Пять лет назад президент России Владимир Путин решил вмешаться в гражданскую войну в Сирии на стороне режима Башара Асада. С тех пор Путин уже трижды объявлял об окончании этой военной операции, однако российские военнослужащие, а также негласно спонсируемые Кремлем наемники, из компаний вроде "ЧВК Вагнера", по-прежнему находятся в Сирии и участвуют в боевых действиях. Помощь Москвы и Тегерана радикально изменила ход конфликта и помогла Асаду удержаться у власти. Однако установившаяся в сегодняшней Сирии при помощи Путина "стабильность" кажется очень шаткой и краткосрочной – причины, из-за которых началась эта война, никуда не исчезли. Как и самые разнообразные силы и организации, воюющие с официальным Дамаском и с российскими солдатами.

Когда ВКС России 30 сентября 2015 года нанесли первые удары по формированиям противников Башара Асада, война в Сирии шла уже более 4 лет и сирийский президент к этому времени ее почти проиграл. Летом 2015 года его армия лишилась, по некоторым данным, более 80 процентов личного состава, в основном по причине дезертирства. Противостояли Дамаску очень грозные противники – и так называемая "Сирийская свободная армия", созданная светской оппозицией, и курдские ополченцы, и радикальные джихадисты из террористических группировок – "Аль-Каиды", "Исламского государства" или "Джебхат ан-Нусра".

Все годы сирийской войны Кремль утверждал, что воюет в Сирии исключительно с этими и другими террористами, отрицая многочисленные обвинения, подкрепленные фактическими доказательствами, в уничтожении мирных жителей, применении кассетных бомб, обстрелах и атаках на позиции отрядов умеренной светской оппозиции и намеренном уничтожении гражданских объектов на территориях, взбунтовавшихся против власти сирийского диктатора.

Хотя официальной целью российской военной операции в Сирии была заявлена помощь Асаду в войне с терроризмом, конечно, Москва преследовала и другие цели. А именно – надолго закрепиться в регионе в военно-политическом отношении, вернуть влияние на Ближнем Востоке, утраченное в связи с крушением СССР, и отчасти взять под контроль восточное Средиземноморье (а значит – попытаться стабилизировать непредсказуемые и губительные для Кремля скачки и падение цен на нефть). В основном эти цели были достигнуты.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться

На днях министр обороны России Сергей Шойгу выступил с заявлением, в котором сообщил, что за прошедшие 5 лет в Сирии было уничтожено "более 130 тысяч боевиков". Российская авиация совершила в Сирии 44 тысячи боевых вылетов, и еще 420 были совершены самолетами авианесущего крейсера "Адмирал Кузнецов", когда он совершал боевой поход в Средиземное море осенью – зимой 2016–2017 годов. Россия надолго получила в безвозмездное пользование в Сирии военные базы, в первую очередь Хмеймим и Тартус (в порту которого теперь могут разместиться до 10 военных кораблей). Помимо ВКС России в сирийской войне в разное время были задействованы (многие до сих пор) сухопутные, воздушно-десантные и танковые войска, морская пехота, войска РЭБ, силы специальных операций, военная полиция и Центр специального назначения ФСБ России.

Российские потери в этой войне засекречены, однако Москва потеряла в Сирии с 2015 года, по разным оценкам, не менее 200 военнослужащих и как минимум 19 самолетов и вертолетов. Официальные данные по стоимости сирийской военной операции также засекречены. По оценкам западного центра стратегического анализа Jane’s Information Group еще на октябрь 2015 года, возможные траты России в тот период составляли от 2,3 до 4 миллионов долларов в день. По подсчётам РБК в конце 2015 года, затраты Минобороны России на операцию тогда составляли 2,5 миллиона долларов в день.

Что же произошло с теми, против кого сражались российские войска в Сирии, с теми самыми разными объединениями и группировками, которые Асаду при помощи Путина и других союзников по большей части удалось разгромить? Исчезли ли они навсегда или ушли в подполье? Как менялась картина сирийского конфликта на протяжении всех лет его развития и как повлияло на все оппозиционные Дамаску силы и движения вмешательство России в 2015 году?

