что мы услышали, заключалось в одной-единственной фразе. Давайте ее послушаем.

Владимир Путин: Поэтому с завтрашнего дня, с 12 мая единый период нерабочих дней для всей страны и для всех отраслей экономики завершается. Но не завершается борьба с эпидемией.

Елена Рыковцева: Больше ничего не было сказано по этому поводу, что все это значит. Вы гражданин Российской Федерации, вам сказали: завтра выходные завершаются, а борьба с эпидемией не завершается. Вы идете на работу или нет?

Никита Петров: Дело в том, что имеющий уши да услышит. Всеобщие каникулы завершаются, а что начинается, не объявлено. Это значит, что та самая неразбериха с разговорами о том, что поэтапно вводится нормальный рабочий график и нормальный режим жизни, он как будто бы подвис в воздухе. А что поэтапно будет, рестораны когда откроются, когда учреждения государственные откроются? Что с остальными вещами, которые у нас? Это, конечно же, большая неразбериха. Скорее всего, люди будут дезориентированы. Они поймут так, что если завершается, значит можно выходить на улицы. Такие путаные заявления только подливают масла в огонь.

Елена Рыковцева: Если я правильно понимаю, то завершают платить за то, что вы сидите дома. Потому что, скажем, бюджетники получали свои зарплаты, пока они сидят дома, а завтра они уже работают. Но на работу их, может быть, не выпустят. Например, Сергей Семенович, который руководитель в Москве всей этой антикризисной программы карантинных мер, он скажет: нет, мы пока не работаем, у нас только стройки и промышленные предприятия.

Никита Петров: В таких случаях говорят: деньги никто, товарищи, не отменял. На самом деле государство нынешней весной показало свою полную беспомощность и нежелание что-либо делать, нежелание понимать нужды простого человека. Люди в данном случае полностью разочарованы, потому что многие вообще деньги не получают. Бюджетники получают хорошо, кто-то на такой работе, где ему платят, а мелкий, средний бизнес, отсрочка по платежам – нет этого. В данном случае пар недовольства может выплеснуться.

Елена Рыковцева: С нами на связи еще один москвич по прописке Глеб Павловский. Вы бы эту фразу как расшифровали: мы больше не сидим, выходные закончились, но борьба с вирусом нет?

Глеб Павловский: Заметьте, сперва объявили режим, который был не определен, а теперь его отменили опять-таки неопределенным образом. Это ведь не карантин. Это похоже несколько на известный черный анекдот, где муж держит жену за руки за краем балкона и говорит: "Ступай, я тебя отпускаю". Было понятно уже последние два выступления Путина, куда он ведет, чтобы не платить. Будет объявлен конец этого неопределенного карантина, недокарантина, тем самым расходы ваши теперь официально на вас. До этого возникал все время неприятный вопрос, кто бы заплатил за этот нежеланный, неожиданный отпуск, теперь вопрос снят – вы сами и заплатите. При этом, конечно, Собянин будет запрещать по частям, по мелочи разрешать, стройкомплекс, понятно, гастарбайтерам работать, другим нет. А Путин будет только разрешать, Путин ничего не будет запрещать, он будет освобождать вас от карантина, дарить подарки небольшие и только тем, у кого дети. Старики сидят дома, как идиоты, у них дети давно выросли, они не могут сказать, что у нас дети, заплатите нам. Простите, ваши дети уже большие.

Елена Рыковцева: К старикам обратились только с моральной поддержкой, их назвали словом "родные", сказав: родные, посидите еще дома. По поводу другой поддержки ничего сказано не было. Я расскажу в двух минутах про дебаты, которые состоялись как раз накануне того, как Путин вышел к народу. Состоялись между двумя женщинами-политиками – это Любовь Соболь и Ксения Собчак. Команда Алексея Навального обвинила Ксению Собчак, что она не хочет, чтобы всем раздали по 20 тысяч рублей, сказав, вы их все равно проедите. Она не согласилась с этими обвинениями, провела дебаты с Любовью Соболь, они пользовались большой популярностью в интернете. Наш корреспондент Анна Хламова час дебатов уложила в две минуты. Я считаю, что это подвиг. И там вся суть абсолютно, как на ладони, думаю, без искажения позиций.

