Главным музыкальным символом протестов в Беларуси стала песня "Перемен" Виктора Цоя и группы "Кино". Окончательно в этом статусе она закрепилась после того, как два сотрудника минского Дворца детей и молодежи включили ее на городском празднике, спешно организованном властями для того, чтобы не дать провести на этом же месте митинг сторонникам оппозиционного кандидата в президенты Светланы Тихановской.

С этого дня "Перемен" играет в Беларуси буквально на каждом углу: песня на полной громкости звучит из автомобилей, проезжающих мимо демонстрантов по улицам Минска, жители многоэтажек включают ее в квартирах с распахнутыми окнами, "Перемен" во время митингов и шествий исполняют даже на волынках.

Владислав Соколовский и Кирилл Галанов, запустившие песню Цоя на празднике "Калейдоскоп творчества" в Киевском сквере в центре Минска, также стали настоящими звездами и символами белорусского протеста – но сами они узнали об этом лишь 16 августа, когда вышли из ставшей печально известной минской тюрьмы на улице Окрестина. В тот же день, когда они включили песню, их задержала милиция, а наутро суд после заседания по скайпу арестовал обоих на 10 суток за "мелкое хулиганство" и "неповиновение законному распоряжению должностного лица".

Сейчас Влад и Кирилл осваиваются в новой роли в ставшем новым мире.

– Как вы вообще попали за пульт концерта 6 августа в Киевском сквере?

Кирилл Галанов:

– Мы звукорежиссеры Дворца детей и молодежи, это центр и дом образования в Минске, центральный во всей Беларуси. У нас периодически бывают концерты, которые происходят на улице. Ну как концерты… у нас очень слабенькое оборудование. Маленькие концерты, скажем так. За три дня до 6 августа мне звонят и говорят: в Киевском сквере около кинотеатра ["Киев"], на ступеньках, все, ставим звук, будет концерт до 7 часов вечера. Я говорю: "Хорошо!" Вечером в среду звонят в 6 часов вечера и говорят: "В 8.30 уже надо быть во Дворце [детей и молодежи], едем, с самого утра надо ставить звук". И мы ставим звук.

Почему это происходит так резко и внезапно? Дело в том, что у нас в Минске выделили несколько площадок для предвыборной агитации. И одна из этих площадок была около кинотеатра "Киев". Площадки выбрали неудобные, куда неудобно ехать, маленькие. В последние дни [перед выборами] митинги Тихановской собирали тучу людей по всей Беларуси, и очередной митинг должен был пройти у нас. Внезапно на все места, которые были зарезервированы под агитацию, нашлись другие мероприятия. И нас обязали работать на концерте, поэтому мы туда приехали, понимая, что занимаемся какой-то грязью, что нашими руками делается нечестная предвыборная кампания. Мы это осознавали и пытались найти какое-то решение, говорили с руководством.

Владислав Соколовский:

– Мы с 9 утра четверга, когда поняли, во что нас втянули, пытались разговаривать с руководством, чтобы не участвовать в этом мероприятии. У начальства был такой аргумент: мы бюджетники, практически госслужащие, поэтому нам говорят – мы делаем. Поэтому мы, грубо говоря, психанули. Это было довольно спонтанное решение, чтобы просто показать – мы с этими людьми. Никакого умысла сорвать мероприятие у нас не было. Более того, там совсем не было понятно, кто за кем выступает – с 9 утра мы так и не увидели ни сценарий, ни порядок выступающих. Какие-то люди приезжали, что-то происходило, и до 19 часов людей в Киевском сквере не было.

– Но в итоге, как видно на видео, их пришло довольно много. Это были люди, которые пришли на митинг Тихановской?

Кирилл Галанов:

– Да, люди пришли далеко не на наш концерт, мы это понимали. Это так странно выглядело. Выступает артист, скажем так, с довольно провластной идеологией, люди хлопают, улыбаются. Я с большим уважением отношусь к этому артисту (баянисту Виталию Воронко. – Прим. РС), несмотря на его жизненные и политические взгляды (в июле Воронко записал песню "Батька" в поддержку Лукашенко. – Прим. РС). Мы специально не хотели, чтобы он стоял, чтобы было видно его лицо, когда мы включим эту песню, чтобы у него не было каких-то проблем. Я дослушал, как он закончит свою композицию, и подошел к нему, как будто произошла техническая заминка. "Виталий, тут нюанс возник". Он отошел, и тогда мы включили "Перемен" – скорее, чтобы поздороваться с этими людьми, которые пришли. Понятно ведь, зачем они туда пришли. Включили, чтобы сказать: "Мы с вами". Я это видел так: мы включим песню, нам похлопают, потом придет какой-нибудь начальник и скажет "убирайтесь". А потом выйдет Виталик выступать, и у людей уже будет более позитивное и лояльное отношение. И мы покажем таким образом, что мы думаем по поводу того, что мы здесь работаем.