К пятилетию начала российской военной операции в Сирии в Москве вышла в свет книга "Метаморфозы сирийской оппозиции", создатели которой, политологи-востоковеды, писавшие свой труд не один год, пытаются ответить на эти и многие другие вопросы. Один из авторов, старший преподаватель департамента политической науки Высшей школы экономики в Москве Леонид Исаев в интервью Радио Свобода так оценивает сложившуюся в Сирии сегодня военно-политическую ситуацию и будущее этой страны:

– За эти пять лет России удалось не только сохранить власть Башара Асада, но и почти ликвидировать умеренную сирийскую оппозицию, которая не просто была когда-то его главным противником, оспаривавшим его легитимность. Это была единственная сила, возможное будущее участие которой в правлении Сирией оказалось бы приемлемым для Запада. Вообще сирийская оппозиция – это уникальный феномен, потому что события, которые произошли на Ближнем Востоке, и в частности в Сирии в 2011 году, породили крайне пестрый по своим взглядам и идеологическим воззрениям конгломерат движений, партий, ассоциаций. Разброс и спектр этих движений действительно поражает – от, скажем, представителей разных феминистских движений до консервативных исламистских, от друзов и алавитов до троцкистов и националистов, от либералов до курдов и туркоманов.

Но если в начале "арабской весны" эта пестрота позволяла сирийским оппозиционерам успешно взаимодействовать друг с другом (всем, кто, так или иначе, несмотря на все свои расхождения во взглядах, во главу угла ставил свержение режима Асада), то во вторую половину сирийской войны разношерстность сирийской оппозиции, напротив, начала приводить к проблемам. И в конечном счете она привела к тому, что разногласий между самими оппозиционерами оказалось ничуть не меньше, а подчас и больше, нежели между оппозиционерами и режимом.

До того как Россия начала свою военную операцию в Сирии, всё медленно, но верно шло к тому, что Башар Асад рано или поздно, но власти бы лишился. Конечно, вмешательство Путина привело к тому, что у его противников не осталось никаких шансов. Да и вообще у всего сирийского народа не осталось никаких шансов, по крайней мере в краткосрочной перспективе, для того чтобы в Сирии по результатам этого 10-летнего конфликта все-таки произошли какие-то серьезные политические изменения. С одной стороны, ситуация стабилизировалась, об угрозе со стороны террористической группировки "Исламское государство" и других радикально-джихадистских структур, по крайней мере в настоящее время, можно забыть. Но при всем этом Сирия лишилась очень важного элемента под названием "политический диалог", который должен был в какой-то степени объединить все эти политические группы в отношении того, как дальше Сирия должна развиваться и какую государственность должна представлять. Россия и образ России среди подавляющего большинства сирийского населения сегодня очень негативный – из-за той политики, которую Кремль проводил там на протяжении последних 5 лет.

– Можете перечислить, кто среди тех, кто еще противостоит Башару Асаду, остался в числе основных игроков на поле сражения и кто из самых крупных когда-то, наоборот, канул в небытие?

– В ходе сирийского конфликта мы видели, что спектр оппозиционных сил и различных политических движений и партий был крайне широк. Если попытаться сосчитать все эти оппозиционные группы, которые возникали в Сирии за последние 10 лет, то их число будет измеряться, наверное, сотнями. Колоссальное число! Я думаю, что во многом это уникальный феномен для Ближнего Востока. Если говорить о том, кто остался из серьезных игроков, то, наверное, пока это исламистская коалиция "Хайят Тархрир аш-Шам", бывшая "Джебхат ан-Нусра", в Идлибе. Осталась курдская оппозиция, которая контролирует ситуацию на северо-востоке Сирии. Если же перечислять всех, кто канул в небытие за эти 10 лет, даже из крупных, то понадобится очень много времени.

Все-таки была террористическая группировка "Исламское государство", которая в какой-то степени тоже формально оппозиционная структура в отношении режима Башара Асада. Было огромное количество различных движений, которые в разное время имели достаточно неплохие шансы для того, чтобы в будущем получить весомую часть от сирийского политического пирога – но в итоге практически все из них исчезли. Во многом сейчас всё это оппозиционное движение ушло с театра военных действий и переместилось в переговорный процесс, где представлено различными выдающимися личностями, будь то в Женеве или на других переговорных площадках. Сейчас остались какие-то уже отдельные политические фигуры, нежели политические движения или партии.

– А как вы в вашей работе отделяете просто вооруженную оппозицию, самую разнообразную, от откровенно террористических группировок? Потому что мне кажется, что граница между ними часто совершенно непонятна и не видна.

