В российской Конституции говорится, что государство гарантирует равенство всех граждан, независимо от их расы. Однако в XXI веке в стране начался рост неонацистских настроений, группировки скинхедов нападали на иностранцев и представителей этнических меньшинств. В 2005 году как минимум 28 человек были убиты и еще на 366 были совершены нападения на почве расовой ненависти. В 2006 году Международная правозащитная организация Amnesty International в своем докладе отмечала, что "расизм в России вышел из-под контроля".

Как сегодня живут в России люди с другим цветом кожи? И как часто они сталкиваются с бытовым расизмом?

Young Masha и угрозы

Маше 22. Она мулатка с российским паспортом из Петербурга. А еще она популярный блогер. В инстаграме на ее блог @youngmasha подписаны более 80 тысяч человек. Есть у Маши аккаунт и в другой популярной сети TikTok. На прошлой неделе Маша выложила посты и записала серию видео, посвященных расизму в России.

После этого девушке стали поступать угрозы, в том числе убийством. И хотя у Маши российское гражданство и она всю жизнь прожила в России, незнакомые люди ей пишут, что "Россия для русских", а она сама – "обезьяна".

"Тема расизма стала больше обсуждаться: протесты в США сыграли свою роль. Поэтому я просто попала в инфоповод. Мне написал какой-то не очень умный парень и дал ссылку на группу, в которой все и началось. Хотя, если травля происходит, то зачем открывать ее источник? Это глупо. Я посмотрела. Потом сообщения, что я якобы оскорбляю русскую нацию, стали расползаться в другие паблики. Это очень большой резонанс приобрело – я даже не ожидала".

Машу пугает такая волна ненависти, она не знает, что делать. Сейчас она старается не выходить из дома в темное время суток и ходит только по людным улицам.

"На улицах могут говорить гадости. В метро говорят гадости. Я бы хотела, чтобы на меня вообще лишний раз не обращали внимания. Я иду по своим делам, мне не нужны ни комплименты, ни оскорбления – я выхожу не для этого".

Маша вспоминает, что очень долго была уверена, что она – точно такая же, как и другие дети. Но постепенно стала обращать внимание на колкие замечания, попытки пошутить. Ей было 10, когда она поняла, что она другая. "Я стала думать, что, наверное, это что-то плохое, раз у меня такой цвет кожи. Я не понимала, что с этим делать".

В детстве на танцах ее всегда ставили только в заднюю линию. "Я не вписывалась в общую картинку. Я сама тогда этого не понимала – мне потом мама рассказала. Я это воспринимала как какую-то несправедливость жизни".

Маша говорит, что у нее были проблемы с поиском жилья, потому что владельцы квартир в объявлениях не стесняются писать, что сдают только славянам.

"И вот не объяснишь, что я вроде не славянин, но у меня прописка питерская и здесь всю жизнь живу. Унизительно ходить по таким объявлениям. Однажды я пришла на просмотр, и хозяйка квартиры начала дергаться, что, может, она и не сдает квартиру. Я думаю, что такое люди делают из-за внутренней ксенофобии, с которой они не могут справиться".

Маша уверена, что о проблеме бытового расизма в России следует говорить.

"В России считается нормальным не сдавать квартиру, потому что это какие-то нерусские. Словно "нерусские" – это синоним чего-то нехорошего. Меня пугают заявления "Россия – для русских", потому что Россия – для тех, кто здесь живет. И я не знаю, что нужно делать, чтобы это изменилось. Просто говорить об этом, не бояться рассказывать детям, что в России живут более 200 национальностей и все имеют право на существование, что они такие же, как и другие, что у них своя культура, у кого-то свой язык. Это нормально, что мы разные и живем вместе, потому что всем должно быть комфортно в родной стране.

Смотри также

Патриархальный провокатор. "Мужское государство" и его король

Стелла и "мулатки спросят"

Стелле 27. Она тоже из Петербурга.

"У меня бабушка – русская, из Питера. В 70-х она вышла замуж за африканца из Руанды. Он учился в Питере в Гидромете. В 1974-м родился мой дядя, в 75-м – мама. А в 1976-м они уехали жить в Руанду. Но в 1994-м в Руанде начался геноцид, когда расстреляли всех тутси и всех белых. Моей семье повезло, нам удалось спастись. И в 94-м мы как беженцы вернулись в Петербург. Мне был годик, поэтому я ничего не помню о Руанде. Может, и к лучшему".