Елена Рыковцева: Любовь Соболь тоже не говорила, что она высчитала с экономистами, сколько останется после того, что россиянам раздадут по 20 тысяч из Стабилизационного фонда. И Любовь Соболь не могла добиться ответа от Ксении Собчак, сколько останется в фонде, если раздача денег пойдет по системе, которую предлагает Собчак, а это выделить отдельным категориям граждан. Но самое смешное, что это совершенно бессмысленный спор, потому что после них вышел Владимир Путин и сказал, что мы выплатим работникам социальных учреждений в течение трех месяцев до 60 тысяч рублей, по 5 тысяч рублей в течение трех месяцев семьям с детьми до трех лет. Единовременная помощь по 10 тысяч рублей на ребенка с 3 до 15 лет. Пособия по уходу за ребенком увеличить в два раза – до 6700 рублей. И некоторые льготные поблажки предприятиям. Вот и все. Если мы сейчас спросим наших слушателей, на вас распространился этот подарок, опять нам позвонят и скажут: а мы не входим в эти категории.

Никита Петров: Это все и грустно, и смешно. Потому что спор о том, как платить и кому платить, он на самом деле затмевает главный принцип – платить или не платить. Государство в данном случае проявило себя абсолютно бесчувственным крохобором, который говорит: раз мы не можем определить точно категории, пока платить никому не будем. А раздачу денег всем подряд называть большевистским мероприятием просто смешно. Потому что большевики никогда таких вещей не делали и делать не собирались – это не та была система, чтобы раздавать деньги. В конце концов, когда мы говорим о помощи, ведь население увидело, что оно брошено на произвол судьбы. В течение этих недель так называемого карантина население просто увидело: на них наплевать. Кондыбайтесь, выплывайте, барахтайтесь сами, как можете. Кстати говоря, массовые выплаты даже тем, кто не нуждается в этих деньгах – это было бы довольно быстрое и эффективное мероприятие. Да, вроде бы мы здесь не видим нашей любимой бюрократической и чиновничьей адресности: а вот этому надо, а этому не надо. Пока мы будем определять, кому надо, а кому не надо, люди оголодают. Так нельзя.

Елена Рыковцева: Глеб, вы наблюдали за этой дискуссией двух политиков, вам, наверное, небезразличных, не чужих. Вы считаете, такие дискуссии об этой шкуре, они не смогли убить этого медведя вдвоем, никто не смог, не смогли выцыганить у Владимира Путина эти деньги, но в них все-таки есть смысл, чтобы как-то стимулировать, все равно показывать – мы хотим, мы требуем, мы даже спорим о том, какого размера должна быть шкура этого медведя?

Глеб Павловский: Половина времени у них, по-моему, ушла на оценки друг друга. Они слишком реагировали друг на друга, а не на содержание темы. Поэтому в итоге осталось не вполне ясным их собственное предложение. Понятно, что у Навального эти предложения есть, но было бы недурно, если бы Соболь их разжевала в этих дебатах. Тем более это касается Ксении Собчак. Если честно, мне показалось, что они не были готовы к дебатам, они пришли не готовые, так бывает. Получилась просто такая вязкая дискуссия, в которой ясно было, что эти две женщины друг друга не любят.

Елена Рыковцева: Ева из Пензы, здравствуйте.

Слушательница: Вы говорили про пособия, которые людям якобы должны были раздать. Дело в том, что с марта, как только объявили карантин в школе, где мы учились, учились мы в подмосковной школе, мы сразу драпанули к бабушке в Пензу, сидим тут на бабушкиной пенсии буквально. Потому что бизнес мой накрылся, пособие ежемесячное, которое должны были доплачивать мне, 212 рублей. Я бумаги не ходила, не собирала, не унижалась, долго в очередях стоять, я 212 рублей не получала, поэтому не являюсь зарегистрированной в соцслужбе. Я не получаю школьный паек, от соцслужбы никаких поступлений нет. В принципе вообще на нулях, средств нет к существованию совсем. А по поводу этих девушек, Соболь и Собчак, я посмотрела. Там, скорее, как будто девчонки дерутся, очень "мило" было.