– Что происходило дальше? Песня доиграла до конца? Видели ли вы человека, который в этот момент судорожно пытался вытащить провод из колонки?

Владислав Соколовский:

– Нет, она играла максимум минуту. К нам никто не подходил, не говорил "выключайте", хотя нам потом это вменяли. В какой-то момент просто пропал звук. Через 10 суток я увидел на видео, что какой-то чиновник просто с мясом вырвал провода. До этого никто не пытался разобраться, что происходит.

– Как вас задержали?

Владислав Соколовский:

– Была заминка, было видно, что никто не знает, что делать, никто вообще не понимал, что произошло.

Кирилл Галанов:

– Где-то полчаса мы стояли и решали, что делать дальше, продолжать концерт или нет.

Владислав Соколовский:

– Мне сказали: "Влад, иди, подключай дальше все". Я подошел к колонке, посмотрел, увидел, что там нечего подключать, потому что все провода вырваны с мясом. Потом прошло еще 15 минут – и нам сказали: "Вы свободны". Люди в сквере в этот момент кричали: "Свободу!" И нам сказали: "Раз люди требуют для вас свободу – вы свободны, мы в ваших услугах больше не нуждаемся". Не позже, чем через час, нас задержали сотрудники ОМОНа, посадили в автомобиль и отвезли в РОВД.

– Как вас вычислили? На вас уже была ориентировка?

Владислав Соколовский:

– За нами шел сотрудник с камерой.

Кирилл Галанов:

– Мы весь день были под солнцем, у нас была задача дойти до магазина купить воды. Мы покупаем воду и начинаем идти просто куда глаза глядят – где горит зеленый светофор, туда и идем. Я понимаю, что за нами кто-то следит. Нам навстречу идут люди и говорят: "Парни, у вас хвост". Я говорю: "Да, мы знаем". Так мы ходили, ходили, и, наверное, в самый удобный момент, когда было меньше всего людей, к нам подбежали два крепких парня. До Влада вообще не дотрагивались, а меня один аккуратно так взял за руку и говорит: "Стоять, куда направляетесь".

Владислав Соколовский:

– Предъявили удостоверения, никаких проблем по сути не было.

Кирилл Галанов:

– Мы понимали, что рано или поздно это произойдет, и думали: хорошо, что успели купить воды.

– Что было дальше?

Владислав Соколовский:

– Нас повезли в Центральный РОВД Минска. Там продержали около трех часов. Составили протоколы. Там же мы узнали, что при задержании мы, оказывается, сопротивлялись. После этого уже, после 12 ночи, повезли в ЦИП (Центр изоляции правонарушителей. – Прим. РС) на Окрестина.

Кирилл Галанов:

– На Окрестина, когда нас определили по камерам, нас сразу разъединили с Владом.

Владислав Соколовский:

– Да, по сути мы не виделись 10 дней, до 16 августа.

– Вы давно дружите? Вы стали символом протеста вместе, а как обстоит дело в жизни? Вы всегда не разлей вода?

Кирилл Галанов:

– Нет, мы скорее коллеги, у нас приятельские отношения. Мы можем съездить на дачу поесть шашлыки, но нет такого, что мы "друзья навеки".

– Когда вас привезли на Окрестина, там еще не было такого количества задержанных, как в следующие дни, то есть вы были свидетелями того, как изолятор заполняется задержанными?

Владислав Соколовский:

– На самом деле, до вечера 11 августа я вообще не знал, что происходит, потому что я 5 суток просидел в карцере без какой-либо информации. Какие-то слухи начали просачиваться вечером 11 августа. Самые жесткие воспоминания – это ночь с 11 на 12-е. Были слышны крики от избиений на улице, в коридорах. В камерах все просто забивались в углы – только бы не вошли к нам. Довольно страшно было.

Кирилл Галанов:

– У меня была щель в окне, я мог залезть на стол и посмотреть, что происходит, поэтому я это даже видел. Это было ужасно. Людей не просто били. Слово "убивали", наверное, не подходит, но и просто сказать "избивали" тоже нельзя. Это было настолько жестоко… Я не знал, что происходит на улицах города. Я думал: "Что эти люди сделали? Было вооруженное восстание? Эти люди вышли с автоматами на улицы? Откуда столько жестокости к ним?" Людей тащили уже без сознания, так их избивали.