Отца Стеллы убили, потому что он был тутси.

Стелла рассказывает, что поняла, что она – другая, еще в детском саду. С пятилетнего возраста ей постоянно говорили "черная", хотя могли и "негром" обозвать. Потом стало еще хуже.

"С одноклассниками у меня были замечательные отношения. Но из параллельных классов мне доставалось. На уроке кто-то мог открыть дверь, крикнуть "в классе негр!" и убежать. Учителя никак не реагировали, как будто ничего не случилось. Я сама не подавала виду и не дралась ни с кем. Но я все понимала, просто шла домой и там тихо плакала у себя в комнате. Мне бабушка всегда говорила, что вот, ты не понимаешь, ты у меня самая лучшая, самая хорошая. Пыталась меня как-то утешить, говорила, что то, что я не такая, как все, это мой плюс, что меня солнышко любит. Но во всех сериалах, во всех мультиках все героини всегда были девочки-блондиночки, красивые. А я вот такая, с короткой стрижкой. Не могу сказать, что я была забитая – нет, я всегда была очень общительной, у меня много друзей. Но когда в школе начался период первых влюбленностей, я понимала, что я – гадкий утенок, что никто за мной ухаживать не будет и никаких отношений у меня быть не может. Если ты, например, полненький (а таких детей тоже могут обзывать), то ты можешь похудеть. А когда ты – черный, ты не побелеешь. Майкл Джексон, конечно, исключение, и то неудачное".

До сих пор Стелла старается обходить стороной любые компании подростков.

"Не знаю почему. Ведь необязательно, что они мне что-то скажут или ударят, но у меня все равно страх, так что я не люблю этих пацанчиков в спортивной одежде. К тому же я живу в не очень хорошем районе, тут опасно по вечерам. Если мне нужно вернуться ночью, то только на такси.

Я стояла на остановке, мимо проходили парни, которые по ходу так бросили: смотри, это проститутка. А я даже не одеваюсь так, чтобы кто-то подобное мог про меня сказать. Да еще так громко. Но может, они не думали, что я понимаю русский. У людей стереотипное мышление: если ты – черная девушка, то это значит, что ты – эскортница или проститутка".

Стелла говорит, что несколько раз ее не брали на работу из-за цвета кожи. Когда она училась на первом курсе, они с подругой хотели подработать промоутерами в крупных магазинах.

"Мы пошли на кастинг. Причем в объявлении не было написано, что нужны девушки славянской внешности. И мне в очень грубой форме девушка из агентства сказала, что я им не подхожу, типа чего приперлась. И мне так обидно стало".

Стелла и две ее подруги-мулатки запустили на ютюбе свое шоу "Мулатки спросят". Они обсуждают стереотипные представления о жизни чернокожих в России.

"В России, конечно, ко мне предвзятое отношение. За мной в магазине может ходить охранник, думая, что я что-то сопру. В метрополитене меня постоянно останавливают для проверки багажа или документов, думая, что я нелегал. И мне так обидно, потому что моих русских подруг никогда в жизни не останавливала полиция для проверки документов. Полицейские еще удивляются, когда видят, что у меня питерская прописка и вообще все в порядке.

Нет такого, чтобы я могла просто спокойно идти и на меня бы никто не обратил внимания, косо не посмотрел, чего-нибудь не сказал, не потрогал за волосы. Я мечтаю, чтобы меня на улице не замечали".

Родная сестра Стеллы, которой сейчас пять, говорит, что хочет быть белой.

"Теперь моя сестра размышляет так же, как я сама в пять лет. И мне очень обидно. Поэтому я и решила писать, чтобы более юные мулатки понимали, что и у них есть преимущества, что они вообще не одни. Хотя мне кажется, что в целом ситуация поменялась в лучшую сторону. Даже на мою сестру уже не так резко реагируют и не так косо смотрят, как это было в моем детстве. И нападений стало куда меньше, чем в начале нулевых".

Стелла говорит, что она куда комфортнее чувствует себя в Европе. В Испании ее все принимают за местную и обращаются на испанском в кафе и в магазинах.

В России ей часто пишут в инстаграме, что девушка все придумывает и что в России нет расизма. "Даже мой друг-мулат спросил, зачем я это все пишу, если понимаю, что все равно ничего не изменится. Но мне кажется, что если я буду писать, то может, хоть кто-то заметит эти посты и поймет, что правильно говорить не "негр", а "чернокожий, темнокожий".