Елена Рыковцева: События во Владикавказе тоже показывают, что люди не получали то, что обещали.

Никита Петров: Здесь как раз все это и отражается, и неготовность к подобным ситуациям со стороны власти, и нежелание власти думать о том, как быстро и эффективно выйти из создавшегося положения. По сути своей раздача денег как таковая выглядит на первый взгляд популистским шагом, но на самом деле это был бы правильный и спасительный шаг. Потому что когда нужно оказывать массовую помощь, некогда и нельзя думать о том, а вдруг кто-то другой, чужой, неправильный тут же эти деньги возьмет. Это то, что называется побочный эффект и незначительный риск. Не об этом нужно думать, нужно думать о тех, кто вообще не в состоянии сейчас добыть денег, кто не может пользоваться карточкой Сбербанка, кто не может сходить и получить пенсию на почте. Штрафуют несчастных стариков, которые выходят в надежде получить какие-то прибавки. Но это же позор, даже слов не могу подобрать.

Елена Рыковцева: Я не могу подобрать слов от тех кадров, которые я вижу по федеральным каналам. Нам показывают рейды, в которых участвуют корреспонденты этих каналов, они с повязками ходят с полицией по Битцевскому лесу и штрафуют тех, кто сидит на скамейках. С завтрашнего дня нам начнут показывать рейды против пассажиров, которые вдруг зашли в троллейбус без маски или в метро. Все эти рейды нам, как в старые добрые андроповские времена, показывают по телевизору. Кстати, 7 мая Владимиру Путину исполнилось 20 лет в качестве инаугурировавшегося президента России. Мы бы об этом с вами не вспомнили, если бы огромным сюжетом не разразился 3 мая, забыв про вирус, Первый канал. Он начал эфир программы "Время" тем, что нас ждет через четыре дня такое событие. Потом после этого события была программа "Москва. Кремль. Путин", в которой долго сравнивался Владимир Путина 20 лет назад и сейчас. Мы решили подверстать к этому сравнению еще троечку других кандидатов, про которых мы тоже до сих пор помним, они все, слава богу, живы, и посмотреть чисто визуально, как они все изменились за эти 20 лет. И устроим между ними соревнование, кто изменился больше всех четверых.

Никита Петров: Было, стало. 20 лет не шутки. Но самое печальное в этом даже не то, что люди стареют, люди меняются, а кое-кто не меняется, если взять политические установки и линии. Но то, что стало со страной за 20 лет, – это просто ужасно. Мы выстроили барьеры, мы уже воспитали с помощью внутренней пропаганды людей, я бы сказал, в совершенно агрессивно послушном стиле. Они, с одной стороны, вроде бы недовольны, а с другой стороны, они постоянно критикуют и власть в том числе за недостаточный патриотизм или недостаточную имперскость. Этот имперский синдром за эти 20 лет расцвел пышным цветом. Я могу сказать, что сегодня, когда придается особое значение дате 9 мая, это уже апофеоз той государственнической и имперской идеологии. Если вспомнить, что совсем недавно заявлял представитель России в ООН Небензя, это говорит о том, что есть определенная линия. Что он сказал конкретно: "Попытки переписать историю связаны со стремлением лишить Россию статуса одного из столпов миропорядка". Россия когда-то была столпом миропорядка в реинкарнации СССР, с тех пор растеряно все. Эти фантомные боли и попытки вернуть выглядят сегодня нелепыми. Мы множим вокруг себя и критиков, и недругов, потому что мы сами ведем себя так, что вызываем ответные реакции, а потом обижаемся, и выстраиваются эти барьеры. С чем, с каким багажом теперь наши дипломаты, в отличие от ельцинского времени, ездят на международные встречи? Например, на 43-й сессии ООН по правам человека в Швейцарии что говорит российский представитель: "Главные приоритетные задачи прежде всего – это традиционные подходы к борьбе с попытками героизации нацизма и ревизии итогов Второй мировой войны". То есть это главное. Когда мы сегодня видим, какой вызов брошен самой природой эпидемии, неспособностью справиться со многими вещами, которые являются последствиями этой эпидемии, это выглядит просто уже смешно.