– В качестве террористических группировок мы выделили "Хайят Тахрир аш-Шам" и "Исламское государство". Потому что в отношении этих двух группировок был и есть консенсус со стороны всего мирового сообщества. Что же касается остальных группировок, то мы их к террористическим не относили. Мы просто характеризуем их как вооруженную оппозицию, поскольку четкого общего определения в отношении них нет ни в мировом сообществе, ни даже среди отдельных государств. Можно, допустим, привести пример с тем же самым союзом "Джейш аль-Ислам", который Россия какое-то время сначала причисляла к террористическим организациям, а потом, напротив, начала причислять к оппозиционным структурам, к вооруженной оппозиции.

– Курдская оппозиция по-прежнему в Сирии крупная сила, которая к тому же стоит особняком ото всех? Или что-то меняется?

– Курдская оппозиция – это по-прежнему сила. Она вряд ли может считаться силой в масштабах всей Сирии, и вряд ли курды могут быть тем фактором, который заставит режим измениться в целом. Но от курдов зависит ситуация на подконтрольных им территориях, прежде всего на северо-востоке страны. Это одна из немногих сил, которая все-таки по-прежнему способна для себя, для своего локального пространства требовать от Дамаска идти на уступки. Другое дело, что курдская оппозиция также фрагментирована. Очень часто о курдской оппозиции говорят как о некоем едином фронте, который сражается против Асада, что неверно. Потому что среди курдов тоже крайне широк диапазон мнений – и в отношении того, как нужно относиться к режиму Асада, каким образом всем нужно строить диалог, и какова будет дальнейшая судьба курдской автономии, и в целом судьба Сирии, и так далее. И совершенно разные оценки разными лидерами даются в отношении того, что происходит, общие оценки сирийской гражданской войны. Тем не менее, даже несмотря на эту свою раздробленность, курдам удалось, по крайней мере, на определенной территории сохранить свое влияние на протяжении всех этих 10 лет войны.

Смотри также

Шатающийся трон. Почему Путин дает Асаду мало денег

– У вас есть еще интересная глава в книге, называющаяся "Внутренняя оппозиция". О ком идет речь?

– О той оппозиции, которая взаимодействует с режимом, причем в формальной плоскости. Иными словами, это те политические партии в Сирии, которые представлены в сирийском парламенте в Дамаске. К примеру, Коммунистическая партия Сирии или Сирийская национал-социальная партия, и так далее. Это движения, которые в какой-то момент времени, кто-то раньше, а кто-то позже, но все-таки приняли решение, что они изначально выступают за диалог с режимом. И они отказались от идеи, что Асад должен быть свергнут или уйти сам, и только после этого начнется их участие в работе действующих политических структур. Это немногочисленные, но все-таки партии, которые подчас, пусть даже и по формальным, незначительным вопросам, но все же определенную критику в отношении режима высказывают.

– Вы хотите сказать, что они хоть каким-то весом обладают, то есть это не совсем партии-куклы?

– В большинстве своем это, конечно, марионетки. Но есть структуры, например Сирийская национал-социальная партия, которая действительно обладает определенным политическим весом. Наверное, сейчас уже меньшим весом, чем, скажем, в 2016–2017 годах, но тем не менее. Во многом это те структуры, которые входили когда-то в единый блок с партией Баас. Но, конечно, сравнивая их с курдской оппозицией с террористическими группировками, с умеренной светской вооруженной оппозицией, безусловно, приходишь к ясному выводу, что их влияние в разы ниже.

– Как сами авторы книги оценивают перспективы и оппозиции, и режима Асада, и возможности переговорного процесса в Сирии?

– Я думаю, что выражу общую точку зрения всех авторов книги, если скажу, что мы весьма скептически смотрим на перспективы переговорного процесса в Сирии. И мы скептически оцениваем вероятность того, что сирийский политический режим изменится в ближайшем будущем. И, в общем-то, мы склонны считать, что Асад не просто устоял, но и во многом сохранил всю полноту власти, которую имел до "арабской весны".

Но при всем этом ситуация в целом в Сирии – плохая. И эта вот "стабильность", которой, в том числе и благодаря вмешательству Москвы, удалось временно добиться, это не решение проблемы – это откладывание решения, заметание мусора под ковер, называйте как хотите. И все те беды и невзгоды, в том числе и политического характера, которые в 2011 году привели к тому, что на территории Сирии началось восстание против Башара Асада и появилось столь пестрое и в определенные моменты времени мощнейшее оппозиционное движение, – все эти вещи рано или поздно в Сирии вспыхнут с новой силой. И вряд ли сирийцам удастся избежать очередного витка конфликта. Поэтому "стабильность", которую мы в Сирию привнесли, она временная и краткосрочная. Точку в сирийском конфликте ставить еще очень рано.