"Убирайся в свой Дагестан!"

Лилу 32. Она работает арт-директором в детском издательстве. С 17 лет она живет в Москве, но родилась и выросла в Махачкале.

Сейчас у Лилу ярко-красные волосы и множество татуировок, а 15 лет назад у нее были длинные черные волосы и носила она темную одежду.

"С первого взгляда можно было понять, что я с Кавказа. Я чувствовала, что выделяюсь из толпы. В метро на меня обращали внимание и отсаживались, хотя я никогда не носила платков. Бывало, что люди открыто обсуждали мой внешний вид и называли разными словами, которые не хочется повторять.

Я сразу же закрылась от внешнего мира. Мне не хотелось ни с кем общаться. В университете я с осторожностью знакомилась со своими ровесниками, потому что мне казалось, что они смотрят на меня так же, как люди на улице или в метро, с таким же осуждением, что я понаехавшая, нерусская, еще какая-то. Но дальше каких-то шуток на тему того, что я необразованная кавказская женщина, не заходило".

Лилу вспоминает, что даже ее подруги-однокурсницы удивлялись, что она читала книги и смотрела много фильмов, потому что девушкам казалось, что на Кавказе уровень культуры и образования крайне низкий.

"Это была любимая шутка у всех: могу ли я зарезать овцу, сделать шашлык, станцевать лезгинку и все в таком духе. Даже одна преподавательница в институте посмеивалась над тем, что я со своей фамилией должна была сидеть в своей республике и не лезть в Москву, в такой прекрасный творческий вуз, и не мозолить ей глаза.

"Не помню, чтобы кто-то из однокурсников за меня заступился. 10 лет назад в Москве было абсолютно нормально называть всех чурками и хачами, шутить как угодно, а тем более над девочкой".

В ту пору про "понаехавших" Лилу постоянно говорили на улице. Сначала она удивлялась, пытала объяснять, что так нельзя говорить, но постепенно научилась не реагировать. Сейчас же окружающих куда больше раздражают ее многочисленные татуировки. Но когда люди узнают, что девушка с татуировками еще и с Кавказа, то эффект только усиливается.

"Мне нравится быть яркой. Я не хочу ориентироваться на общество, которое принимает меня или не принимает. Мне самой так комфортно. На самом деле это очень хороший фильтр.

У меня был яркий случай, когда я на фестивале в компании своих друзей общалась с их знакомыми. И все было хорошо, пока один из парней не узнал, что я из Дагестана. Причем это был тату-фестиваль, там все были татуированные, веселые, красивые люди. И вот тут он, спустя почти два часа, узнает, что я из Дагестана, и моментально меняется его реакция на меня. Только что мы стояли, общались практически как друзья, и вдруг он снимает футболку, под которой куча нацистской символики, начинает кричать, что он сейчас убьет меня. И если бы не мои адекватные друзья, с которыми я туда пришла, я не знаю, чем бы все закончилось. Оказалось, что он там не один такой, прибежал еще один парень, у которого были набиты свастики".

Лилу вспоминает, что в 2010–2011-м в Москве на улицах было нормально зиговать. Для неонацистов было в порядке вещей, проходя мимо кого-то нерусского на улице, крикнуть нацистский лозунг. Девушка сама с этим неоднократно сталкивалась, хотя не ездила поздно одна, ни с кем не знакомилась на улице.

"Видимо, этот мой животный страх чувствовали люди, которые не любят кавказцев. И они меня вычисляли в метро, на улицах. Однажды я шла по переходу на МКАДе, меня в кольцо окружили мальчики бритоголовые и начали обсуждать, какая я черная и как они меня сейчас побьют. Меня спасло только то, что, когда мы такой странной толпой вышли из перехода, на улице оказалось много людей".

Последние пять лет, признается Лилу, она с проявлениями ксенофобии сталкивается намного меньше. Ей хочется думать, что ситуация поменялась. Ненависть никуда не делась, но в реальной жизни с ней теперь столкнуться куда сложнее, чем онлайн: "Во "ВКонтакте" могли найти меня какие-то незнакомые люди и написать, чтобы я уезжала в свой Дагестан".

Лилу, смеясь, рассказывает, что ей встречались люди, которые не знали, что Дагестан – часть России, и интересовались, как она получила российское гражданство.