Елена Рыковцева: Если они устроили это сейчас на фоне эпидемии, эту разборку с чехами безумную совершенно, чуть ли не до рицина дошло.

Никита Петров: На самом деле в том месте, где можно было бы действительно заявить одну простую вещь: да, мы, страна, Советский Союз когда-то, боролись с нацизмом в рядах антигитлеровской коалиции. Но почему-то не признать, что мы потом сделали неверные вещи, мы потом обрекли народы на длительное прозябание при социализме, при всех тех экономических экспериментах, которые у нас самих были. Но мы же этого не можем. У нас, как всегда, накануне Победы маленькие торжества сталинистов. В Твери сняли две таблички на здании бывшего областного управления НКВД, сейчас это медицинский университет, одна была посвящена нашим гражданам, которые были расстреляны, замучены, там была внутренняя тюрьма, вторая табличка расстрелянным польским гражданам из Осташковского лагеря. Причем было представление Центрального района Твери, там было сказано, что не подтверждаются эти данные. На самом деле все эти данные есть в Генеральной прокуратуре, в Военной прокуратуре. Велись же расследования, есть акты о расстрелах, которые состоялись тогда в Калинине. На актах не пишется же, что здесь во внутренней тюрьме расстреляли.

Елена Рыковцева: Мозолили глаза.

Никита Петров: В тюрьмах шли расстрелы – это всем известно. И было постановление Горсовета, которое давало разрешение на эти две таблички. Кто снял эти таблички? Не представители власти, а представители какой-то общественности, какой-то нодовец, таблички унесли. Это вандализм и беспамятство. И это накануне 9 мая. Что должны по этому поводу говорить за границей, у нас в стране? Это плевок в наших граждан, в их предков, кто был замучен, и это плевок в сторону Польши. После этого мы будем ждать, что поляки нам скажут: ой, какие вы молодцы. После этого мы будем говорить, что чехи сделали что-то не то? Мы сами, что делаем каждый день?

Елена Рыковцева: Глеб, кто из них больше всех изменился и кто меньше всех, на ваш взгляд?

Глеб Павловский: Мы можем пойти двумя путями. Можем сравнивать качество косметической хирургии, через которую прошли все без исключения, кого мы видели, с разным успехом. Но это требует экспертов, врачей, хирургов, косметологов. Я не являюсь специалистом в этом деле. Как ни странно, все четверо значительно более искренней были 20 лет назад, вот это интересно. Они выглядят более внутренне свободными, чем они же сегодня. У них менялась или не менялась, у кого-то сильно менялась программа, у кого-то ее не было, как у Владимира Вольфовича, вообще никогда, но у него был некий стиль. Они были более, я осторожно скажу, рискуя вызвать недовольство, более искренними и даже более честными людьми тогда. Сегодня они такие мумии, гомункулусы самих себя. Где-то там угадывается прошлый человек, но уже с трудом. И они ничего не могут сказать стране, вот в чем дело, но они могут играть. Играют некоторые лучше, некоторые хуже, мы тоже знаем, кто лучше, кто хуже. Они могут приколоть, но, в общем говоря, ты не поверишь ничему из того, что они скажут, они тебе не скажут правды никакой никогда, ни при каких условиях.

Елена Рыковцева: Я вдруг сейчас подумала, что достаточно давно страна живет в такой изоляции, Путин в изоляции. Вы заметили, что их к стране не подпускают, этих политиков. Они же раньше были в телевизорах, что-то комментировали. Их нет. Обратите внимание, что вся политика сейчас заменена совещаниями, которые проходят в Ново-Огарево виртуально, а лидеров партий вообще не существует, мне кажется, их отстранили, изолировали.