– Сколько человек было с вами в камерах?

Владислав Соколовский:

– В карцере я был один. После карцера буквально на 5–10 минут меня забросили в 6-местную камеру, где было около 40 человек. Потом перебросили в камеру, где было посвободнее, человек 30 максимум. Перед этим у меня забрали одежду и обувь, я остался в одних трусах. В новой камере я провел где-то трое суток. Последние двое суток был "санаторий": сотрудники быстро "переобулись", вплоть до вопросов "Хорошо ли вас кормят? Сколько раз в день?". 16 августа, за пару часов до того, как меня выпустили, мне даже пришла передача.

Кирилл Галанов:

– Передача, которую передали в первый же день после нашего задержания. У меня вообще были полегче условия, чем у Влада. Вторую и третью ночь я тоже был в карцере. На остальные семь ночей меня завели в камеру к депортируемым. Потом две камеры с депортируемыми объединили в одну, потому что надо было освобождать камеры для людей, которых бьют. В итоге я сидел с людьми, которые даже не были белорусами. Я думаю, сотрудники не хотели, чтобы я пересекался с другими политзаключенными. Камера с депортируемыми была очень комфортным местом для мест лишения свободы, особенно на контрасте с карцером.

– К вам применяли физическую силу? История Влада уже наделала шума: он рассказал, что его избивал лично заместитель министра внутренних дел Александр Барсуков.

Владислав Соколовский:

– На самом деле, то, что говорят, преувеличивают. Меня никто не избивал, это были два удара, которые больше были "показательными", показать, кто здесь хозяин. Это, скорее, был метод психологического воздействия. Поэтому, если кто-то пишет "избивал" – нет.

Кирилл Галанов:

– Ко мне вообще никто никакого физического насилия не применял. Со мной был неуставной диалог, скажем так, со стороны одного из сотрудников, когда меня привели в ИВС и завели в карцер, и все. Но меня не били вообще.

Владислав Соколовский:

– Более того, со мной практически на протяжении всех 10 суток все сотрудники обращались на "вы". Понятно, что я находился не в отеле и не в санатории, но я не создавал никаких ситуаций, чтобы их спровоцировать, и они довольно адекватно реагировали.

– Причиной такого обращения с вами был ваш "звездный" статус, о котором вы сами еще не подозревали?

Владислав Соколовский:

– Думаю, да.

Кирилл Галанов:

– Определенно. В один из последних дней ко мне в камеру зашли люди и спрашивают: "Ну как, у тебя все нормально? Три раза в день поел сегодня?" Я говорю: "Да, все нормально, спасибо!" Они отвечают: "Ну, пойдем, помоешься". И ведут меня мыться. Я говорю: "А с чего это вдруг?" – "Ну, ты же не преступник, просто так получилось, мы все понимаем". Ведут меня помыться в нормальный душ, для сотрудников, там есть шампунь, все остальное. Говорят: "Постель вам принести?" В последний день про постель вспомнили.

Владислав Соколовский:

– С постелью у меня аналогичная ситуация.

Кирилл Галанов:

– Сказали: "У тебя есть 20 минут, мойся спокойно, никто тебя не потревожит". Мне казалось, что меня на расстрел сейчас поведут, как будто последнюю мою волю исполняют. Я не знал вообще, как на это реагировать.

– Когда вы вышли из изолятора, вы начали узнавать о том, что все эти дни происходило в стране, о том, что вы сами стали символами протеста? Какие чувства вы испытывали в этот момент?

Кирилл Галанов:

– Первое чувство – шок, как будто вышли в другой стране. Мы до сих пор, честно говоря, не до конца понимаем, что происходит.

Владислав Соколовский:

– У меня появилось чувство невероятной гордости за белорусов, за то, что я являюсь частью этих людей.

– Что вы почувствовали, когда услышали истории других арестованных, у которых все складывалось совсем не так, как у вас? Когда увидели видео происходившего на улицах города?

Владислав Соколовский:

– Это ужасно. Первые истории мы еще в камере узнали.

Кирилл Галанов:

– Я три ночи подряд пытался заснуть под крики людей, которых бьют. У меня до сих пор есть чувство, что я в этом как-то частично виноват. Я понимал, что вложил какую-то долю в то, что люди вышли на улицы.