"Вопрос, что делать с этой ненавистью к другим, сложный. Может быть, если люди перестанут голодать, страдать, жить в нищете и все время думать о плохом, тогда они перестанут ненавидеть сначала себя, а потом и всех остальных. Конечно, наложились еще события в России в 90-е и нулевые, когда во всех терактах винили страшных кавказцев. Но при этом так же громко не говорилось о том, что и на Кавказе тоже были теракты, точно так же взрывали дома, точно так же убивали людей и продолжают убивать до сих пор.

Я сама несколько месяцев была беженкой, когда из-за второй чеченской войны мы вынуждены были уехать в Тбилиси. Тогда просто страшно было находиться в Махачкале, где постоянно кого-то взрывали и убивали. Нашу школу окружали танки, потому что говорили, что там заложена бомба. Ты в этом растешь, а потом приезжаешь якобы в безопасную Москву, где уже тебя считают террористом, хотя ты сам от этого бежишь".

Кристина

Отец Кристины приехал в Россию из Анголы учиться. В институте он и познакомился с женой – мамой Кристины. Мама рассказывала Кристине, что ей угрожали расправиться с детьми, поэтому она постоянно боялась.

"Мне было года 4. У меня была ванна для детей, я там всегда мылась сама. И я как-то попыталась отмыть коленки и не поняла, почему они не отмываются. Я говорю: "Мама, почему не отмываются?"

Когда я пошла в детский сад, некоторые дети, конечно, спрашивали, почему я другая. Но это было без агрессии в основном. Поэтому я не воспринимала это как дискриминацию".

В середине нулевых из-за нападений на африканцев в России Кристина вместе с мамой и младшей сестрой улетела к отцу в Анголу. Кристина тогда только окончила второй класс. Однако оканчивать школу Кристина решила все-таки в России, поэтому перед 9-м классом вернулась в Питер.

"Я здесь окончила 9-й, 10-й, 11-й. И сейчас учусь в институте. В школе тоже не было ничего сильно жесткого, потому что школа была не очень большая, но люди все равно интересовались: "Откуда ты приехала?" А я отвечала, что просто вернулась домой.

Возвращаться было прикольно, потому что со всеми друзьями мы потерялись, пока я жила в Анголе, так что мне пришлось строить взаимоотношения с новыми людьми. И тянулись именно те, кому это интересно, кто хотел узнать меня. А вот с дискриминацией я начала больше сталкиваться уже после школы, когда искала работу. До начала эпидемии я работала официанткой. Так мне часто отказывали, говоря, что у меня слишком яркая внешность. Бывало, что звонили из магазинов одежды или обуви, и я вроде им подходила. Мне говорили, что вы знаете английский – это плюс. Но в итоге, когда я приходила на собеседование, мне либо обещали перезвонить потом и не перезванивали, либо сразу говорили, что у меня слишком яркая внешность и поэтому я не подхожу. Доходило даже до такого, что я шла по улице, просто заходила в первое место, где написано "Ищем работника". И там тоже говорили: "Извините, вы нам не подойдете". И пришлось очень много мест поискать, чтобы что-то найти".

Кристина привыкла, что люди на нее пристально смотрят. И на улице кто-то может выкрикнуть: "О, черная!"

"Мне кажется, люди должны когда-то сами понять, что нельзя просто тыкать пальцем и что-то говорить. В российской школе детей не учили, что люди могут быть разные".

Информационно-аналитический центр "Сова" занимается исследованием проблем национализма и ксенофобии. Его директор Александр Верховский отмечает, что в России бытовой расизм очень распространен. В объявлениях пишут, что квартиры сдают только славянам, люди требуют, чтобы к ним приехал таксист только славянского вида.

"В США, когда говорят о расизме, понимают отношение, прямо связанное с цветом кожи. В России слово "расизм" редко используют, а для обозначения этого явления скорее скажут "ксенофобия", хотя это игра слов. Ксенофобия необязательно бывает этнической.

В России чернокожих мало, а этнического разнообразия – хватает, и плохого отношения по причине этнической инаковости тоже достаточно. Это может проявляться как угодно. Центр "Сова" занимается все же крайностями, когда люди применяют насилие. Но этого, к счастью, стало меньше, чем 10 лет назад. На рубеже нулевых и десятых годов пересажали участников банд скинхедов. Сажали по несколько сот человек в год. Так что государство в этой войне если не победило, то очень сильно прижало такого рода настроения, и убийств и увечий стало заметно меньше".​