Глеб Павловский: Во время эпидемии их вообще нет, в разной степени их изолировали от страны, прямо скажем. Для всех, кроме Явлинского, эта изоляция была очень условной, скорее собственной и добровольной. Они ведь никогда не блокировались телевидением. Явлинский тоже ушел, был момент, когда он отошел в сторону, это где-то в середине нулевых. Потом, несколько лет подумав, захотел вернуться, но это возвращение было неуспешным. Конечно, есть цензура, есть система блокировок на телевидении – это очевидно. Но я думаю, что главное в них. Если бы они хотели быть политиками, дорваться до людей, они бы дорвались. Мы видели молодых ребят, которые дорвались прошлым летом до людей, у них было еще меньше возможностей, чем у тех, кого мы видели.

Елена Рыковцева: То есть просто им сказано – сидите тихо, не надо ни до каких людей дорываться. Мы вам свой телевизор не отдадим, и вы не дергайтесь.

Никита Петров: Им не надо было говорить. Просто один человек сказал: политикой в стране занимаюсь я. А остальные все прекрасно поняли. 20 лет назад они были свободны. В этом смысле Глеб Павловский абсолютно прав, они могли сказать гораздо больше, не опасаясь, какая реакция будет на те или иные слова. В каком-то смысле мы ушли от свободы.

Елена Рыковцева: А сейчас, когда их изолировали, они даже и не дернулись. Через интернет их, видимо, тоже изолировали.

Никита Петров: А самодисциплина? А самоцензура?

Елена Рыковцева: Мы сегодня будем говорить не только о Путине 9 мая, я представляю нашего гостя из Белоруссии – это философ Владимир Мацкевич. Ваш президент отличился тем, что, наверное, он думает, что он вставил фитиль всем остальным, он провел абсолютно полноценный большой парад, стоя на трибуне в маршальском мундире, подполковник запаса, окружив себя военными. Нам показывали, как сидят ветераны без масок, как люди поют, огромная толпа без масок, идут солдаты без масок, оркестр без масок. Это производит удивительное впечатление. С одной стороны мы понимаем, что он хотел своей стране показать, что у нас все хорошо, но с другой стороны холодный ужас охватил всех, кто это видел, за этих людей, за их будущее, что с ними будет через 10 дней, когда начинают проявляться первые симптомы. Это такой колоссальный эксперимент на своих людях, как мне кажется, был поставлен. Чего он достиг, каких целей?

Владимир Мацкевич: Эксперимент на людях в Белоруссии длится уже третье десятилетие. Действительно он очень хотел показать всему миру, что именно – очень трудно сказать. Скорее всего полновластие, демонстрацию силы, уверенности, конечно, не военной силы, а силы и возможности волюнтаристски управлять огромными массами людей. Не совсем это получилось, потому что, я не знаю, как показывали телеканалы этот парад, люди были только на трибунах. То есть это те, которые пришли по разнарядке, под давлением. Добровольных зрителей, людей, которые ходили бы на праздники, обычно на парады ходит масса зрителей посмотреть на все это, кому-то это нравится, кто-то забавляется, по разным причинам, с разными мотивами. Но на этот раз там людей не было. Зрителей, которые пришли бы просто посмотреть на это, никого не было, были только люди на трибунах.

Елена Рыковцева: Нет, показывали улицы, вдоль дороги стояли люди. Вы считаете, что люди думают, что все хорошо в республике, они не боятся? Или они думают, что им всей правды не говорят, и поэтому может быть кто-то из них не идет?