– Министр внутренних дел Беларуси Караев говорит, что действия милиции были лишь ответом на агрессию протестующих.

Кирилл Галанов:

– Знаете, людей били настолько жестоко, что это нельзя оправдать. Я не знаю, что человек должен сделать, чтобы его так жестоко избили. Избили не потому, что человек что-то сделал неправильно, а просто так. Это я наблюдал своими глазами. Просто брали и били, не потому, что человек не подчиняется, убегает, сопротивляется. Я видел, как их просто били, когда у них руки за головой, и их в этом положении все равно продолжают бить.

– Как вы себя ощущаете в новой роли символов протеста?

Владислав Соколовский:

– На нас сейчас свалилась такая известность, и может создаться впечатление, что мы лучше остальных или лучше разбираемся в сложившейся ситуации. Это довольно опасная вещь, потому что если мы скажем что-то не то, это воспримут не так, как если это скажет обычный человек на улице. Мне очень не по себе от этого.

Кирилл Галанов:

– Гулять по улице сейчас особо не получается. Выходишь на улицу – и сразу такая паранойя, что за тобой везде следят. Ощущения очень странные.

– Со стороны кажется, что атмосфера на улицах Минска уже почти праздничная.

Кирилл Галанов:

– Определенно. В этот раз на улицы не вышли какие-то оппозиционеры. Вышли все, семьями, с детьми. Это действительно похоже на праздник. Нет такого, что какие-то "оппозиционно настроенные люди идут свергать власть". Просто люди идут, улыбаются. Потому что ложь очевидна, и люди знают правду.

– Можно ли с помощью такого непрекращающегося праздника добиться ухода Александра Лукашенко?

Кирилл Галанов:

– Самое главное, чтобы люди, которые понимают, что их руками творится что-то неправильное, что-то грязное, как это случилось у нас с Владом, умели принять правильное решение.

– Вы сами как-то планируете дальше участвовать в протестах и использовать при этом свою узнаваемость?

Кирилл Галанов:

– Мы планируем использовать узнаваемость в рамках помощи людям, которые пострадали.

Владислав Соколовский:

– Для нас тоже собирали средства, но они пойдут тем, кому они действительно нужны.

Кирилл Галанов:

– Мы, конечно, хотим много зарабатывать, машину, дом, но в этой ситуации важны правильные приоритеты, есть те, кому деньги сейчас нужнее.

– Почему вы выбрали именно песню "Перемен"?

Владислав Соколовский:

– Я сейчас расскажу, как это было. Это был довольно спонтанный выбор. Когда мы с Кириллом поняли, что мы не сможем соскочить с этого мероприятия, мы думали, что можно сделать, чтобы просто показать людям – "мы с вами, но просто за чертой, которой огорожена сцена". Изначально мы хотели просто поднять белые ленты вместе со всеми людьми, когда они начнут это делать. Но я подумал и сказал Кириллу: раз у нас есть звук, давай включим песню? И он отвечает: какую? "Перемен"? Выбор был достаточно очевиден. При этом, когда выступал баянист, Виталик, между его песнями с площади кричали: "Виталик, давай "Перемен"!" Так что это даже не наш выбор.

– У вас есть знакомые, которые раньше были за Лукашенко, а теперь отвернулись от него?

Владислав Соколовский:

– Сложно сказать, я всегда общался с людьми, не придавая особого значения их политическим взглядам. Но сейчас такая ситуация… У меня был интересный разговор с врачом, который был со мной в камере. Его зовут Андрей Витушко. Он подошел ко мне и сказал: "Я хотел бы поделиться с вами одним наблюдением. Я сидел и в 2010 году. Со мной тогда были поэты, писатели, музыканты – в общем, интеллигенция в основном. И они разговаривали о том, что что-то получится изменить только тогда, когда будут все. Я сейчас смотрю, кто сидит у нас в камере – у нас здесь все".

– Как вы думаете, точка невозврата для Лукашенко пройдена, вопрос только в том, сколько времени займет его уход от власти?

Кирилл Галанов:

– Да. Сколько времени это займет, я не знаю, но это в любом случае тот прецедент, который должен был произойти. Люди уже сделали огромный вклад, в том числе, проголосовав на выборах. Сейчас главный приоритет – это правда. У людей открылись глаза на то, что происходит. Многие до сих пор молчат, думая, что они люди подневольные. Происходит ложь, фальсификация выборов. Как тут можно молчать? Люди вышли, потому что сила – в правде, а правда – за ними.