Владимир Мацкевич: Беларусь, наверное, единственная страна, в которой не был объявлен карантин официально. При этом какие-то карантинные меры принимались, они, наверное, похожи на те, которые принимались в Москве или еще где-то. В Белоруссии не очень испуганная публика, масок меньше, открыты заведения, в них, конечно же, очень мало людей сейчас ходит, но ничего специально не закрывалось. Закрывались какие-то публичные места и то не потому, что был какой-то приказ или регламент, а потому что просто люди перестали ходить, они засели дома. То, что не принимался карантин в Белоруссии, потому что Лукашенко точно знал, что платить ему за это нечем, никаких свободных ресурсов в бюджете нет. Он не собирался брать на себя ответственность за это. А поскольку не собирался брать на себя ответственность, нужно было пиаром как-то мотивировать отсутствие карантинных мер в стране. Долгое время отсутствовала какая бы то ни было информация о летальных исходах. Потом наконец, когда она появилась, были большие претензии к тому, насколько она адекватна, справедлива и так далее. Были конфликты с ВОЗ, специальную комиссию из ВОЗ привозили в Белоруссию, чтобы посмотреть на это все. Я думаю, что здесь есть и какая-то доля правды. Все-таки советская медицина, инфекционные больницы у нас в большей сохранности, чем в целом ряде других стран, включая постсоветские. Но никто не верит в достоверность официальной статистики. Неофициальную статистику как можно собрать? Кто-то кому-то говорит, что у него кто-то заболел в подъезде. Была забавная ситуация, когда был опубликован список номеров домов, в которых были тестированы случаи заражения, что является грубейшим нарушением защиты личных данных.

Елена Рыковцева: 9 мая было проанонсировано появление Владимира Путина, впервые за этот месяц, на воздухе. Было сказано заранее, что его привезут к Вечному огню. Нам не показали, как его подвозили, нам показали, как он возлагает цветы к Вечному огню, потом к каждому камню города-героя, особенно задержавшись у Киева почему-то. Сквозь деревья просвечивал кортеж в четыре машины, который стоял на дорожке Александровского сада, из чего мы сделали вывод, что его прямо в сад привезли из Ново-Огарево, видимо, увезут сразу. Закончился белорусский парад, и белорусское телевидение включило кадры Владимира Путина, который принимает в кремлевском дворике еще один маленький парад. Потом (нам на сайте "Кремлин.ру" пишут, что это Кремль) в три часа дня выкладывают маленькое видеообращение по поводу участия в виртуальном "Бессмертном полку", таким образом за этот месяц мы видим третий интерьер, в котором он находится: первый – это где проходят совещания, второй – пасхальный интерьер, когда он сидит на фоне камина, рядом с ним кусок кулича и чайная чашка, еще один интерьер показали 9 мая.

Елена Рыковцева: Я так поняла, что два портрета на стульях – это его родственники.

Никита Петров: Наверное, это те портреты, с которыми он сам пошел бы, будь это действие.

Елена Рыковцева: Он мог бы и один пойти, кстати.

Никита Петров: Во-первых, уже странное впечатление производит мини-парад для одного – это действительно что-то запредельное. Акцептация внимания на тумбе с надписью Киев – это, я бы сказал, какой-то тревожный знак, это какое-то буйство подсознания. Почему там надо было задержаться? Если мы вообще сравниваем Минск и Москву в части отмечания Дня победы, то это интересно. Это, кстати говоря, выводы отчасти в пользу Москвы, как это ни парадоксально звучит. Значит степень авторитаризма в нашей стране все же поменьше. Надо сказать, что Лукашенко боится своего народа меньше, чем наше руководство боится нашего народа. Потому что подобное можно делать в стране почти тоталитарной, в стране авторитарной. Акты волюнтаризма и командно-административного принуждения – а вот будет праздник несмотря ни на что – это на самом деле очень дурной знак. Но то, что у нас нет торжеств, это правильная вещь, потому что действительно сейчас это было бы не просто опасно, но и неуместно.

Елена Рыковцева: Но салют они все-таки устроили, причем устроили его грандиозным, 20 точек по всей Москве. То есть это абсолютно безусловный стимулятор того, чтобы вытянуть человека на улицу.

Никита Петров: Необязательно, это для инопланетян.

Елена Рыковцева: Глеб, как вы оценили всю эту картинку праздничную 9 мая?

Глеб Павловский: Это грустная картинка. Он был грустен. Картинки были выстроены тщательно, но бездарно. Во-первых, сперва он возлагал букет на фоне сияющих глянцевых сапог – это какая-то щедринская картина. Потом читал речь на фоне копья, направленного ему в лицо, и горящего букета. Так получилось, что они совместили букет с огнем. Но это все мелочи на самом деле, как и то, на чем он приехал и уехал, важно другое. Вся речь была какая-то не к людям, он не с людьми говорил. Даже там, где он хотел быть интимным политически в выступлении по поводу "Бессмертного полка", смотрите, там стоят хорошо мне знакомые, купленные еще в эпоху Павла Павловича Бородина бездарные совершенно статуэтки из мнимой бронзы, они не бронзовые на самом деле, а рядом фотографии родных, на которых сверху написано для ясности "Бессмертный полк". Зачем так писать, если это твои близкие, если это твой отец и мать? Это странно. Это более общая проблема. Наша система не считает нужным быть человечной, поэтому для нее абсурдно предложение раздавать деньги людям. Людей нет. Население делится на касты, сословия, группы, им можно помогать или не помогать. То же самое он говорил сегодня. Поэтому здесь этот не человеческий по сути язык выходит наружу, я бы сказал, вываливается из нашей власти. Она не может изобразить человечность даже там, где прямо это хочет. Но более важно политически другое. Ведь Путин принял образец Белоруссии экономический, экономическую модель помощи. Почему президент Лукашенко не объявляет карантин? Очень понятно, потому что у него нечем платить. Он хочет сохранить, выбирая между людьми и экономикой, он выбрал полностью экономику, зная, что люди как-то пристроились, знают, как заработать, он не хочет этим людям платить. Путин в середине карантина понял, что это выход для него. Такой наш недокарантин – это значит освободить себя от необходимости платить. И он пошел на это. Так что у нас гибридная белорусско-российская модель помощи людям.

Елена Рыковцева: Недаром о союзном государстве было столько разговоров.

Никита Петров: Здесь ключевые слова вполне ясные. Не только не хочет быть человечной система, она даже не хочет выглядеть человечной – вот это большая проблема. Она даже не делает вид, что она хотя бы обращена лицом к человеку.

Елена Рыковцева: Белорусский парад как будто более человечный, чем одинокий человечек на этом плацу, но при этом в нем тоже заложен элемент бесчеловечности, потому что это риск человеческой жизнью Зачем Путину нужны были эти два маленьких парада – это тоже большой вопрос. Он же мог просто положить цветы.

Никита Петров: Тут скорее начальственная логика. Это люди служивые, они должны ходить. Они в конце концов не отдыхают по домам. Так что в каком-то смысле здесь не подумал никто о том, что они тоже рискуют. Им как будто бы положено рисковать по их служивому и военному статусу. Это, кстати говоря, не удивляет. В общем контексте того, что мы наблюдаем, это вполне очевидно.

Елена Рыковцева: Владимир из Новороссийска, здравствуйте.

Слушатель: Я очень внимательно смотрел за всеми его выступлениями, выходами и появлениями в эфире. Из того, что вы сказали, это все именно так. Я отдельно хотел выделить эфир на ТРК "Мир" от 8 мая. Он там говорил о своем отце-добровольце, он там говорил о родине, и он говорил один, сзади него был один флаг, а журналист был отделен экраном, неизвестно, откуда он задавал вопросы, вытянувшись в струну. Это интервью федеральные каналы ни разу подробно не осветили. ОРТ дал одну минуту всего. Потому что оно было настолько неудачным. Многие люди, с которыми я говорил, передали, что он выглядел там больным человеком, на него было очень странно смотреть. Вы прекрасно отметили то, что он был один, он был почти полтора месяца один в бункере, он был один 9 мая. Он превратил в условиях коронавируса 9 мая в Путин день. Плюс Лещенко поет с балкона "День Победы" для всей нации.

ВИДЕО ВСЕЙ ПРОГРАММЫ